Чему мы учимся друг у друга с Вадимом Петровским (цитата недели)

Вадим Артурович Петровский Вадим Петровский ВЛАДИМИРУ ТОВИЕВИЧУ КУДРЯВЦЕВУ 1. Мы, в земноводной суете, не думаем о высоте: не часто нас влечет сюрприз вдруг, оступившись, рухнуть вниз. Так отчего ж, друзья, играя, мы все же достигаем края, и даже тянет нас за край? Всё – ты, the catcher in the rye*. Ведь знаем твердо: там, где ты, не страшно падать с высоты 2. И зябко, и зыбко в пространстве пустом. А если б – Улыбка, а Слово – потом? (и мне Володя – в ответ: «Слово – дитя улыбки») Вадим Петровский, психолог, поэт друг. Из недавно подготовленного сборника стихов «Вне возраста» *‘The Catcher in the Rye’, рус. «Над пропастью во ржи» - роман американского писателя Джерома Сэлинджера (1951). Комментарий Владимира Кудрявцева: Вадим Петровский однажды высказал идею ее о том, что улыбка - это своего рода возвращенный дар. Мы не раз обсуждали ее с ним. Поначалу маленький ребенок «улыбается» непроизвольно, можно сказать, «самопроизвольно». Это, говоря словами Гегеля, еще «улыбка в себе», но не «улыбка для другого» (щеловановский «комплекс оживления» возникнет чуть позже) и уж, тем более, не «улыбка для себя». Но взрослый прочитывает в «моторике мелких мышц лица» малыша человеческую экспрессию - улыбку и как бы подхватывает ее, улыбаясь в ответ. Улыбка возвращается малышу… Улыбка - это пропуск во внутренний мир человека, который он выдает другим людям. С разными степенями доступа. Иногда - разовый, иногда – постоянный. Трудно сказать, насколько достоверна, но гласит она о том, что в среднем ребенок улыбается 400 раз в день, тогда как взрослый - всего 17. И все же, «скупой» на улыбку взрослый дарит ее первым. Разве мы не знали об этом, с детства, со слов Михаила Пляцковского из известной песенки в известном мультике: От улыбки хмурый день светлей, От улыбки в небе радуга проснется... Поделись улыбкою своей, И она к тебе не раз еще вернется. Улыбка – не просто выражение открытой Вадимом Петровским «отраженной субъектности», это форма ее жизни в живых людях, которую они дарят друг другу, часто при первой встрече. Это и лик трансвитальности, которая интересует Вадима сегодня, бессмертия личности, на котором зиждется человеческий мир. В улыбке Джоконды, писал мой учитель В.В. Давыдов, продолжают жить эмоции Леонардо. И не только виртуально – в наших с вами реальных переживаниях. Мы пять столетий «всем миром» бьемся над загадкой этой улыбки, пытаемся расшифровать ее как символ и в этом не столько приближаемся к разгадке, сколько сближаемся друг с другом. Потом я прочитал у Марины Цветаевой: «Стихи? Да были ли они? Не помню ни слов, ни смыслов. И смыслы и слова растворялись, терялись, растекались в улыбке, малиновой и широкой, как заря. Да будь она хоть гением в женском естестве, больше о нем, чем этой улыбкой своей, она бы не сказала. Это не было улыбающееся лицо – их много, они забываются, это не был рот – он в улыбке терялся, ничего не было, кроме улыбки: непрерывной раздвигаемости – губ, уже смытых ею! Улыбка – и ничего кроме, раствор мира в улыбке, сама улыбка: улыбка. И если спросят меня о земле – на другой планете – что я там видела, что запомнила там, перебрав и отбросив многое – улыбнусь». Мир уместился и растворился в улыбке поэта - вместе со всеми звездами, планетами и той самой «планидой» заодно... Не разумнее ли любить и помнить поэтов улыбающимися? Улыбка сильнее оскала любой «планиды». Потому что ею улыбается любовь, накопленная поэтом - за всех живших, живущих и даже за тех, кому только еще предстоит родиться и полюбить. За «сорок тысяч братьев». А поэты часто недополучают пустякового, несоизмеримого с этим возврата. В виде самой обычной человеческой любви. За то, что просто живут. Может, в этом вся «планида»? Мир растворен в улыбке. Может ли он быть узнан и познан в ней и через нее? Хотя самое главное и непростое для понимания – конечно же, сама улыбка… Превратившаяся из интимной экспрессии в символ, выразитель человеческого в человеке, объединяющий людей не только очно, но и заочно. А у символа, писал А.Ф. Лосев, есть «энергийная сила». Улыбка – ее неоспоримое и ярчайшее воплощение. «Шепот раньше губ», сказал О.Мандельштам. Улыбка раньше шепота. Слово – это уже артикулированный шепот. А пока нет губ – нет артикуляции. Хотя, нет, губы были - раздвигаемые улыбкой и ею же смытые (тут Цветаева и Мандельштам про одно и заодно). Всмотритесь в улыбающийся мир. В начале была улыбка. Человечество делится на тех, кто улыбается, и тех, кто лыбится. Лыбишься - дальше только оскал. И рык. А не рок, речение, слово. Ну, а слово - и вправду потом, оно - дитя улыбки. Мы продолжаем с тобой учиться улыбаться друг у друга, дорогой Вадим!