– Руки-то работают? Распишись – Муж принёс развод жене под капельницей: «Дел на минуту»

Игорь стоял в дверях больничной палаты с папкой документов в руках. Светлана лежала под капельницей, смотрела на человека, с которым прожила двадцать пять лет, и не узнавала его.

— Мне нужна твоя подпись, — сказал он. — Согласие на продажу квартиры. И заявление на развод. Нотариус ждёт.

Соседка по палате, женщина лет шестидесяти, отложила книгу и уставилась на него поверх очков.

— Игорь, — Светлана попыталась приподняться, но игла в вене не дала, — я в больнице.

— Руки-то работают. Там расписаться в трёх местах, дел на минуту.

***

Светлана вышла из кабинета и опустилась на банкетку в коридоре поликлиники. Сорок восемь лет, и вот тебе. Врач говорил что-то про хорошие прогнозы, про современные методы, но она слышала только одно слово, которое билось в голове, не давая думать ни о чём другом.

Игорь ждал в машине. Двадцать пять лет вместе, дочь Алёна уже замужем, живёт в Казани. Светлана села на переднее сиденье и протянула мужу направление на госпитализацию.

— Это что? — он повертел бумагу в руках.

— Меня кладут. Сначала обследование, потом лечение. Долгое.

— И сколько это будет стоить?

— Не знаю пока.

Он молчал всю дорогу. Светлана тоже не разговаривала, смотрела на проносящиеся мимо дома и пыталась уложить в голове новую реальность. Ещё утром думала, какие шторы купить на кухню.

***

Через неделю Игорь завёл разговор. Сидели на кухне, он допивал кефир, она разбирала направления и рецепты.

— Света, я тут подумал. Нам нужно кое-что обсудить. Пока ты ещё в состоянии.

— В каком состоянии?

— В адекватном. Пока лечение не началось.

Она отложила бумаги. Игорь крутил в руках пустой стакан, избегая её взгляда.

— Говори уже.

— Я не смогу на это смотреть. На твои мучения. Я не такой сильный человек, понимаешь? Мне тяжело будет.

— И что ты предлагаешь?

— Развестись. Цивилизованно. Пока мы ещё можем нормально договориться.

Светлана молчала. Смотрела на этого человека, с которым прожила четверть века, родила дочь, строила планы.

— То есть ты хочешь уйти, потому что я заболела?

— Не передёргивай. — Он наконец посмотрел на неё. — Я пять лет терпел. После того, что ты сделала. Думаешь, я забыл? Думаешь, это так просто — жить с человеком, который тебя предал?

Светлана закрыла глаза. Вот оно. Пять лет прошло, а он всё ещё.

— Мы же договорились тогда. Ты сказал, что простил.

— Я сказал, что попробую. Не получилось. — Он пожал плечами. — А теперь ещё и это. Я просто не могу больше.

Она не стала спорить. Что тут скажешь? Пять лет назад был Олег из планового отдела. Три месяца, о которых она жалела каждый день с тех пор. Игорь узнал, были скандалы, слёзы, разговоры до утра. Она думала, что пережили. Оказалось — он просто ждал.

***

Дочери Светлана позвонила на следующий день.

— Мам, ты серьёзно? — голос Алёны дрогнул. — Он правда так сказал?

— Да.

— И что ты ему ответила?

— Ничего. Ушла в комнату.

Алёна помолчала.

— Мам, я знаю про... ну, про то, что было. Папа рассказал тогда. Но это же не повод бросать тебя сейчас.

— Для него, видимо, повод.

— Я приеду.

— Не нужно пока. Работай. Я справлюсь.

***

Через три дня Игорь принёс распечатки. Положил на стол и сел напротив.

— Я всё продумал. Квартиру продаём, деньги пополам. Тебе хватит на лечение и на съём первое время. Мне — на первый взнос по ипотеке.

— Подожди. — Светлана потёрла виски. — Ты хочешь продать квартиру, в которой я живу? Чтобы я лечилась и одновременно искала жильё?

