Где-то там, где больше нет меня
Снег идет неслышно, по-кошачьи,
хлопьями, как лапами, шурша,
там, где зачарованный, дрожащий
синий ельник стынет, не дыша,
там, где между небом и землею
нет границ и обнажилось дно,
снегом, словно белою золою,
прошлое уже занесено.
Я ушел и больше не нарушу
ваш покой бесценный, ваш ночлег.
Словно небо вывернув наружу,
снег идет, обыкновенный снег,
тайный, словно тайные любови
или тени на исходе дня —
где-то рядом, за пределом боли,
где-то там, где больше нет меня,
снег идет, крадется и занозит
душу, словно нищенка с сумой.
Бог ты мой, ну как же он заносит!
Как же он уносит, Бог ты мой!
И уже не различить причала,
и уже не различить лица.
Если можешь, начинай с начала
эту жизнь.
А я начну — с конца.
Ефим Бершин
хлопьями, как лапами, шурша,
там, где зачарованный, дрожащий
синий ельник стынет, не дыша,
там, где между небом и землею
нет границ и обнажилось дно,
снегом, словно белою золою,
прошлое уже занесено.
Я ушел и больше не нарушу
ваш покой бесценный, ваш ночлег.
Словно небо вывернув наружу,
снег идет, обыкновенный снег,
тайный, словно тайные любови
или тени на исходе дня —
где-то рядом, за пределом боли,
где-то там, где больше нет меня,
снег идет, крадется и занозит
душу, словно нищенка с сумой.
Бог ты мой, ну как же он заносит!
Как же он уносит, Бог ты мой!
И уже не различить причала,
и уже не различить лица.
Если можешь, начинай с начала
эту жизнь.
А я начну — с конца.
Ефим Бершин