Как рабочие загубили родной завод
Глеб Архангельский, главный специалист по управлению временем в России, рассказывает про судьбу двух советских заводов в лихие девяностые. Цитирую (ссылка):
Если вам интересен морально-исторический компас, то я осуждаю махинации с перераспределением акций от миноритариев к крупным хитрецам. Осуждаю менее жёстко, чем тех, кто требует отменить итоги приватизации, но всё же осуждаю. С той только оговоркой, что значительная часть государственной собственности была приватизирована в 1990-е без существенных нарушений: один представитель списка Форбс, к примеру, начал деловую карьеру с продажи личного автомобиля и скупки ваучеров на вырученные деньги.
Если же посмотреть на разницу между двумя заводами в более деловом разрезе, придётся полностью согласиться с Глебом Алексеевичем — «народовластие» в бизнесе не работает. Вчера читатели спрашивали, какие книги стоило бы включить в школьную программу по литературе, чтобы она стала менее русофобской. Пожалуйста, вот один из кандидатов — «Кончина» Тендрякова.
Процитирую фрагмент из книги. Предыстория конфликта — 1920-е годы, коммунисты окончательно захватили Россию и сгоняют русских крестьян в коммуны, прообразы колхозов. Средства производства (в виде свиней) становятся общими. Дальше события развиваются так (ссылка):
В этой короткой зарисовке от советского писателя — кстати, совершенно не диссидента, даже наоборот — мы наблюдаем коренное отличие социализма от капитализма.
Капитализм наказывает собственников за плохие решения, бьёт их рублём. Плохо кормишь свиней? Смешиваешь «дворняг» с породистыми свиньями? Лакомишься свининой вместо того, чтобы дорастить животное до товарного веса, а продать мясо на рынке и купить корма? Терпишь убытки.
Заботишься о свиньях как следует, кормишь их, лечишь, бережёшь? Свиньи размножаются, толстеют и приносят хороший доход.
Как итог, у хорошего собственника быстро образуется мощный свинарник с серьёзным поголовьем породистых особей, тогда как плохой собственник завязывает со свиноводством вовсе.
При социализме иначе. Все свиньи общие, поэтому самоуверенные дураки, которые принимают плохие решения, перекладывают последствия своих плохих решений на весь коллектив. Более того, отбор идёт отрицательный. Хороший хозяин, Иван, предлагает вкладываться в свиней. Плохой хозяин, Матвей, требует зарезать животных, чтобы немедленно полакомиться мясом. Понятно, что наивный коллектив, которому всегда надо «здесь и сейчас», поддерживает Матвея.
Судя по истории из начала поста, ровно то же самое произошло и с заводами в моногородах.
На одном заводе власть захватили красные директора, которые имели пусть советский, но всё же управленческий опыт, и которые немедленно видели последствия своих решений. Они работали в условиях капиталистического отбора: верные действия делали их богаче, ошибки делали их беднее.
На другом заводе власть досталась толпе случайных людей, каждый отдельный участник которой никак за свои действия не отвечал. Толпа принимала ожидаемо плохие решения, при этом отбора не было. Петрович предлагал купить новое оборудование, Михалыч предлагал выплатить новогоднюю премию, толпа голосовала, и по итогам… количество акций на руках у Петровича и Михалыча оставалось прежним. Из-за отсутствия обратной связи качество принятия решений толпой было низким, что, вероятно, и привело к закономерному банкротству.
Сейчас лихие девяностые остались далеко позади, первое поколение капиталистов уже даже начало передавать свои активы наследникам. Поэтому когда в 2024 году кто-нибудь открывает или покупает завод, мы можем твёрдо предполагать — у нового владельца завода есть большой опыт принятия верных управленческих решений, в противном случае он бы своих денег или не заработал бы, или не сохранил.
Что же касается советского стекольного завода, то капиталистический предохранитель сработал и там — просто на более высоком уровне: завод, которым плохо управлял трудовой коллектив, разорился целиком. Средний уровень управления в стране в итоге вырос, при этом способные рабочие, верные решения которых отвергала голосующая толпа, не отправились по итогам неудачи валить лес в лагеря, а немедленно получили возможность предпринять следующую попытку войти в бизнес — на этот раз в индивидуальном порядке.
