Падшие ангелы русского рока
Практически все российские рок-музыканты отказались от бунтарской сути своего искусства Давно я подбирался к этой теме. Сложная она. Даже не для понимания, а для изложения. Ну если вы это читаете, значит что-то всё же получилось. Итак, падшие бунтари. Ревякин, Кинчев, Шахрин, даже Егор Летов. И вопросы, вопросы. А чтобы сегодня сказал Цой, с кем был бы Высоцкий? Чтобы ответь на них придётся немного потрудится. И мне, и вам. Современное человечество изнемогает под грузом проблемы отчуждения. Чем более умным, мыслящим, сложным оказывается индивид, тем более одиноким и ненужным он себя чувствует. Конечно, мы научились убеждать себя и других, что живём интересной, яркой и насыщенной жизнью. И только, когда выходят мемуары и воспоминания близких, мы узнаем, что действительно скрывалось под оболочкой успешности и благополучия. Нередко, после неожиданно добровольного расставания с «прекрасной» жизнью. Франкл обозначил её как проблему экзистенциального вакуума. Свёл к индивидуальной, что верно лишь отчасти. Можно в качестве иллюстрации, предложить типичность ситуации перемещения из состояния успешности в тяжёлых условиях, в статус маргинальности в комфортных. От проблемы взаимодействия примитивной и высокоразвитой культур, до банальной смены работы с гораздо лучшими условиями, но в роли дилетанта. Но это иллюстрация носит вспомогательный характер, потому что здесь, дело, конечно, не в ущемляемом чувстве собственной важности. Осознаем мы это или не осознаем, мыслим или не мыслим, но чувство удовлетворенности, переживание полноценности проживаемой жизни, мы испытываем через переживание её осмысленности. А переживание осмысленности, в свою очередь, это своего рода сигнал психического о том, что в нашей жизни присутствует экзистенциальное. Того, что жизнь открыта, разомкнута в дух, имеет смысл за рамками самой жизни и её жизненной целесообразности. В исторически привычных и знакомых нам формах, такой выход в над-жизнь реализован во всех формах коллективных целей и ценностей. От - за свою родину и веру, до - ради детей и внуков. Причастность, «причащение» к всеобщему, данному через общее большого или малого множества, исправно служила нам долгие столетия и тысячелетия. Ярким примером именно современной формы «причащения» к экзистенции, служит волонтёрство, прежде всего наполняющего жизнь участника ощущением её осмысленности, смысла внеположного индивидуальным интересам и выгоде. Так вот, «проблема дня» собственно в том, что мы больше не верим в экзистенцию через коллективное, не чувствуем ее непосредственно, не переживаем психологически. Подражаем, имитируем, тужимся, убеждает себя и окружающих, но психологически ощущаем как подделку и имитацию. Строим эти деревянные самолёты, а бусы в них не появляются. А осознанно переживать и мыслить ее в формате индивидуальной экзистенции, в которой нам теперь и доступна ее подлинность. Реализовывать в моделях горизонтальных межличностных отношений. Мы совершенно не умеем, за рамками семейных и интимных отношений, которые тоже не у всех и не «как правило». Что уж говорить о социальных, бытовых формах жизненной активности. Но, если в цивилизованном мире сама эта проблема выявилась уже по результатам необратимых изменений сознания и социальной логики жизни, то России «откинувшейся» было после очередной «ходки», сами эти цивилизационные изменения стали доступны в уже оформившемся виде – «под ключ». И поэтому в комплекте с уже очевидными последствиями - проблемами. О чем мечтали бунтари, сражавшиеся с «мёртвым домом» Совка? Вот явно не о социальной атомизации и тотальном отчуждении. Они, да признаться и большинство из нас, а некоторые вопреки очевидному и до сих пор, рассчитывали, что в экзистенциальном ракурсе Запад окажется полным аналогом, своей экономической ипостаси. Столь же процветающим и благополучным. Но именно с этой стороны он оказался больным и изнуренным. И эту изможденность от слишком быстрого роста, в буквально наступающий на человека мир личности – они приняли за его индивидуальные черты, за характерность, за культурную особость. И тогда они бросились вспять, туда, где память о коллективной экзистенции была еще жива, да и чаема в идеальных образах, ради которых они с совком и сражались на музыкально-поэтических фронтах. А дальше все по канону: «сказали мне что эта дорога приведет меня к океану смерти. И я повернул обратно. С тех пор все тянутся передо мной, глухие, кривые, окольные тропы». «И не остановится, и не сменить ноги. Сияют наши лица, сверкают сапоги».