Поезд милосердия. 5
( Продолжение. )
НОЧНЫЕ ДЕЖУРСТВА
В рейсе порожняком предыдущую ночь перед погрузкой дежурила по эшелону. Обязана была являться к каждому военному коменданту на всем пути. На территории, где прошла война, разбито все. И пришлось всякий раз комендатуру искать в подвалах близ станций или в землянках. Темная ночь и тщательная светомаскировка усложняли поиски. И бежишь по незнакомой земле. Найдешь уставшего офицера, уточнишь дальнейший маршрут движения и бегом обратно.
Всю ночь следишь, как бы не прозевать следующую большую станцию. Состав мчится что-то подозрительно быстро. Надо пройтись по нему: все ли в порядке в пустых вагонах. После этого ночного дежурства днем готовилась к приему раненых. Ночью грузились, а на следующий день опять придется стать “белкой в колесе”. И надо же такому случиться: на третью ночь, согласно графику, I и дежуришь по госпиталю. Это особенно ответственная ночь - если не считать дежурных санитарок, ты остаешься один на один с 360-ю ранеными всех шести жестких нагонов. (В кригеровских несет дежурство кто-то из старших сестер).
Своих-то ты немного знаешь, а что ждет тебя в других вагонах? Список отяжелевших неполный, ведь каждый час могут быть неожиданности.
Приближение ночи у многих усиливает боли, других охватывает беспокойство, сдают нервы.
Курсируя по эшелону, быстро перебегаю между вагонами - в переходах, где шум движения особенно силен, а металлические соединительные пластины в темноте шевелятся как-то необычно и бренчат угрожающе под ногами. По вагону иду совсем неслышно, не хлопаю дверями. Усталые, измученные дорогой люди уснули. Но какой-то полуночник окликает:
- Сестра, сделайте укол, не спится.
- И мне укол, раны болят нестерпимо...
Врача можно пока не беспокоить. Щупаю пульс.
- Сейчас, милые, сделаю инъекцию, и вы непременно уснете крепко-крепко, - успокаиваю и ввожу в темноте по кубику физиологического раствора. Затихли.
Но нередко приходилось обращаться к врачу. То температура подозрительно высока, то боли совсем нестерпимые, то с пульсом нелады... Боец с забинтованной головой на нижней полке много спал. Пришел он в вагон на своих ногах, но через сутки стал инертным, отказался принимать пищу, пульс его еле прощупывался.
Ночью началась рвота, хотя почти ничего не ел. Послала санитарку за врачом. Майор заключил, что у этого раненого по фамилии Далов проникающее ранение черепа. И что начался у него абсцесс мозга. Хорошо, что близко большой город, там и сдали его как нетранспортабельного.
Дежурство прошло более-менее благополучно. Но опять не до сна. После завтрака обход врача. Полусонная, записываю назначения. Руки и ноги ватные какие-то, веки тяжелеют, щеки горят нездоровым румянцем. И где-то под коркой подспудно шевелится и шевелится мыслишка: поспать бы, поспать бы...
Грузились в Ярославле ночью. В вагонах нет света, раненые сортировались в автомашинах в условиях светомаскировки наспех. Транспортабельный или нет, определить сразу весьма сложно в этих условиях. В результате на рассвете обнаружили обмороженного 3-й степени с признаками столбняка. Это был Варламов Петр Васильевич. Пришлось его сдать обратно.
Тяжелых пациентов в этом рейсе было немало. Они совершенно не переносили тряски, испытывали страшные боли при каждом толчке. 65 из них мы не довезли до пункта назначения - пришлось сдать в пути. В этом рейсе не было у нас масла, махорки, мыла, сахара и даже хлеба.
( продолжение следует.)
Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.