— Это совместно нажитое имущество. Я тоже имею право на свою долю.

— У меня через неделю госпитализация.

— Вот и хорошо. Будешь в больнице, а я займусь продажей.

— А когда выпишусь — куда мне идти?

— К тому времени найдём тебе что-нибудь. Комнату или однокомнатную квартиру снимем.

Светлана смотрела на него. Это был тот же человек, который двадцать пять лет назад обещал быть рядом в горе и радости. Тот же — и совершенно чужой.

— Ты себя слышишь?

— А что такого? Я не выгоняю тебя на улицу. Просто хочу справедливого раздела. После всего, что было, думаю, это честно.

***

Свекровь явилась без звонка. Раиса Петровна, шестьдесят девять лет, бывший завуч. Вошла, осмотрелась.

— Светлана, нам надо поговорить. Игорь мне всё рассказал.

— Проходите.

— Я думаю, ты не должна этим манипулировать.

— Чем?

— Своей болезнью. Это нечестно по отношению к моему сыну. Он и так пять лет мучился из-за твоего... поступка. А теперь ещё и это.

Светлана молчала. Возразить было нечего. Она действительно виновата. Была виновата пять лет назад. Но разве это значит, что теперь её можно выбросить, как сломанную вещь?

— У него тоже есть право на счастье, — продолжала Раиса Петровна. — Он ещё не старый мужчина.

— Ему пятьдесят три года.

— Это разве много? В самом расцвете.

Светлана почувствовала, как внутри поднимается что-то холодное. Не обида. Скорее усталость и ясность одновременно.

— Раиса Петровна, я правильно понимаю: вы пришли сказать, что ваш сын — молодец, а я должна молча уйти?

— Зачем так грубо? Я просто хочу, чтобы ты отнеслась к ситуации с пониманием.

— Я поняла. Дверь там же, где была.

Свекровь открыла рот, но промолчала. Развернулась и вышла.

***

В больницу Светлана легла в понедельник. Палата на четверых, койка у стены, тумбочка с облупившейся краской. Соседки — женщины разного возраста, но с похожими историями в глазах.

На второй день зашёл лечащий врач.

— Светлана Николаевна, я посмотрел результаты. Прогноз неплохой. Но лечение будет долгим. Кто будет оплачивать?

Она замялась.

— Муж. То есть, пока ещё муж. Мы... разводимся.

— Понятно. Если будут сложности, скажите. Есть программа высокотехнологичной медицинской помощи, квоты. Не всё покрывает, но значительную часть. Могу дать контакты в департаменте здравоохранения, там помогут оформить.

— Спасибо.

***

Игорь пришёл на третий день. Светлана лежала под капельницей, когда он появился в дверях с папкой в руках.

— Привет. Нужно подписать кое-какие бумаги. Я договорился с нотариусом.

Соседки притихли.

— Какие бумаги?

— Согласие на продажу. И заявление на развод.

— Игорь, я под капельницей.

— Руки работают. Там расписаться в трёх местах.

Соседка напротив, Нина Васильевна, женщина лет шестидесяти с седыми волосами, громко кашлянула.

— Молодой человек, а вам не кажется, что это некрасиво выглядит?

— Простите, а вы кто?

— Я свидетель того, как вы обращаетесь с больным человеком.

— Я не издеваюсь. Я решаю вопросы.

— Уходи, — вдруг сказала Светлана. Тихо, но твёрдо.

— Что?

— Ничего я тебе подписывать не буду.

— Ты не имеешь права! Это моя квартира тоже!

— Имею. Пока я жива — имею.

В этот момент в палату вошёл врач.

— Что тут происходит? Почему посторонние во время процедур?

— Это мой муж, — сказала Светлана.

— Бывший, — поправил Игорь.

— Пока ещё нет.

Врач посмотрел на папку, на капельницу, снова на Игоря.

— Вам лучше уйти. Пациентке нужен покой.