На моей малой родине есть два похожих промышленных «моногорода» с диаметрально разной бизнес-судьбой.
На родине моей мамы, в Селижарово, с населением 6000 человек, был стекольный завод на несколько сотен рабочих мест. Если у вас сохранились советские елочные игрушки, вполне возможно, некоторые из них были сделаны именно там. Еще одним популярным продуктом был термос-«матрешка», у меня до сих пор есть такая. Завод умер в 1990-е.
В паре часов езды есть городок Андреаполь с населением 7000 человек. В нем благополучно живет, здравствует, модернизируется и газифицируется Андреапольский фарфоровый завод, производящий керамические изоляторы для различных электрических установок.
Почему одно градообразующее предприятие умерло, а другое прошло все испытания лихих 1990-х? Судя по протоколам собраний акционеров на сайте, советские руководители Андреапольского завода во время приватизации консолидировали акции и твердой рукой провели свой завод через все испытания. «Красные директора, по дешевке скупившие акции у наивных работников», как сказал бы антикапиталистически настроенный журналист.
А вот на Селижаровском стекольном, как мне рассказывали родственники, такой твердой руки не нашлось, большинство акций было у «трудового коллектива», общие собрания напоминали новгородское вече, и такое «народоправство» ни к чему хорошему не привело.
Так что, когда я вижу очередные книжки про «бирюзу» и прочую «демократию в бизнесе», я вспоминаю судьбу этих двух предприятий и рекомендую моим клиентам не заигрываться в «демократию на производстве».
Если вам интересен морально-исторический компас, то я осуждаю махинации с перераспределением акций от миноритариев к крупным хитрецам. Осуждаю менее жёстко, чем тех, кто требует отменить итоги приватизации, но всё же осуждаю. С той только оговоркой, что значительная часть государственной собственности была приватизирована в 1990-е без существенных нарушений: один представитель списка Форбс, к примеру, начал деловую карьеру с продажи личного автомобиля и скупки ваучеров на вырученные деньги.
Если же посмотреть на разницу между двумя заводами в более деловом разрезе, придётся полностью согласиться с Глебом Алексеевичем — «народовластие» в бизнесе не работает. Вчера читатели спрашивали, какие книги стоило бы включить в школьную программу по литературе, чтобы она стала менее русофобской. Пожалуйста, вот один из кандидатов — «Кончина» Тендрякова.
Процитирую фрагмент из книги. Предыстория конфликта — 1920-е годы, коммунисты окончательно захватили Россию и сгоняют русских крестьян в коммуны, прообразы колхозов. Средства производства (в виде свиней) становятся общими. Дальше события развиваются так (ссылка):
Но с первых же дней неприятность. Пригнали обобществленных бедняцких свиней, хребтисто тощих, в коростах от неведомых болячек, в свежих ранах от недавних драк — лютое, визжащее зверье.
Приказ:
— Размещай!
— Куда?
— Как — куда? К твоим.
— Рядом с породистыми-то?
— Эва, твоим курорт, а наши, бедняцкие, — в канаве. Своих отличаешь! Кулацкое нутро взыграло?.. Мотри!
И попробуй докажи, что этих коростяных, чесоточных нельзя и на версту допускать до породистых. Дешевле их выгнать в лес подальше.
У Ивана на год вперед, до нового урожая, было заготовлено и муки, и картошки, овса и круп с избытком, чтоб стадо жирело и плодилось. Но нагнанная свора оказалась прожорливой. В них, как в прорву, — жрут, гадят, а глаже не становятся.
Весной приказ от Матвея, обухом по голове:
— Передать излишки кормов со свинофермы конюхам.
— Излишки? Где они?
— Не рассуждать! Передавай что есть.
Все в коммуне одобряли Матвея: на лошадях-то пахать, а на пустое брюхо они плуги не потянут, эка беда, ежели свиньи и потощают чуток.
