«Спутник»: В здоровом теле — нездоровый дух
Наш ответ «Чужому» или нечто совершенно иное?
1983 год. Земля в иллюминаторе. Самоизолированные по высшему классу на спускаемом аппарате «Спутник 4» двое космонавтов ждут возвращения домой. Товарищ Аверченко (Алексей Демидов) в милионный раз напевает «Миллион, миллион, миллион алых роз» и с эротическими обертонами описывает напарнику, как будет принимать ванну. Сначала горяченькой, потом холодненькой, ух. Напарник Вешняков (Петр Федоров) партизански молчит, скупо сообщая, что на Земле у него тоже есть дело. Незадолго до приземления что-то пойдет не так – выживет только таинственное.
Разобраться, что именно принес космический аппарат, предстоит нейропсихологу Татьяне Климовой (Оксана Акиньшина), чьи порой радикальные методы пугают коллег. Полковника Семирадова (Федор Бондарчук) ее смелость напротив привлекает: Татьяну везут на секретную базу в Казахстан, спрятанную посреди советского поля экспериментов, где она увидит Вешнякова. Еще более здорового, чем до героического сидения в капсуле. Внутри него, правда, теперь живет загадочный симбиот, выползающий ночью на часок подышать.
Как и у любого космонавта, у «Спутника» – игрового дебюта Егора Абраменко – непростая судьба. Родился он под именем «Пассажир»: в сценарии экс-кинокритика Романа Волобуева это выглядело как «Чужой», попавший из советского космоса в галактику хрущевок и семидесятнического минимализма. Открывающую якобы сцену задуманного тогда проекта, снятую уже Абраменко и оператором Максимом Жуковым, показали в 2017-м в короткометражном конкурсе «Кинотавра». Спустя три года от идеи Волобуева остались космонавт, СССР и «чужой», сценарий написали Олег Маловичко и Андрей Золотарев («Призрак»), список продюсеров вырос до роя (один из – Бондарчук), а Артур Смольянинов превратился в Федорова, как 1970-е – в окопавшиеся в тренде 1980-е.
Стилизация под титры из шедевра Ридли Скотта уступила место другим вдохновителям: «Спутник» соткан из американских и не только аналогов так же, как сюжет – из бахромы представлений о советском. Вешняков и в космосе, и в заточении таскает за собой неваляшку – воплощение мифа о неубиваемом национальном характере, – эхом эстрады фигурирует лишь Пугачева, по телевизору показывают «Через тернии к звездам» (1981) и упоминают, как Куба благодарна Андропову за поддержку в конфронтации с США. В кадре – все еще немного «Чужого», немного «Живого» (банального эпигона Скотта), у инопланетянина функции Венома и дизайн зерга из стратегии Starcraft. Поездка по длинной дороге, противопоставленной местной клаустрофобии, снята в духе последнего «Индианы Джонса» или байопика «Высоцкий. Спасибо, что живой». Внутри ситуаций – персонажи-функции, обреченные надзирать, геройствовать и иногда любить, потому что между мужчиной и женщиной на первом плане не может не пробежать искра.
Казалось бы – полигон банальности, дело закрыто. Жанровая копия знакомых рефлексов в антураже разнобойных общих мест. И все же под этой простой для препарации оболочкой проскакивает пульс иной жизни. Работа не с жанровыми мускулами или достоверностью эпохи, но разряженным полем советской мифологии и хорошо знакомыми иностранными кошмарами, вдохновленными холодным светом звезд. В конце концов, как Вешняков оказывается скафандром для инопланетного, так и драматические рефлексы «Спутника» пытаются описать нечто совершенно иное.
Носителем симбиота оказывается не просто национальный супергерой, но еще и космонавт, связанный с Землей лишь пуповиной внезапного отцовства. На орбиту его запустили за умение терпеть лишения и исполнять инструкции, что он усвоил в детдоме и учебке. В лабораторной комнате он продолжает вести себя как хищник, иронизируя над попытками доктора Ригеля (Антон Васильев) его загипнотизировать и переходя в покровительственно-флиртующий режим при виде Климовой. Ключевой паттерн его поведения – жесты бесстрашия, тотальная уверенность в себе. Кажется, эта сталь в глазах и привлекла пришельца, который больше всего любит как раз сладкий запах ужаса (и для этого нужен носитель, который будет гнуться, но, наверно, не загнется). Если напарник Вешнякова с теплотой вожделенного душа говорил еще и о долгожданной встрече с семьей (и походе с женой на концерт Пугачевой), то выживший упоминает о сыне-детдомовце как о неудавшейся миссии, провальном отцовстве. И этот укол совести оказывается единственным путем к сохранению человеческого лица. Пришелец, замечает Вешняков, – он сам, но без морального компаса. И потому страх здесь не граница, которую нужно переступить ради эволюции. Страх сигнализирует о приближении границы – и выступает триггером эмпатии.
