Самострелы сталинской эпохи
Устав от бесконечной череды пошлых телепередач, пропитанных такой же бездарной рекламой, люди сегодня обречённо ныряют в мутные дебри телефонного интернета. Зачем? Наверное, чтобы, начитавшись там очередных криминальных новостей о проворовавшихся чиновниках, генералах, судьях, наивно буркнуть: «Сталина на них нету…»
Как будто при вожде народов не воровали? Не брали взяток? Не совершали подлогов? Как бы не так…
«Судите, да и судимы будете!»
Послевоенный 1948 год в Советском Союзе был отмечен действующим мораторием на смертную казнь. Причина внезапной гуманности всем была очевидна: недавняя война и без всяких приговоров унесла жизни десятков миллионов советских людей, сильно нарушив и без того хрупкий демографический баланс страны.
В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года среди причин такого внезапного миролюбия главной было обтекаемо названо то, что «… в условиях мирного времени применение смертной казни больше не вызывается необходимостью». На резонный вопрос советских людей: «А что же делать со злодеями?» — тут же последовало и пояснение того же Президиума: «Вместо смертной казни за соответствующие преступления подвергать виновных заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет!»
Закоренелые урки, узнав о такой государственной милости, на вольных малинах устраивали длительные водочные запои. Их менее удачливые собратья в лагерях по тому же поводу пили суррогатный беспощадный чифирь. Но тоже — до полной отключки: радость-то какая! Ведь так и до свободы тихо дотянуть можно, а те, кто сидеть уже устал, вполне организованно стали обдумывать доступные варианты лихих побегов: главное, чекисты к стенке не поставят, а уж там… будь, что будет!
Тихую, но осторожную радость эта новость вызвала и среди вороватых сталинских чиновников (были, ох были и таковые подле вождя — «АН»), для которых минувшая война на самом деле была как «мать родна»… Но самое примечательное, что под залпы военной канонады на фронте законы нарушали не только тыловые барыги от снабжения, но и те, … кто эти законы должны были строжайше соблюдать. Более того, взывать к ответу проворовавшихся негодяев. То есть — сами судьи!
Поэтому, когда 31 августа 1948 года Генеральный прокурор СССР Григорий Сафонов направил в ЦК КПСС служебную записку о том, что не только в городских судах Москвы, Киева, Краснодара и т.д., но и … в Верховных судах РСФСР и даже — СССР (!) обнаружены многочисленные факты взяток, приписок, незаконных закрытий серьёзных дел и вынесения необоснованных оправдательных приговоров, партийные чиновники в прямом смысле схватились за голову…
Генеральный прокурор просил санкции на проведение необходимых следственных мероприятий: ситуация по вскрытым оперативным фактам была для победившей фашизм страны действительно близкой к фатальной по возможным последствиям! Такую санкцию он получил, одобрил её лично Сталин, что указывало на то, что всем «засвеченным» в неблаговидных делах судейским чинам от ответа уйти не удастся.
А судьи что?
Картина, открывшаяся следователям, была явно мрачных оттенков: взятки, откаты, «благодарности», передаваемые людям в мантиях в денежном исчислении, доходили до 25 тысяч (!) рублей одномоментно. Если учесть, что премия им. тов. Сталина, назначаемая самим вождём (!) наиболее достойным советским людям, составляла в то время 100 тысяч, то получалось, что мздоимцы своим лихоимством давно уже перекрыли эту благородную сумму! А это тянуло уже чуть не на покушение на святое имя вождя!
Но самое печальное в том денежном водовороте было то, что организатором беспроигрышной пирамиды по материалам дела оказался … заместитель Председателя Верховного Суда СССР (а до того, в 1937–1938 гг. — Председатель Верховного Суда РСФСР!) Андрей Солодилов! Мало того, что любой человек в судейской мантии в те жуткие годы был, так или иначе, причастен к массовым политическим репрессиям, а уж в таком звании — и подавно! Солодилову помимо морального патологического удовлетворения захотелось и материального.