— Мне только подпись нужна.

— Я сказал — уйти.

Игорь развернулся и вышел.

***

Вечером Нина Васильевна подсела к её кровати.

— Деточка, тебе нужен юрист. Он не имеет права продать квартиру без твоего согласия. А если ты болеешь и нуждаешься в жилье, суд может отложить раздел имущества.

— Откуда вы знаете?

— Сын разводился в прошлом году. Навидалась. У меня есть телефон хорошего адвоката, недорого берёт. Хочешь — дам?

— Хочу.

Светлана лежала и думала о том, как странно всё устроено. Муж бросил в самый тяжёлый момент. А чужая женщина готова помочь просто так.

Хотя... имеет ли она право жаловаться? Пять лет назад она сама разрушила то, что было между ними. Может, Игорь прав. Может, она заслужила.

Но потом подумала: нет. Ошибка — да. Предательство — да. Но не смертный приговор. Она заплатила за это пятью годами молчаливых упрёков, отведённых глаз, холода в постели. Разве этого мало?

***

Адвокат, Елена Павловна, пришла в больницу через два дня. Выслушала, записала, кивнула.

— Значит так. Пока вы проходите лечение и нуждаетесь в жилье, суд не даст ему продать квартиру. Раздел имущества возможен, но не в ущерб вашим жизненным интересам. Если он будет давить, подадим встречный иск.

— А если он скажет про... ну, про то, что было пять лет назад?

— Супружеская неверность не является основанием для лишения права на жильё. Это семейное дело, не имущественное. Не переживайте.

— Сколько я вам должна?

— Потом разберёмся. Сначала выздоравливайте.

***

Игорь звонил каждый день. Сначала требовал, потом уговаривал, потом угрожал.

— Я подам в суд!

— Подавай.

— Ты всё равно проиграешь! После того, что ты сделала, ни один судья тебя не поддержит!

— Мой адвокат говорит иначе.

— Какой ещё адвокат? Откуда деньги?

— Это не твоё дело.

Он бросил трубку.

***

Алёна приехала в конце второй недели. Влетела в палату, обняла, потом долго сидела рядом, держа за руку.

— Мам, отец звонил. Жаловался, что ты его обобрала.

— Ничего я не отбирала. Просто не дала продать.

— Я знаю. Я ему так и сказала.

— И что он?

— Обиделся. Сказал, что после того, что ты сделала, ты вообще ни на что не имеешь права.

Светлана отвернулась к стене.

— Мам, — Алёна сжала её руку, — я знаю про ту историю. Я не ребёнок. И я не собираюсь тебя судить. Ты моя мать. Я буду на твоей стороне.

— Даже если я виновата?

— Ты виновата в том, что было тогда. Но не в том, что болеешь сейчас. И не в том, что он решил уйти именно так.

Светлана заплакала. Впервые за три недели.

***

Выписали её через месяц. Квоту оформили, большая часть расходов покрывалась. На работе дали больничный с сохранением места. Лечение продолжалось амбулаторно.

Домой она вернулась одна. Игорь съехал к матери две недели назад, забрав свои вещи. Квартира казалась непривычно тихой, но это была хорошая тишина. Спокойная.

На кухонном столе лежала записка: «Это ещё не конец».

Светлана скомкала бумагу и выбросила. Потом достала телефон.

— Нина Васильевна? Это Светлана из больницы. Помните, вы приглашали на чай, когда выпишетесь?

— Помню, деточка. Приезжай. Пирог испеку.

Светлана положила трубку и посмотрела на квартиру. На стены, на шкаф, который они покупали на пятую годовщину, на люстру, которую Игорь вешал полдня.

Всё это теперь было просто вещами.

Телефон завибрировал. Сообщение от Алёны: «Мам, как ты? Дома уже?»

Светлана улыбнулась и начала набирать ответ.

Она не знала, что будет дальше. Суд, лечение, одиночество. Но впервые за долгое время ей не было страшно.