Тяжёлые чудеса Валаама

Говорить о романе «Полунощница» Нади Алексеевой не так-то просто. Его фактура мерцает, двоится, а центральные герои и рассказчик не то что ненадёжны – скорее тоже мало что понимают. И оттого судить о романе по их словам, интонациям и даже поступкам – дело спорное.

Итак, в романе три времени – наше, семидесятые годы, а также моменты, когда времени как бы и нет. В современности есть главный герой, молодой айтишник по имени Павел. Он ловит, кажется, первый в своей жизни экзистенциальный кризис, переживает трагедию прошлого. Кроме того, ему хочется найти родственников своей покойной бабушки. Все эти обстоятельства и приводят его на Валаам. Там его ждёт суровый монастырско-волонтёрский быт, чувства, качели бунта-смирения-принятия, очистительный внешний и отчасти внутренний катарсис, а также раскрытие семейных тайн – неокончательное, что тоже хорошо.

Из других героев нашего времени – простите за спорный каламбур – можно выделить Асю и Семёна. Мама Аси повесилась, и девочка поначалу потеряла себя. Но после, попав в работный дом на Валааме, нашла – пусть и со срывами, внутренней борьбой. Она самый гармоничный, цельный персонаж романа. Семён, в отличие от неё, дисгармоничен и изломан – он трудник во всех смыслах этого слова.

Второй временной слой романа – семидесятые. Они расплёскиваются и достают то до роковых сороковых, то до наших времён, но статус-кво для ряда обитателей устанавливается именно в них. Перед читателем предстают гротескно-неприкаянные люди, неимоверное разнообразие жутких зависимостей, горестей, увечий. Все эти выброшенные из жизни инвалиды-самовары, старухи с пролежнями, живая неприятная куча-мала будто образуют некую босхианскую энциклопедию злоключений, перемежающихся редкими надеждами и чудесами.

Наконец, есть безвременье, где властвуют два творца – рассказчик и Бог. Любопытно: сама фактура Валаама, как и происходящее в романе, видится более глубокой и сложной, чем это описывает нам рассказчик – фигура, казалось бы, всезнающая и всесильная. Он современный человек, и с его несколько циничной иронией, как бы отрешённым бесстрастием и холодноватым пренебрежением к сакральности трудно судить о происходящем, хотя он и пытается. А настоящий резонёр здесь совершенно иной: ему и отмщение, он и воздаст.

Парадоксальным образом всё это играет на сложность и глубину «Полунощницы». Если бы автор немного по-другому расставила акценты, вышел бы стандартный миллениальский роман: кругом вечная хтонь, герои пытаются унять свои травмы, а семидесятые идентичны современности по степени равнодушия системы к маленьким людям-винтикам. Слава богу, автор размывает как сюжетные переходы от прошлого к настоящему, так и границы читательского ожидания, что делает повествование неоднозначным. И это точно сознательный ход – случайно так не получится.

По итогу сама ткань романа сопротивляется современной подаче рассказчика – и выигрывает. Сравните, например, травмы современных героев с вполне реальными увечьями (и физическими, и психическими) обитателей дома для инвалидов: обесценивай не обесценивай, а это две большие разницы. И прошлое с современностью, если приглядеться, вовсе не рифмуется. Или рифмуется, но рифма выходит неточная, ассонансная.

Наконец, отчасти «Полунощница» – вполне себе метароман. Герой Павел – человек пустотный, рассыпчатый, благодаря чему читатель может поставить себя на его место. Как и все мы, поначалу он вечно по делам и в делах, у него нет времени на «пустяки» («камни таскать»), ему нужна конкретика – хотя бы и залипание в телефон. Но на Валааме так нельзя, он и вещественен, и абстрактен одновременно. Так и с романом – читатель поначалу ждёт увесистой завязки, жирного развития заявленной интриги, бэнгеров-клифхенгеров*  (простите), а ничего такого не случается. И случиться не может: «Полунощница» не хуже и не лучше сюжетно-разжёванных повествований, она другая. Остановись, не спеши, всему свой черёд. Такой вот, понимаешь, метакомментарий.

И уж конечно, это совсем не нравоучительный роман-просветление про то, как суетливый поверхностный горожанин преисполнился духовностью. Более того, даже после всех событий романа, включая долгожданную беседу со старцем, Павел ещё остаётся в начале своего трудного пути к преображению:

«Павел пытался представить, вспомнить свою квартиру, и не мог. Будет пустота, гудение монитора, бряканье уведомлений, от которого отвык.

Лучше бы он не приезжал на остров. Толку? Мелькнуло и погасло».

Если Пётр в романе, как и положено, камень, то Павел – ещё пока Савл. К тому самому Павлу ему ещё идти и идти. И путь этот таит различные искусы: недаром в фамилии Подосёновы видится в том числе и намёк на Иуду, который, по одной из версий, удавился именно на осине. Но первый шаг уже сделан, какие-то демоны побеждены, какие-то обстоятельства из прошлого – отпущены. А значит, он на верном пути.

«Полунощница» – это сложный роман о том, как большая история и тяжёлые чудеса врываются в нашу повседневность, меняя её. Никто не обещал, что будет легко, назидательно, окончательно: логика Бога нам не подвластна.

Как говорится, делай что должно – и будь что будет.

___________________

* Бэнгер, сленг. – громкий хитовый музыкальный трек Клифхенгер, от анг. cliffhanger – захватывающий фильм, ситуация, исход которой неизвестен

Противоположное мнение в статье: Молодым одна у нас дорога