Он брал деньгами, дорогим антиквариатом, отрезами дефицитного английского шевиота. На взятки выстроил в Подмосковье шикарную личную резиденцию (имея при этом и прекрасную госдачу!). Наверное, чтобы было куда складывать шевиот и антиквариат? В отдельных эпизодах заместитель главного советского судьи не брезговал «решать вопросы» и с помощью … сексуальных услуг просительниц! Так он превратил в личную секс-рабыню молодую жену одного из воротил советской послевоенной торговли. Пока женщина выполняла судейские прихоти, её супруг спокойно воровал. Когда надоела, благоверный на 10 лет переехал под Воркуту. Ничего никому не напоминает из сегодняшней жизни?
В том же 1948 году Солодилова освободили от должности. Дело раскручивалось быстро, и уж кто-кто, а зампред Верховного Суда СССР знал, каковым лично для него будет итог. Потому ждать его не стал: в июне он взвёл курок именного пистолета и … нажал на него. Было ему всего-то 48 лет.
Тянули большие сроки уже его бывшие подельники: более 30-ти экс-судей, выслушав приговоры от собственных действующих коллег, отправились на радость уркам в далёкие лагеря.
Судьба генпрокурора Григория Сафонова, раскрывшего «заговор судей», сложилась вопреки логики «не очень удачно»: в 1953 году он был снят с должности по личному указанию Хрущёва. За что? Тоже — за профессию: отказался визировать арест Л. П. Берии, так как тот обладал депутатской неприкосновенностью! Самому Берии это не помогло, но Сафонова и сегодня помнят как человека, не изменившего своему профессиональному долгу даже в угоду генеральному секретарю!
Есть, есть чему ещё учиться нынешним…
«Если друг оказался вдруг…»
Тридцатые годы — это особая жуткая страница жизни нашей страны. Один за другим из ближайшего окружения Сталина в чёрную неизвестность исчезали его вчерашние соратники, на портреты которых ещё недавно советские люди чуть не молились. Кого-то тревожной ночью увозили «воронки». Кого-то арестовывали прямо в рабочих кабинетах. А вот кто-то, понимая жуткую неизбежность, уходил из жизни добровольно.
В 1937 году застрелился начальник Главного политического управления РККА, член ЦК и Оргбюро ВКП(б), друг Сталина генерал армии Ян Гамарник. Советская пресса тут же окрестила его «врагом народа». На деле же Ян Борисович прекрасно понимал, что волна необоснованных репрессий среди высшего комсостава армии вот-вот накроет и его. Как и всех остальных — ни за что!
Ушёл из жизни добровольно, желая спасти от неизбежных репрессий членов своей семьи. Не спас: вскоре расстреляли жену, 13-летнюю дочь Вету забрали в специальный детдом. Вскоре выслали в Сибирь, там — одиночная камера тюрьмы НКВД. Ссылка… Но — повезло: осталась жива…
Ближайший друг и соратник вождя, нарком тяжёлой промышленности СССР Серго Орджоникидзе застрелился в том же 1937 году. Советская пресса отнеслась к смерти наркома «благосклоннее»: сообщали, что тов. Орджоникидзе скончался от инфаркта. Хотя все прекрасно понимали: Серго тоже не стал ждать чьей-то пули, выпущенной по приказу, решил уйти добровольно. Что ж, хоть по церковным устоям это огромный грех, но по-мужски — поступок…
Всего через 4 года, в июле 1941 года, пускает в себя пулю и его бывший заместитель, ставший затем наркомом авиационной промышленности и родной брат другого верного сталиниста Лазаря Кагановича — Михаил Моисеевич Каганович. Его судьба, несмотря на влиятельного брата и сначала — личное покровительство вождя, тоже оказалась изломанной и трагичной.
После самоубийства Орджоникидзе Михаила Кагановича назначают наркомом сначала оборонной промышленности, а затем уже в 1939 году — и отдельно авиационной.