До поры до времени Вешняков воплощает миф о сверхчеловеке – социалистическом и каком угодно – и недвусмысленно противопоставляется копошащимся на территории закрытого института зэками. Среди всех сортов заключенных – от космонавтов в капсуле и ученых в лаборатории до пришельца в грудной клетке землянина – они более-менее обречены. Неудивительно, что новый аватар советского супергероя бодро будет откусывать им по ночам головы. В пантеоне богов и героев нет места презренным смертным, особенно тем, на которых общество или скорее государство ставит крест.
Потому симбиот оказывается венцом другой градации – решительных деятелей, готовых на все ради результата. От трусоватого Ригеля, якобы мечтающего о Нобелевке, и упертой Климовой, топящей пациентов и дающей в панельных коридорах 1983-го доктора Хауса, до рефлекторно стремящегося к сыну Вешнякова и властного Семирядова, мечтающего обратить товарища из далекого космоса в совершенное оружие. В параллель песенкам про розы и сказкам о космических далях – разговор о страхе и насилии, которые для советского маскульта будто бы действительно из другой галактики.
«Так и живем, да? В космос можно, а в коридор нельзя», – хохмит Вешняков, на самом деле описывая ключевой конфликт фильма: геройствовать – пожалуйста, гуманничать – не стоит. Горстка уверенных в своей правоте людей проверяют, насколько сильно можно нажать друг на друга, чтобы добиться результата, и выясняют, что все равно уступают инопланетной рукастой кобре, которая воплощает экстремальную форму доминирования. Цель без цены. Убийца без приказов. Падающего подтолкни.
Мысль о возможном расчеловечивании в геройстве, в рывке к идеальному у Абраменко легко мимикрирует под сказку про темноту, историю про дремлющую в человеке первобытность, которую легко разбудить – только покажи бездну. У остальных есть границы: Климова, как станет понятно после неловкого сюжета-обманки, привыкла выгрызать право на жизнь, а демонический полковник Семирадов глядит не в небо, а за границу отечества, где прямо сейчас экватор вoйны в Афганистане.
Схематичный полковник Бондарчука, кажется, стоит особняком от резких режиссерских движений: напористой музыки, которая пытается наполнить кадр саспенсом так, будто он пустой, философии, что все важные детали заслуживают пристальный крупный план, а также сюжетной логики, в которой скользкий пол обязательно ведет к падению, как страх – к нападению. Семирадов, чье морщинистое лицо и седой полумесяц волос сообщают об опасности не меньше, чем окрас ядовитых лягушек, сам по себе визуально выразителен. Блеклый монотонный голос, выпяченная нижняя челюсть, графическое сходство с бетонным бюстом – большого начальника, народного героя или даже персонажа античности.
В схватке с такими монолитными фигурами герои хоть боевиков, хоть древних сюжетов отстаивали право быть человеком, а порой и банально быть (что под определенным углом – одно и то же). Именно в этом искусстве поднаторела Климова с ее непростым детством: шрам на спине напоминает ей о цене свершения. О том, что у счастливого излечения, как и у утопических проектов, есть и обратная сторона, которую «Спутник» как раз дорисовывает лучезарному советскому космосу. Разница – в масштабах, границе между халатностью и знанием, а также в том, чьи интересы на кону. Как и прошлогодний фильм «К звездам» с Брэдом Питтом, картина Абраменко приходит к выводу, что без космоса (во многих смыслах) мы можем обойтись.
