Жизнь без боли

Представьте: вы садитесь в кресло к стоматологу. Дантист осматривает ваш рот и говорит, что один зуб нужно удалить, а на другом поставить пломбу. “Сейчас сделаю укол – и больно не будет”, – обещает вам врач. Но вы улыбаетесь: “Обойдусь без анестезии”. Потому что боли вы не чувствуете никогда (ну или до тех пор, пока не увидите чек за лечение). Итак, сегодня я расскажу вам о физиологии и нейробиологии боли и о том, можно ли её отключить.



Тысячи лет люди мечтают избавиться от боли и придумывают легенды о тех, кто умел ее игнорировать. Например, философ Ницше всю жизнь мучился от страшных головных болей и даже построил вокруг преодоления боли свою философию. Джон Кеннеди страдал от хронической боли, из-за которой ему было тяжело самостоятельно одеваться. А Леди Гага страдает от фибромиалгии — мучительной боли во всём теле.

Боль у людей выполняет две функции:

1. Чтобы организм незамедлительно принял меры по защите от источника боли — то есть от потенциальной угрозы нашему здоровью. Например, мы сразу отдергиваем руку от горячей сковородки;


2. Для обучения: чтобы мы стали избегать такого поведения, которое приводит к появлению боли. Например, однажды обжёгшись, я буду с опаской относиться к сковородкам на плите и не буду за них бездумно хвататься. А однажды случайно включив телеканал РЕН-ТВ… я буду осторожней с кнопкой на пульте. Или вообще выкину телевизор.

Боль бывает разной — например, острой или хронической. Вернемся к примеру с хватанием горячей сковороды. Что происходит на уровне нервной системы? Рядом со спинным мозгом есть скопления нейронов — ганглии. В них есть множество нейронов, отвечающих за восприятие боли. У каждого — два длинных отростка:

• один отросток тянется на периферию — в любое место, где мы можем воспринимать боль (в данном случае в руку);


• а другой отросток уходит прямо в спинной мозг.

Итак, высокая температура подействовала на нервные отростки в руке, сигнал пробежал до ганглия, а оттуда по другому отростку улетел внутрь спинного мозга. В спинном мозге сигнал встречают нейроны второго порядка. Они принимают весточку от чувствительного нейрона из ганглия и пересылают её дальше, в мозг. При этом многие реакции на боль начинаются уже на уровне спинного мозга, не дожидаясь «ответа из центра». Собственно, так и происходит, когда вы отдёргиваете руку от горячей сковородки.

«Весточка» про боль ещё только движется в головной мозг, а спинной уже начал реагировать. Рука начала двигаться ещё до того, как вы осознали, что вам больно. Это нужно для оперативности, чтобы долго не обдумывать решение. Тем временем сигнал про боль доходит до головы: сначала весточка прибывает в таламус, а оттуда ее пересылают в соматосенсорную кору, которая отвечает за наши телесные ощущения.

Донести боль до сознания крайне важно — в воспитательных целях. Чтобы в следующий раз мозг внимательней следил за тем, что мы там хватаем. При этом всё наше тело «распределено» по соматосенсорной коре мозга: можно даже нарисовать, какая часть коры отвечает за сигналы из какой части тела. Обратите внимание, что размеры частей пропорциональны не размеру самих частей тела, а их чувствительности. Поэтому язык, губы и пальцы рук большие, а нога или бедро — не очень. Это различие в чувствительности ещё изобразили в виде так называемого «сенсорного гомункула»: чем крупнее часть, тем больше в ней плотность нервных окончаний. Не путайте с «гомункулом», которого делал дома один блогер.



Есть очень простой тест на чувствительность частей тела, который вы можете сделать у себя дома. Закройте глаза и попросите друга слегка прикасаться к вашему телу двумя спичками или ватными палочками, расположенными на небольшом расстоянии. Задача — понять, прикасаются к вам одной палочкой или двумя. Если прикасаться к пальцу, то вы поймёте это, даже если палочки сведены совсем близко. А вот на спине понять, что прикосновение двойное, можно только если разнести палочки широко — потому что там ниже плотность чувствительных окончаний.

Вообще наши ощущения довольно легко обмануть. Мой любимый трюк такой: скрещиваете пальцы, подносите к носу и трете его. Кажется, что у вас два носа! Это работает потому, что мозг привык, что указательный палец ближе к большому, чем средний.