Задача перед новым наркомом стояла практически невыполнимая: в короткий срок сделать молодую советскую авиацию способной конкурировать с авиацией открыто готовившейся к войне Германии. Не имея опыта, технологий, достаточных кадров?
С поставленной задачей Михаил Каганович не справился: чудеса бывают лишь в сказках, и эту сказку сделать былью новый нарком, конечно, не смог. От традиционного расстрела его, возможно, спасло родство с влиятельным братом: Михаила лишь сняли с должности и назначили директором номерного завода в Казани, оставив при этом членом ЦК ВКП(б). Но и там он проявить себя не смог: возможно, уже просто надломился морально?
Вскоре на очередной партконференции в 1940 году сам Сталин в его адрес высказался более чем конкретно: «Предупредить тов. Кагановича М. М., который, будучи наркомом авиапромышленности, работал плохо, что если он не исправится и на новой работе … то будет выведен из состава членов ЦК ВКП(б) и снят с руководящей работы». Что означала подобная ремарка в те годы, Михаил Каганович знал прекрасно. Как и понимал, что помочь ему не сможет уже никто, в том числе — и родной влиятельный брат…
После начала войны его срочно вызвали к Сталину. Михаил Каганович понял, что это «билет в один конец». Ждать не стал: 1 июля 1941 года в своём кабинете пустил в себя пулю…
В 1936 году внезапно стреляется и бывший председатель ВЦСПС Михаил Томский, несмотря на относительно «не партийную» должность, побывавший даже членом Политбюро! То есть человеком, которому абсолютно доверяя, сам тов. Сталин собственно и делегировал его в состав высшего партийного ареопага.
В турбулентном сталинском политическом водовороте «лес рубят — щепки летят», неожиданно превратиться из верного друга в «непримиримого врага партии и вождя» было делом обыденным. Достаточно лишь было пожать руку кому-то из уже «нерукопожатных», как клеймо «врага народа» было обеспечено.
Томский, наивно поддавшись лозунгам революции о «равноправии», ещё в 1920 году неосмотрительно высказался о том, что именно советские профсоюзы, дескать, не обязаны беспрекословно выполнять … все указания партийных органов! Дескать, пролетариату делегирована «собственная диктатура!» М-да…
Даже в те, относительно либеральные годы, подобные мысли приравнивались чуть не к призыву о смене власти, а уж высказанные вслух… В общем, с профсоюзов Томского тов. Сталин немедленно изгнал, но … трогать не велел: Иосиф Виссарионович тогда ещё не был небожителем, лишь готовил себя в таковые. Но в памяти и своей, и людей, кому это было необходимо запоминать по должности, эпизод сохранил.
В 1922 году Томского простили, вернули ему кресло главного профсоюзника (у простых рабочих масс он был в авторитете — «АН»), и даже тогда же сделали членом Политбюро!
Вспомнили о нём (хотя, конечно, и не забывали всё это время) лишь в 1930 году. Снова сняли с должности, изгнали из Политбюро и назначили директором главного советского книжного издательства ОГИЗ. Но … опять не тронули фатально: просто тов. Сталин уже тогда создавал свой личный «кадровый резерв» для будущих процессов.
Финал случился уже в 1936 году, когда политические споры бывших революционеров и единомышленников превратились в непримиримую войну за абсолютную власть.
На процессе по делу «троцкистско-зиновьевского центра» в 1936 году внезапно прозвучала и … фамилия Томского, который к тому времени тихо-мирно издавал многотомные труды тех, кто сегодня так внезапно стал «врагами народа». Для опытного партийца это стало определённой «чёрной меткой», и уже 22 августа Михаил Томский покончил с собой.
Наверное, тоже, как и Ян Гамарник, наивно подумал, что своей кончиной спасёт от репрессий свою семью? Увы, не спас: старших сыновей быстро расстреляли, вдову с младшим сыном выкинули в сибирскую ссылку… Такие были времена. Такие нравы.