Ссылки по теме
«Спутник» выйдет в американский прокат в августе 2020 года
«Спутник» станет первым российским фильмом, который сразу выйдет в интернете
«Спутник» с Петром Фёдоровым представит Россию на фестивале в Нью-Йорке
«Дюна», «Чёрная вдова» и другие ожидаемые фантастические фильмы 2020 года
(Не)Идеальное кино: 70 российских фильмов 2020 года
Оксана Акиньшина спасает Петра Фёдорова от инопланетянина
1983 год. Земля в иллюминаторе. Самоизолированные по высшему классу на спускаемом аппарате «Спутник 4» двое космонавтов ждут возвращения домой. Товарищ Аверченко (Алексей Демидов) в милионный раз напевает «Миллион, миллион, миллион алых роз» и с эротическими обертонами описывает напарнику, как будет принимать ванну. Сначала горяченькой, потом холодненькой, ух. Напарник Вешняков (Петр Федоров) партизански молчит, скупо сообщая, что на Земле у него тоже есть дело. Незадолго до приземления что-то пойдет не так – выживет только таинственное.
Разобраться, что именно принес космический аппарат, предстоит нейропсихологу Татьяне Климовой (Оксана Акиньшина), чьи порой радикальные методы пугают коллег. Полковника Семирадова (Федор Бондарчук) ее смелость напротив привлекает: Татьяну везут на секретную базу в Казахстан, спрятанную посреди советского поля экспериментов, где она увидит Вешнякова. Еще более здорового, чем до героического сидения в капсуле. Внутри него, правда, теперь живет загадочный симбиот, выползающий ночью на часок подышать.
Как и у любого космонавта, у «Спутника» – игрового дебюта Егора Абраменко – непростая судьба. Родился он под именем «Пассажир»: в сценарии экс-кинокритика Романа Волобуева это выглядело как «Чужой», попавший из советского космоса в галактику хрущевок и семидесятнического минимализма. Открывающую якобы сцену задуманного тогда проекта, снятую уже Абраменко и оператором Максимом Жуковым, показали в 2017-м в короткометражном конкурсе «Кинотавра». Спустя три года от идеи Волобуева остались космонавт, СССР и «чужой», сценарий написали Олег Маловичко и Андрей Золотарев («Призрак»), список продюсеров вырос до роя (один из – Бондарчук), а Артур Смольянинов превратился в Федорова, как 1970-е – в окопавшиеся в тренде 1980-е.
Стилизация под титры из шедевра Ридли Скотта уступила место другим вдохновителям: «Спутник» соткан из американских и не только аналогов так же, как сюжет – из бахромы представлений о советском. Вешняков и в космосе, и в заточении таскает за собой неваляшку – воплощение мифа о неубиваемом национальном характере, – эхом эстрады фигурирует лишь Пугачева, по телевизору показывают «Через тернии к звездам» (1981) и упоминают, как Куба благодарна Андропову за поддержку в конфронтации с США. В кадре – все еще немного «Чужого», немного «Живого» (банального эпигона Скотта), у инопланетянина функции Венома и дизайн зерга из стратегии Starcraft. Поездка по длинной дороге, противопоставленной местной клаустрофобии, снята в духе последнего «Индианы Джонса» или байопика «Высоцкий. Спасибо, что живой». Внутри ситуаций – персонажи-функции, обреченные надзирать, геройствовать и иногда любить, потому что между мужчиной и женщиной на первом плане не может не пробежать искра.
Казалось бы – полигон банальности, дело закрыто. Жанровая копия знакомых рефлексов в антураже разнобойных общих мест. И все же под этой простой для препарации оболочкой проскакивает пульс иной жизни. Работа не с жанровыми мускулами или достоверностью эпохи, но разряженным полем советской мифологии и хорошо знакомыми иностранными кошмарами, вдохновленными холодным светом звезд. В конце концов, как Вешняков оказывается скафандром для инопланетного, так и драматические рефлексы «Спутника» пытаются описать нечто совершенно иное.
Носителем симбиота оказывается не просто национальный супергерой, но еще и космонавт, связанный с Землей лишь пуповиной внезапного отцовства. На орбиту его запустили за умение терпеть лишения и исполнять инструкции, что он усвоил в детдоме и учебке. В лабораторной комнате он продолжает вести себя как хищник, иронизируя над попытками доктора Ригеля (Антон Васильев) его загипнотизировать и переходя в покровительственно-флиртующий режим при виде Климовой. Ключевой паттерн его поведения – жесты бесстрашия, тотальная уверенность в себе. Кажется, эта сталь в глазах и привлекла пришельца, который больше всего любит как раз сладкий запах ужаса (и для этого нужен носитель, который будет гнуться, но, наверно, не загнется). Если напарник Вешнякова с теплотой вожделенного душа говорил еще и о долгожданной встрече с семьей (и походе с женой на концерт Пугачевой), то выживший упоминает о сыне-детдомовце как о неудавшейся миссии, провальном отцовстве. И этот укол совести оказывается единственным путем к сохранению человеческого лица. Пришелец, замечает Вешняков, – он сам, но без морального компаса. И потому страх здесь не граница, которую нужно переступить ради эволюции. Страх сигнализирует о приближении границы – и выступает триггером эмпатии.