Но вернемся к боли. Есть крайне любопытный факт: сообщения про боль идут не только вверх к мозгу, но и обратно вниз! Так называемый «нисходящий путь» идёт в обратной последовательности: от головного мозга к чувствительным нейронам в ганглиях. Мозг не хочет страдать и посылает вниз обратное письмо: «Заблокировать сигнал боли!» Тогда на уровне спинного мозга выбрасываются эндогенные опиоиды вроде энкефалинов — то есть обезболивающие типа морфина, которое выработал сам организм. Вот почему вначале боль резкая, а потом постепенно притупляется, чтобы не мешать. Это организм сам себя накормил обезболом.

Вы наверняка узнали слово «опиоиды». Этот же механизм используют многие обезболивающие препараты — морфин, кодеин, трамадол… и, конечно же, героин. Эти вещества воздействуют на те же мишени, что и нисходящий сигнал мозга (только ещё сильнее), а также на опиоидные рецепторы в центральной нервной системе. Кстати, тут можно вспомнить про эффект плацебо. Известно, что один из немногих действительно доказанных и полезных механизмов работы плацебо — это субъективное снижение боли. Принял пустышку — и вроде поменьше ноет. Так вот, исследования говорят: этот эффект достигается за счёт похожего механизма. Наш мозг ожидает, что боль должна снизиться — и выбрасывает естественные болеутоляющие. Но напомню, что серьезные болезни плацебо не лечит.



Однако в этом механизме скрывается опасная ловушка. Если повреждение тела очень сильное, может произойти такое: боль «застрянет» и станет хронической. Ведь нервная система пластична — нейроны умеют «запоминать» связи, по которым активно идут сигналы, и укреплять их. В итоге может сформироваться гипералгезия. Это избыточная боль. Представьте, что вас слегка погладили, а это вызвало острые мучения.

Представьте: пациенту ампутировали руку, но она продолжает болеть. Её даже может сводить судорогой. Всё потому, что сами нейроны, которые обрабатывают боль, никуда не делись. Руки больше нет, а эти клетки остались: и те, что рядом с позвоночником, в чувствительном ганглии, и клетки головного мозга, с которыми они связаны. Не получая сигналов по привычным каналам, нейроны головного мозга, распознающие боль и другие ощущения, могут начать получать их из других мест. Нейроны, получающие сигналы от руки и от губы, находятся рядом. Люди с отсутствующей рукой часто испытывают прикосновения в руке, когда их трогают за губу.



Кстати, когда мы говорим, что у нас «болит голова», нам кажется, что это болит мозг. Но мозг болеть не может — в нём нет чувствительных отростков болевых нейронов! Именно поэтому многие операции на мозге проводят без анестезии: если сделать в черепе дырочку и ковыряться в мозгу, человек не будет этого чувствовать. Зато хирурги могут всё время следить, в порядке ли когнитивные функции пациента, задавая ему вопросы. Пациент даже может играть на саксофоне, пока у него ковыряются в мозге! В общем, когда у нас болит голова – это боль защитных мозговых оболочек, в которые обёрнут мозг. Между черепом и мозгом их несколько слоёв.



В 2019 году американцы нашли новый орган человека – и опубликовали результаты в Science. Орган назвали ноцицептивный глионейральный комплекс. Звучит сложно, расшифровывается просто: ноцицепция — это ощущение боли, а глия — это вспомогательные клетки нервной системы, которые окружают и защищают нейроны.

Долгое время учёные считали, что чувствительные нейроны воспринимают боль напрямую — непосредственно голыми отростками. Например, за зрение отвечают специальные светочувствительные клетки — палочки или колбочки. А тут никаких отдельных клеток не нужно: нагрели, отдавили, перерезали сам отросток нейрона — родился сигнал. Например, теплочувствительные нейроны в нашей коже чувствуют температуру прямо голым отростком. Но оказалось, что в случае с чувством давления и боли в коже все происходит несколько иначе — и специальные клетки все-таки есть! И что удивительно: это шванновские клетки. Вообще шванновские клетки — это просто «клетки поддержки», самые обычные глиальные клетки, из которых состоит обёртка вокруг отростков нейрона, как изоляция у провода. Они нужны для ускорения передачи сигналов. А американские специалисты открыли особые шванновские клетки: они прорастают в толщу кожи тонкой сеточкой. Эта сеточка становится чувствительным сенсором механических воздействий — например, давления.



