872 дня мужества: блокадники поделились воспоминаниями в годовщину освобождения Ленинграда
Особая дата в истории Северной столицы отмечается 27 января. В 1944 году в этот день была снята фашистская блокада Ленинграда, которая продолжалась почти 900 долгих дней и ночей. Оборона города на Неве стала символом мужества и несгибаемого духа советского народа.
Немецкие и испанские войска с участием добровольцев из Северной Африки, Европы, военно-морских сил Италии взяли город в блокадное кольцо 8 сентября 1941-го. Ленинград не был подготовлен к длительной осаде — запасы продуктов и топлива на складах не были рассчитаны на выживание в эктремальных условиях. В результате жители столкнулись со страшным голодом, холодом, почти полным прекращением транспортного движения. Блокада Ленинграда унесла не менее 649 тысяч жизней мирных граждан, которые погибли при артобстрелах, бомбардировках и от недостатка пищи и тепла.
В преддверии памятной даты корреспондент НЕВСКИХ НОВОСТЕЙ посетил Санкт-Петербургскую общественную организацию «Жители блокадного Ленинграда», которая была создана в 1989 году для объединения людей, переживших длительную осаду города. Участники объединения, те самые блокадники, поделились историями из жизни в осажденном городе, рассказали, чем приходилось питаться и объяснили феномен «ленинградского гена», который по сей день придает им сил.
Первые дни: паника нарастала постепенно
Зампредседателя Общества Нине Юрьевне Лебедевой было два года, когда вокруг города сомкнулось блокадное кольцо. Ни она, ни ее старший брат первых дней изоляции не заметили — взрослые оберегали. Волнение и паника нарастали постепенно. Родители Нины Юрьевны отказались от эвакуации, хотя для матерей с двумя детьми она была доступна. Но женщина не захотела оставлять мужа одного и считала, что семья должна держаться вместе.
«Действительно думали там ну месяц–два и с приветом мы их вышвырнем, а получилось все наоборот. Ну у меня вообще семья такая, что никто не паниковал. Мы все считали, значит мы должны так жить», — вспоминает Нина Юрьевна.
Манная каша, которая спасла жизнь
Больших запасов в семье не было, поэтому еды стало не хватать уже к концу сентября–началу октября. Маленькой Нине раз в несколько дней полагалась порция манной каши, которая и помогла пережить самое тяжелое время — зиму 1941–1942 гг.
«Я была маленькая и мама ходила мне получала манную кашу на Петроградской стороне. И в моей семье всегда говорили: ты спасла жизнь. Вот эту манную кашу мама делила: папе, моему брату, себе и мне. Мама разводила ее в воде, делала типа как супчик такой. Самое главное, что горячая вода, по крайней мере, была. Если бы не было воды, смертей было бы еще больше. А когда началась весна 42 года, собирали всю траву. Опять-таки соли не было, сахара не было. Весь город пошел собирать траву. Потом начали сажать капусту, какие то овощи», — рассказала наша собеседница.
Ленинградцы подъедали домашние запасы до последней крошки — находили и варили крупинки гречки и вермишели. Когда закончились последние остатки провизии, люди вынуждены были питаться различными суррогатами: варили одежду и студень из столярного клея.
«У меня в доме до сих пор хранятся остатки кожаных ремней, я когда была маленькая не понимала, что это такое. Семья очень быстро сообразила, их варили и делали типа бульона. Их отмачивали, долго варили. Ну, конечно, это было самое голодное время. Потому что с 22 ноября начала работать „Дорога жизни“, но все знают, как она обстреливалась. То есть такого большого достатка продовольствия в городе еще не было», — отмечает Нина Юрьевна.
Долгое время единственным спасением ленинградцев от голода была суточная выдача хлеба — 125 граммов. Правда, суточной она только называлась — выдавать продовольствие ежедневно не было возможности. Причем хлеб наполовину был ненастоящим — в него добавляли целлюлозу и даже опилки.
«Как люди выживали? Вот эти 125 граммов хлеба. Сегодня кусочек отломи, но знай, что завтра у тебя ничего не будет, кроме вот этого маленького кусочка. Причем ведь и хлеб был не каждый день. Потому что „Дорога жизни“ она и „Дорога смерти“.
Во-первых, хлеб был такой, который сейчас не испечь. Там были и опилки, там была целлюлоза, там были еловые иголки и какой-то кусочек муки. Причем мука была самая что ни на есть разная. Он был тяжелый хлеб, тягучий хлеб. Я вот этот вкус хлеба почему-то помню», — вспоминает женщина.
Жизнь в осажденном городе
Трудящееся население продолжало получать зарплату, поэтому изможденные голодом люди не отказывались от работы. Рядом с домом Нины Юрьевны был завод имени М. И. Калинина, который выпускал снаряды для «Катюш». На предприятиях трудились и дети. Собеседница НЕВСКИХ НОВОСТЕЙ рассказала, как ее, тогда еще только будущий муж, 14-летним ребенком работал на Кировском заводе, до которого приходилось идти пешком с Петроградского района.
На 12-й линии Васильевского острова функционировала витаминная аптека, где изготавливали специальный отвар из еловых иголок, которые также привозили молодые добровольцы. Именно этот сироп стал хоть каким-то спасением для людей, у которых из-за скудного рациона началась цинга.