До поры до времени Вешняков воплощает миф о сверхчеловеке – социалистическом и каком угодно – и недвусмысленно противопоставляется копошащимся на территории закрытого института зэками. Среди всех сортов заключенных – от космонавтов в капсуле и ученых в лаборатории до пришельца в грудной клетке землянина – они более-менее обречены. Неудивительно, что новый аватар советского супергероя бодро будет откусывать им по ночам головы. В пантеоне богов и героев нет места презренным смертным, особенно тем, на которых общество или скорее государство ставит крест.
Потому симбиот оказывается венцом другой градации – решительных деятелей, готовых на все ради результата. От трусоватого Ригеля, якобы мечтающего о Нобелевке, и упертой Климовой, топящей пациентов и дающей в панельных коридорах 1983-го доктора Хауса, до рефлекторно стремящегося к сыну Вешнякова и властного Семирядова, мечтающего обратить товарища из далекого космоса в совершенное оружие. В параллель песенкам про розы и сказкам о космических далях – разговор о страхе и насилии, которые для советского маскульта будто бы действительно из другой галактики.
«Так и живем, да? В космос можно, а в коридор нельзя», – хохмит Вешняков, на самом деле описывая ключевой конфликт фильма: геройствовать – пожалуйста, гуманничать – не стоит. Горстка уверенных в своей правоте людей проверяют, насколько сильно можно нажать друг на друга, чтобы добиться результата, и выясняют, что все равно уступают инопланетной рукастой кобре, которая воплощает экстремальную форму доминирования. Цель без цены. Убийца без приказов. Падающего подтолкни.
Мысль о возможном расчеловечивании в геройстве, в рывке к идеальному у Абраменко легко мимикрирует под сказку про темноту, историю про дремлющую в человеке первобытность, которую легко разбудить – только покажи бездну. У остальных есть границы: Климова, как станет понятно после неловкого сюжета-обманки, привыкла выгрызать право на жизнь, а демонический полковник Семирадов глядит не в небо, а за границу отечества, где прямо сейчас экватор вoйны в Афганистане.
Схематичный полковник Бондарчука, кажется, стоит особняком от резких режиссерских движений: напористой музыки, которая пытается наполнить кадр саспенсом так, будто он пустой, философии, что все важные детали заслуживают пристальный крупный план, а также сюжетной логики, в которой скользкий пол обязательно ведет к падению, как страх – к нападению. Семирадов, чье морщинистое лицо и седой полумесяц волос сообщают об опасности не меньше, чем окрас ядовитых лягушек, сам по себе визуально выразителен. Блеклый монотонный голос, выпяченная нижняя челюсть, графическое сходство с бетонным бюстом – большого начальника, народного героя или даже персонажа античности.
В схватке с такими монолитными фигурами герои хоть боевиков, хоть древних сюжетов отстаивали право быть человеком, а порой и банально быть (что под определенным углом – одно и то же). Именно в этом искусстве поднаторела Климова с ее непростым детством: шрам на спине напоминает ей о цене свершения. О том, что у счастливого излечения, как и у утопических проектов, есть и обратная сторона, которую «Спутник» как раз дорисовывает лучезарному советскому космосу. Разница – в масштабах, границе между халатностью и знанием, а также в том, чьи интересы на кону. Как и прошлогодний фильм «К звездам» с Брэдом Питтом, картина Абраменко приходит к выводу, что без космоса (во многих смыслах) мы можем обойтись.
Ссылки по теме
«Спутник» выйдет в американский прокат в августе 2020 года
«Спутник» станет первым российским фильмом, который сразу выйдет в интернете
«Спутник» с Петром Фёдоровым представит Россию на фестивале в Нью-Йорке
«Дюна», «Чёрная вдова» и другие ожидаемые фантастические фильмы 2020 года
(Не)Идеальное кино: 70 российских фильмов 2020 года
Оксана Акиньшина спасает Петра Фёдорова от инопланетянина