«Мордобой на фоне советского китча»: В The New York Times вышла статья о «Слове пацана»
На днях в издании «The New York Times» вышла рецензия на сериал «Слово пацана», автор которой, журналист Александр Назарян, эмигрировал из СССР в США в 1989 году. Следует отметить, что это не столько рецензия, сколько прерывистое и непоследовательное рассуждение о состоянии российского общества на примере самого популярного сериала последнего года. Объясняя соотечественникам значение слово patzan, Назарян даже не пытается обрисовать ту сложную общественно-политическую ситуацию, из которой вылупился "Казанский феномен" (впрочем, и для большинства россиян суть этого процесса до сих пор остаётся непроявленной). И после выборочного описания пары сюжетных перипетий спешит провести сравнительный анализ между прошлым и настоящим России. Кино-Театр.Ру решил перевести отрывки из статьи, потому что нет ничего веселее, чем наблюдать за тем, как иностранцы морщась, едят холодец пересказывают друг другу российские фильмы. 
«Когда мы впервые видим главного героя Андрея Васильева, он — чувствительный подросток, играющий на пианино. Потом его вербует в группировку "Универсам" молодой человек по имени Марат. "Пацан" — слово, которым бандиты называют друг друга, как будто они особая порода горожан. Противоположностью пацана является чушпан: неудачник, деревенщина, рабочий класс. Пацан может погибнуть в драке или отправиться в тюрьму, но для него это лучше, чем сидеть на заседаниях рабочего комитета вертолётного завода имени Туполева. "Мы — улица", говорит Марат после драки на дискотеке (перевожу вольно). "В этом городе слабаков только мы — люди"».
«Первая часть сериала посвящена шапке, которую мать Андрея проигрывает напёрсточнику, вторая — спорам вокруг владения видеомагнитофоном, которые перерастают в кровавую войну группировок. В какой-то момент влюблённость Андрея в милиционершу приводит его на вечеринку начинающих рокеров, бобдилановскую сентиментальность которых он не разделяет. Андрей поражает этих хипстеров проникновенной игрой на пианино. А потом внезапно захлопывает крышку пианино, прорычав: "Увижу тебя поблизости, похороню". Всего за три эпизода он превратился из маленького Моцарта в Ивана Драго. Так же и Россия за три десятилетия превратится из молодой демократии, соблазняющей выпускников Гарвардской Бизнес Школы, в сверхдержаву-изгоя, падающую в объятия Северной Кореи». 
«Андрей — пустышка. Своими пухлыми губами и глубоко посаженными глазами он напоминает Джастина Бибера без татуировок, но он так демонстративно хладнокровен, что даже его забота о матери и сестре не делает его достойным сочувствия. После того, как изнасилованная девушка Марата кончает жизнь самоубийством, между парнями начинается разлад. "Есть законы выше кодекса пацана", - говорит Марат. Но Андрей смотрит на него с безразличием — он ненавидит слабость, потому что сам когда-то был слабым. "Нет такого закона", — отвечает он».
«Российское телевидение всё ещё сильно отстаёт от американского телевидения 2000-х, когда Тони Сопрано впервые пришёл на приём к психологу. Но «Слово пацана» — попытка сделать что-то подобное. Проблема в недостатке иронии… Большинство великих советских художников знали, что ирония может быть чрезвычайно подрывной. Но подрыв запрещён сегодня в России, так что «Слово пацана» предлагает лишь сплошной мордобой на фоне советского китча». 
«Сериал был одним из нескольких проектов, призванных обратить внимание на "позитивные изменения в жизни граждан России". Тесные квартиры, потрёпанные советские автомобили, холодные школьные классы и выдохшиеся члены марксистко-ленинского авангарда — всё это кричит современному российскому зрителю: "Ты прошёл долгий путь, товарищ!" И судя по реакции общественности, они, возможно, преуспевают [...] Это правда, что материальные условия многих россиян значительно улучшились с позднесоветских времён. Но жестокий, нигилистический настрой, показанный в сериале, похоже, так никуда и не делся».
«Лидер группировки "Универсам", брат Марата Вова, вернулся недавно с войны в Афганистане. И кажется, его совершенно не беспокоит то, что он там увидел. И никто из его сверстников не проявляет любопытства к этой теме. Это эстетический мир сериала: пустой до непроницаемости. Режиссёр Жора Крыжовников редко позволяет камере выходить за прямолинейные границы жилищных кварталов. Подробности того периода поразительно точны, но я до сих пор понятия не имею, как на самом деле выглядит Казань. Сюжет сериала каким-то образом сочетает безумство и инертность». 
«Действие сериала разворачивается в критический период. Все понимают, что Советский Союз трещит по швам, но никто не знает, что будет дальше. В одном из редких ироничных моментов Вова размышляет о будущем. "Я послушал Горбачёва", говорит он. "Говорят, что через год-два у нас будет как в Америке. А может, и лучше". Моя семья покинула СССР в 1989 году, и я помню разочарование и унижение тех лет с исключительной ясностью. У все у нас должны были быть видеомагнитофоны. А вместо этого бандитизм заполнил вакуум, образовавшийся от схлопнувшихся институций. "Казанскй феномен" 80-х мутировал в российскую мафию 90-х, которая мародёрствовала на постсоветской демократии до тех пор, пока раздражённый Кремль не передал власть Владимиру Путину. Сегодня его мировоззрение, зацикленное на преобладании силы над слабостью, укоренилось в национальном самосознании».
«Достаточно просто напороться на плохое российское телевидение, но в «Слове пацана» есть что-то по-настоящему гнилое в основании. Это предупреждение о том, что может случиться, когда наши моральные убеждения так нищают, что самым простым ответом на все вопросы становится удар по лицу».