В тесном свинарнике — голодный вой, страшно войти, породистые и те стали бешеными.
А от Матвея новый приказ:
— Выделить трех свиней на убой!
Опять верно, надо кормить не только лошадей на пахоте, но и самих пахарей.
Иван наметил на убой не трех, а пять свиней — не из породистых, из сброда. Туда им и дорога, нисколько не жаль — меньше ртов, легче прокормить.
Но как только стало об этом известно, поднялся вопль:
— Это что же, трудящемуся человеку — кусок пожестче, мягкий жадуешь?
— Свое добро бережет!
— Нутро-то кулацкое!
— Не финти, Ванька, режь тех, что пожирней.
Иван пробовал втолковывать, обещал — лошадей новых купим, плуги, машины, дайте только сохранить свиней, только они дадут доход в звонкой копеечке, помимо них коммуне рассчитывать не на что.
Сули орла в небе… Когда-то этот доход будет, а мясцом полакомиться и сейчас можно. Прежде слеговская свининка уплывала на сторону, теперь — шалишь, наша, «обчая», чего цацкаться.
В этой короткой зарисовке от советского писателя — кстати, совершенно не диссидента, даже наоборот — мы наблюдаем коренное отличие социализма от капитализма.
Капитализм наказывает собственников за плохие решения, бьёт их рублём. Плохо кормишь свиней? Смешиваешь «дворняг» с породистыми свиньями? Лакомишься свининой вместо того, чтобы дорастить животное до товарного веса, а продать мясо на рынке и купить корма? Терпишь убытки.
Заботишься о свиньях как следует, кормишь их, лечишь, бережёшь? Свиньи размножаются, толстеют и приносят хороший доход.
Как итог, у хорошего собственника быстро образуется мощный свинарник с серьёзным поголовьем породистых особей, тогда как плохой собственник завязывает со свиноводством вовсе.
При социализме иначе. Все свиньи общие, поэтому самоуверенные дураки, которые принимают плохие решения, перекладывают последствия своих плохих решений на весь коллектив. Более того, отбор идёт отрицательный. Хороший хозяин, Иван, предлагает вкладываться в свиней. Плохой хозяин, Матвей, требует зарезать животных, чтобы немедленно полакомиться мясом. Понятно, что наивный коллектив, которому всегда надо «здесь и сейчас», поддерживает Матвея.
Судя по истории из начала поста, ровно то же самое произошло и с заводами в моногородах.
На одном заводе власть захватили красные директора, которые имели пусть советский, но всё же управленческий опыт, и которые немедленно видели последствия своих решений. Они работали в условиях капиталистического отбора: верные действия делали их богаче, ошибки делали их беднее.
На другом заводе власть досталась толпе случайных людей, каждый отдельный участник которой никак за свои действия не отвечал. Толпа принимала ожидаемо плохие решения, при этом отбора не было. Петрович предлагал купить новое оборудование, Михалыч предлагал выплатить новогоднюю премию, толпа голосовала, и по итогам… количество акций на руках у Петровича и Михалыча оставалось прежним. Из-за отсутствия обратной связи качество принятия решений толпой было низким, что, вероятно, и привело к закономерному банкротству.
Сейчас лихие девяностые остались далеко позади, первое поколение капиталистов уже даже начало передавать свои активы наследникам. Поэтому когда в 2024 году кто-нибудь открывает или покупает завод, мы можем твёрдо предполагать — у нового владельца завода есть большой опыт принятия верных управленческих решений, в противном случае он бы своих денег или не заработал бы, или не сохранил.
Что же касается советского стекольного завода, то капиталистический предохранитель сработал и там — просто на более высоком уровне: завод, которым плохо управлял трудовой коллектив, разорился целиком. Средний уровень управления в стране в итоге вырос, при этом способные рабочие, верные решения которых отвергала голосующая толпа, не отправились по итогам неудачи валить лес в лагеря, а немедленно получили возможность предпринять следующую попытку войти в бизнес — на этот раз в индивидуальном порядке.