Почему это открытие важно? Чем лучше мы понимаем, как рождается боль, тем лучше умеем с ней бороться. И раньше наши обезболивающие были основаны на идее, что боль чувствуют только голые отростки. А тут взяли и открыли целый новый мир сенсоров. И теперь эти шванновские клетки могут стать новой мишенью для лекарств или терапий, чтобы уменьшить боль. И потом, тело обычных «болевых» нейронов находится у спинного мозга. До них трудно добраться, да ещё разобраться, где какой. Например, при сильной боли людям делают нервную блокаду: болезненный укол в крупный нерв, чтобы временно разрушить его и отключить от боли целую ногу или полтела. А эти шванновские клетки находятся прямо в том же месте, где больно. Значит, на них можно воздействовать локально. Причём не трогая сами нервы.

Хорошо, а какие еще бывают способы восприятия боли? Пожалуй, самый простой — это система обнаружения повреждения клеток. Например, если в ваш палец вошёл топор. Когда клетка разрушается и погибает «не своей смертью», компоненты и вещества, которые были у неё внутри, оказываются снаружи. Одно из таких веществ — АТФ. Это своего рода энергетическая валюта организма, топливо, которое используется в разных метаболических процессах (например, мы тратим АТФ, когда бегаем). Внутри клеток этого АТФ много, а между клеток — мало. Поэтому АТФ — универсальный сигнал повреждений.

Представьте себе улицу, полную автомобилей: в каждом из них есть бензин, но он почти никогда не оказывается снаружи. А если видна лужа и воняет бензином — значит, что-то где-то сломалось. Так и АТФ: если во внеклеточном пространстве его много, тут погибло много клеток — значит, организм повреждён. Отросток нейрона чувствует это и посылает в мозг сигнал боли.

Чтобы засечь избыток АТФ, на поверхности клеток есть специальные чувствительные белки, которые называются P2X-рецепторы. Ещё клетки реагируют сигналом боли на высокую температуру. Конечно, если взяться за горячую сковородку, клетки в руке начнут гибнуть, повысится АТФ, и боль возникнет. Но хотелось бы отреагировать быстрее, чтобы повреждений было меньше! Поэтому в некоторых отростках чувствительных нейронов есть специальные белки-рецепторы, которые чувствуют именно температуру. Они называются TRP-каналами.

Причём этих рецепторов много, для самых разных температур. Например, один ощущает только холодное — температуру до 17 градусов. А другой — только горячее, от 40 градусов и выше. И тут кроется разгадка, почему нас жжёт перец и холодит ментол. Дело в том, что эти рецепторы может активировать не только температура, но и некоторые химические вещества. И многие растения специально производят эти вещества, чтобы отпугивать зверей, которые хотят их съесть. Например, капсаицин в острых перчиках воздействует на температурный рецептор TRPV1, который чувствует температуру от 42° и выше. И люди думают, что от красного перца действительно становится горячо! На самом деле никакого жара перец не создаёт, температура не меняется. Единственное реальное нагревание происходит от прилива крови к коже в этом месте. А ощущение огня — всего лишь обман наших чувств.

То же самое происходит с ментолом в мяте и эвкалипте. Он обманывает другой рецептор, который ощущает холод. Сам ментол ничего не охлаждает. Означает ли это, что перец и ментол совершенно безопасны, и их можно есть килограммами? Не совсем. Ведь эти вещества обманывают организм. И при сильном ожоге или переохлаждении тело включает защиту. Например, при высокой температуре некоторые клетки могут запустить процесс запрограммированного самоубийства. Получается, что ожога нет, а последствия есть.



Но есть люди-мутанты, у которых один из рецепторов поломан. Например, есть люди, которые не чувствуют жжения от перца: они могут горстями есть самые острые перцы в мире и даже втирать их себе в глаза. Но их подстерегает опасность. У разных острых овощей — разные химические вещества, активирующие ощущение жара. Например, у перца это капсаицин, а у хрена и васаби — …аллилизотиоцианаталлилизотиацианат. Они действуют на разные рецепторы. Поэтому такой мутант, который всю жизнь не боялся самых острых перцев, может внезапно огорчиться, если съест целую ложку васаби.