«Почему у блокадников нет зубов? Началась цинга. И вот молодые девушки и ребята из загорода привозили елки, лапы елочные. Наверное, тогда они были более натуральные, чем сейчас. И из иголок выдавливали этот сок, ну по специальной системе, естественно. И этот сок разбавлялся какими-то химикатами. И работала витаминная аптека. То есть Василеостровский, Петроградский, Свердловский районы, Центральный приходили в эту аптеку за настоем витаминного напитка», — отмечает блокадница.
Чтобы спасти город от эпидемий, весной 1942 года все вышли убирать улицы. Нина Юрьевна вспоминает, что дороги были промерзшие, потому что из-за бомбежек в зданиях часто лопался водопровод, вода из труб текла на улицы. Было скользко и страшно, а вокруг стояли обгоревшие дома с пустыми окнами. Однако несмотря ни на что, Ленинград пытался продолжать жить. Той же весной 42-го возобновилась учеба в школах и институтах, студенты и аспиранты во время блокады умудрялись защищать научные работы. Работали библиотеки, а в апреле открылись и театры, артисты которых до этого выступали в агитбригадах.
Ленинградский ген
Такую самоотверженную волю к жизни Нина Юрьевна называет «ленинградским геном». По ее словам, от блокадников до сих пор никто не услышит жалоб на жизнь. Правда горло от воспоминаний по-прежнему перехватывает.
«Никто не может понять вот этот ген ленинградский. Вот нас взяли в осаду и город стал жить в этой осаде. Если бы не 872 дня, а 1872 — значит прожили бы 1872.
Это ленинградский ген, который действует и сейчас. Мне 83 года, я до сих пор не могу, чтобы у меня на завтра ничего не было. Если доедается булка, у нас последний кусок никто не съест, пока на завтра не будет батона. Вот так вот осталось внутри. Для меня блокада — это кусочек льда в сердце, который никогда не растает. И кусочек стекла, который все время колется», — поделилась ветеран.
«Дистрофиков не возьмем, они умрут дорогой»
Другая участница общества «Жители блокадного Ленинграда» Тамара Федоровна Лукина рассказа, что ее семью отказались эвакуировать, хотя детей было пятеро, самой младшей сестре — два месяца. Когда подошел вопрос об эвакуации, родителям Тамары Федоровны сказали: дистрофиков не возьмем, они умрут дорогой. Их дом на улице Ткачей разбомбили, поэтому многодетную семью переселили в подвал, расположенный рядом с нынешним ДК имени Крупской. Родители работали, часто и в дополнительные смены, куда их вызывали на замену умершим сотрудникам, а пятеро детей оказались предоставлены сами себе. Детские сады и школы закрылись, а перед юными ленинградцами встали гораздо более важные задачи. Вместе со старшей сестрой четырехлетняя Тамара Федоровна ходила в садик при Невском доме культуры, где они собирали палочки для печки и растения в пищу.
«Про питание лучше вообще не говорить. Кто постарше из детей, ездили на трамвайчике бесплатно на Бадаевские склады. Старший брат приносил маленькую коробочку творога и рожок или кефирчика или молочка. Ну вот было какое-то питание. Мы, конечно, чудом, наверное, выжили. Рядом с нашим подвалом была скорая помощь и врачи нас подкармливали: желтенькие шарики витамина С давали. Ели все, что было в доме — папины костюмы, мамины вещи. Жить было очень тяжело. Иногда дядя приезжал с фронта, какой-то паек привозил. Сейчас мы из-за этого все очень глубоко больные люди, но тем не менее, люди закалки»,— вспоминает Тамара Федоровна.
Дети блокады
Несмотря на условия, в которых приходилось взрослеть младшим Лукиным, добрые детские воспоминания у них остались. Тамара Федоровна с грустной улыбкой вспомнила, как радовались малыши, когда по улицам проезжали солдаты с военной техникой — для детей тех лет это было самое интересное развлечение.
«Дети есть дети. По улице Ткачей везут солдатики дирижабль, а мы: „дяденька, дай подержаться за веревочку“. Парни: „ну куда тебе за веревочку?“ Ну нас подержат за руку. Конечно, страшно вспомнить об этом. Я вообще книгу пишу и почему-то стихи стала писать. Сама не знаю почему. Может быть, в сердце осталось и никак не выкинуть. Но уже никого нет», — рассказала ветеран.
27 января 1944
Само собой, самым счастливым днем в жизни любого блокадника до сих пор является 27 января. Тогда маленькие Нина и Тамара не понимали, почему плачут родители. Сейчас ветераны и сами не могут сдержать слез в памятную дату, события того радостного дня остались в сердце навсегда.
«У нас 27 января — это всегда был праздник со слезами на глазах. У меня родители всегда плакали, поэтому для меня война — это слезы моей семьи. Не было такой радости в жизни, как когда пришел День Победы и День полного освобождения Ленинграда от фашисткой блокады», — разоткровенничалась Нина Юрьевна.
Подвиг ленинградцев стал примером мужества и стойкости для всего мира. Приказом Верховного главнокомандующего именно Северную столицу 1 мая 1945 года назвали первым городом-героем. О потерях среди мирного населения у историков до сих пор нет четкого мнения. На Нюрнбергском процессе жертвами блокады были объявлены 649 тысяч человек. Современные историки считают, что на самом деле число составляет не меньше 800 тысяч.
Второго подобного города в современных войнах не было. Больше никому не удалось выдержать столь долгую и жестокую изоляцию и выстоять. И нет в нашей стране большей святыни, чем камни Пискаревского кладбища, где покоятся 500 тысяч блокадников.