Следующий уровень сложности — механорецепторы. Они чувствуют физическое воздействие на клетку, то есть давление (при трении, ударах, ссадинах, сдавливании и так далее). Белки, которые реагируют на давление, называют PIEZO1/2 — по аналогии с пьезокристаллами, которые вырабатывают ток, если их сжать. Такие используются в некоторых зажигалках. Как и другие белки-рецепторы, PIEZO-белки — каналы. Это такие воротца, встроенные в стенку клетки — если их открыть, они впускают в клетку или выпускают заряженные ионы. А это порождает нервный сигнал. Они похожи на бумеранг с лезвиями, в духе игры RAGE. А дырочка в середине — как раз канал, который пропускает или тормозит ионы, чтобы создать сигнал.



Так вот, эта форма неспроста. На «пружинки» можно надавить с любой стороны, белок деформируется — и канал раскроется. Благодаря этим пружинкам PIEZO умеет реагировать на давление.

Кстати, если у человека поломать белок PIEZO2, у него пропадает очень конкретный тип боли. Обычно, когда у нас воспаляется кожа, она становится болезненной к прикосновениям. А упомянутые мутанты этой боли не чувствуют. Вообще, у PIEZO-каналов очень много функций, ведь они чувствуют любое давление. Например, когда нам хочется пописать, это тоже работа PIEZO-каналов. Именно они измеряют наполненность мочевого пузыря.

То, как боль передвигается по телу — про ганглии, отростки и нервные пути — наука знала уже давно. А вот молекулярная боль — то, как боль возникает на уровне молекул и клеток — это очень новая и передовая область: её начали изучать меньше 20 лет назад. В процессе как раз открыли эти белки (TRP, PIEZO и другие), разобрались, как устроены эти механо- и терморецепторы и как они порождают боль. Причём такие механорецепторы нашли даже у самых простых организмов — типа грибов и дрожжей. Также у грибов нашли рецепторы TRP, которые реагируют на температуру, перец и мяту. За открытия этих генов и белков, которые связаны в том числе с болью, авторам в 2021 году дали Нобелевскую премию.

Как нам это помогает в крестовом походе против боли? Раньше мы не могли объяснить, как нейроны чувствуют боль, а теперь можем. Благодаря нобелевским лауреатам мы знаем, какие точно молекулы там работают и как. А значит, в будущем мы сможем манипулировать этими механизмами. Например, с помощью генной инженерии мы можем сделать так, чтобы клетка, чувствующая боль от температуры, стала бы вместо этого чувствовать давление. Или вообще — сделать её чувствительной к сахару или соли. Посыпал её сахаром, и стало больно! Не сыпь мне сахар на рану!

Мы видели, что мозг легко обмануть: убедить его, что у вас два носа, что у вас во рту разожгли костёр, или лёгкое касание — это удар кнутом. А в будущем генетики смогут любое ощущение конвертировать в другое: болезненное в приятное, или (для мазохистов) приятное в болезненное. Скажем, искатель приключений или солдат мог бы заменить отвлекающую боль на какое-то нейтральное ощущение (просто чтобы быть в курсе). А закоренелый мазохист мог бы заменить какое-то будничное ощущение на уколы бодрящей боли.

Итак, мы решили победить боль. Какие варианты у нас для этого есть? Очевидный ответ — обезболивающие. Лекарства вроде морфия или оксикодона имитируют тот самый приказ от мозга: «Скажи боли нет!», только гораздо сильнее. Другие болеутоляющие «перекрывают дорогу» сигналу. Допустим, в пальце боль генерируется, но сигнал не проходит по нервному отростку, и спинной мозг его просто не получает. Так работают местные анестетики типа лидокаина — как укол у зубного врача. А вот, казалось бы, самое популярное обезболивающее, Ибупрофен — работает совсем на других принципах, которые простыми словами не объяснишь. Шаг первый: при воспалении выделяются определённые вещества. Шаг второй: Ибупрофен их подавляет и не даёт им вызывать боль. Шаг третий: ПРОФИТ! Примерно по такому же принципу работают аспирин, «КетанОв» и «Пенталгин».

Следующий вариант очень хитрый. Он позволяет избавиться только от боли, но сохранить все свои ощущения в целости и сохранности. Вот есть место, где зарождается сигнал боли. Он должен поступить в ганглии, а потом в головной мозг. А что, если его перехватить посередине? Ведь болевой сигнал движется по длинному нервному отростку: от кончика, где что-то сдавило или нагрелось, сигнал должен пройти весь путь до позвоночника. Для этого по всей длине нерва должны открываться по цепочке, один за другим, натриевые каналы. В нервной системе есть много разных типов этих натриевых каналов — они служат для разных функций. И если перекрыть их все, будет полный паралич: не только боль, а вообще ничего не будет передаваться. Именно так работает яд знаменитой рыбы фугу, тетроадотоксин: перекрывает все натриевые каналы. Но, к счастью для нашей задачи, болевые сигналы в основном передаются по одному каналу, который больше ни для чего не используется.

И бывают люди-мутанты, у которых поломан именно этот натриевый канал! У них всё работает: мозги, нервы, все виды ощущений. Но вот боли они совсем не чувствуют — с рождения не знают, что это такое. При этом учёные смогли обращать этот эффект. Есть лекарство налоксон — его используют как антидот при передозировке героином. И если опиаты типа морфия и героина выключают боль, налоксон может её «включить». Эту гипотезу проверили. Учёные нашли женщину, которая никогда не испытывала боли. Её жгли горячим лазером — ноль реакции. Но когда она добровольно приняла налоксон — то впервые в жизни смогла почувствовать боль! Разгадка в том, что механизм боли у таких людей всё же присутствует, но очень сильно подавлен природными обезболивающими. А налоксон нейтрализовал их и усилил сигнал.

Авторы исследования говорят, что это открытие может привести к прорыву в терапии хронической боли. Если подавить у обычного человека тот самый натриевый канал, можно добиться полного блокирования боли, давая людям совсем небольшие дозы опиатов — то есть снизить побочные эффекты и уберечь их от зависимости.

Итак, мы увидели, что боль можно выключать на разных уровнях.

1. Можно отключить генерацию боли прямо в рецепторах за счёт мутаций;


2. Можно заставить мозг выделять болеутоляющее;


3. А можно «перехватить посылку в пути» — не дать нервам доставить болевой сигнал в спинной мозг (при этом пропускать все остальные ощущения).

Ну и в крайнем случае можно вырубить человека. Кстати, хороший вопрос: а ощущает ли человек боль, если находится без сознания — например, под общей анестезией? Что, если он в деталях чувствует, как ему вырезают аппендикс — только ничего сделать не может? Ответ — нет, не чувствует. Грубо говоря, посылка отправляется, она доходит до спинного мозга и стучится в него — но там закрыто; некому принять посылку и обработать сигнал. В пользу этого говорит то, что во время операции тело не проявляет никаких реакций на боль, даже рефлекторных. То же самое при местной анестезии: хотя скальпель наносит нам травмы, мы не испытываем боли.

Так что же нам мешает отключить людям боль навсегда? Не зря говорят: «бойтесь своих желаний». Для большинства людей, родившихся без чувства боли, это не сверхспособность, а колоссальная проблема. Иногда с летальным исходом. Младенцы грызут себе пальцы и губы до крови. Взрослые постоянно получают порезы, ушибы и ожоги, не замечая этого. Без «одергивающего» чувства боли они не учатся осторожности в движениях, и поэтому чаще ломают себе конечности и пальцы. В одном из описанных случаев женщина с отсутствием боли несколько дней хромала, а потом обратилась к врачу — и оказалось, что у неё сломана кость.

А бывают вообще истории как из фильмов ужасов. У детей иногда встречается жуткое генетическое заболевание, «синдром экскориации средней зоны лица у малышей». Дело в том, что боль напрямую связана с зудом: чтобы почесаться, мы по сути царапаем себя, причиняем себе боль, и так зуд проходит. То есть процесс чесания останавливается за счёт ощущения боли — иначе бы мы чесались бесконечно. У этих детей из-за мутации в одном из генов отсутствует определённый тип боли: именно тот, который обычно «блокирует» зуд. Из-за этого бедные младенцы начинают царапать себя до крови, и на первом же году жизни наносят себе чудовищные раны вокруг носа и глаз.

Но остаётся последняя надежда на жизнь без боли. Описаны люди, которые чувствуют боль — но не испытывают от неё заметного дискомфорта. Они относятся к ней равнодушно. Это тоже несет неприятные последствия. Например, описан случай девочки, которая в возрасте 8 лет обратилась к врачам из-за боли в ноге. Врачи предположили, что у нее онкологическое заболевание, хотя знали, что недавно девочка получила травму. Просто боль девочки травме не соответствовала. Но потом выяснилось, что в детстве девочка выдергивала себе ресницы и подозрительно редко плакала. Врачи провели генетический анализ, нашли мутацию в гене натриевого канала и уточнили диагноз: все-таки это была травма.

И все же представьте, если бы мы научились выключить именно неприятное, мучительно мерзкое ощущение боли. Чтобы человек понимал, что повреждения есть, мог избегать их, но не страдал. То же самое можно было бы сделать со страхом.
Давайте проведём мысленный эксперимент. Представьте, что можно создать имитацию боли: некий сигнал, который всего лишь информирует нас о том, что боль есть. «Боль-лайт». Допустим, у нас в голове просто зажигается нейтральная «лампочка», пуш-уведомление. Или вообще цифровой помощник из кармана предупреждает: «Вам больно, будьте осторожны!» Но тут возникают проблемы. Если эта «боль-лайт» не вынуждает нас что-то сделать, не наказывает нас, а просто информирует — она не поможет нам стать лучше и обучиться безопасному поведению. Получается, что эволюция подарила нам боль как полезный инструмент. Это не наказание за наши грехи от боженьки, а способ, которым наш мозг сам себя учит жить.

При этом очень важна интенсивность боли. Сравнивая разные степени боли, мы учимся соразмерять риски и выгоду: слабую боль я потерплю за 100 долларов, большую боль – за 1 000 долларов, но есть такая, которую я и за миллион долларов терпеть не буду. Допустим, я взял в руки горячую кастрюлю со вкусным супом. Я знаю, что если уроню её, то потеряю много еды. И повар расстроится. Тогда я несколько секунд потерплю и аккуратно поставлю кастрюлю на стол. Еда для выживания важнее! Но если кастрюля слишком горячая, боль будет слишком сильной, чтобы её терпеть. Тогда болевой рефлекс перехватит контроль над моим телом: я уроню кастрюлю, каким бы вкусным ни был суп (и каким бы грустным ни был повар). Но зато спасу свои руки. Мало того, я запомню этот урок, и в будущем смогу избегать такой ситуации — и еду добывать, и ожогов не получать. Психологическая боль от осознания утраченного супа тоже поможет закреплению правильных нейронных связей.



Чтобы боль работала, она должна быть… болезненной. И мы видим доказательство этому на практике: когда у людей не работает боль, они обжигаются, режутся, ломают конечности. То же самое происходит у людей, которые ощущают немного боли и равнодушны к ней: известно, что они также страдают от повышенной травматичности. Повреждения их ничему не учат. Из этого следует ещё более неожиданный вывод. Достаточно продвинутые роботы тоже неизбежно будут чувствовать боль. Подумайте сами: для крутого робота нужна система обучения. Для неё нужны системы наказания и поощрения. Чтобы они работали, боль должна быть реальной.

Полноценная имитация боли как будто бы невозможна без неприятного субъективного восприятия. А значит, если мы когда-нибудь создадим робота, который будет полноценно обучаться, избегая невыгодных для себя ситуаций, — не получится сказать, что это всего лишь «бездушная машина»! Вы скажете: подождите, робот же неживой, это существо из логики и транзисторов. Но какая разница, как именно физически реализована система наказания и вознаграждения? Если что-то плавает как утка, крякает как утка и выглядит как утка — то это утка и есть.

Поэтому на вопрос «сможет ли машина чувствовать боль» — ответ не «да» или «нет», а «обязательно»! И для неё это будет полезно — так же, как боль полезна для нас.



Остаётся последний аргумент в пользу выключения боли. Разве не здорово было бы выключать её по заказу — когда она уже не приносит пользы? Например, когда злодей пытает героя, или когда вам уже оторвало конечность. А я отвечу: у нас уже есть эта функция! В экстремальных условиях мозг может подавить боль. Например, в опасных ситуациях, когда боль не должна помешать нам драться или бежать. Есть даже люди, которые намеренно создают такие ситуации: прыгают с парашютом или смотрят страшные фильмы: в такие моменты мозг дает нам порцию эндорфинов, вызывающих эйфорию.

Но это лишь подтверждает мою мысль. Ограничение боли, даже временное, идет рука об руку с рискованными поступками. Так же и со страхом. Человек, не имеющий страха, ведёт себя рискованно — и в результате постоянно подвергает себя опасностям, оказывается в опасной компании. То есть в отсутствие боли и страха поведение людей меняется. Человек без боли ведёт себя не так, как тот, кто может её чувствовать.

Если бы можно было не чувствовать страх и боль, и при этом правильно себя вести — эволюция давно бы выкинула эти субъективные ощущения за ненадобностью. И боль, и страх — это жестокий кнут, который властно приказывает организму произвести верное действие. А в отчаянной ситуации, когда терять больше нечего — отключается и позволяет нам творить чудеса.