А смысл? Как избавиться от ощущения бессмысленности жизни
В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» вышла книга «Гуманистическая психотерапия. Преодоление бессмысленности жизни» психиатра Виктора Франкла, создателя логотерапии. Это направление экзистенциальной психологии помогает избавиться от экзистенциальной пустоты и найти смысл человеческого существования. В небольшой книге Франкл объясняет основные концепции и методы логотерапии. Публикуем главы, посвященные воле к смыслу и экзистенциальной фрустрации.
Как мы говорили, психоанализ игнорирует не только соматогенез, но и ноогенез невротических заболеваний. Неврозы необязательно должны быть вызваны эдиповым комплексом или комплексом неполноценности — они могут корениться в духовной проблеме, в конфликте совести или экзистенциальном кризисе.
Психоанализ познакомил нас с волей к удовольствию, основой принципа удовольствия, а индивидуальная психология рассказала нам про волю к власти в форме стремления к признанию. Однако есть еще что-то, имеющее в человеке более глубокие корни, и я называю это волей к смыслу — его борьбу за наилучшее осуществление смысла его бытия.
Разве человек изначально не стремится к счастью? Не признавал ли это сам Кант, добавляя, что человеку стоит стремиться и к тому, чтобы быть достойным счастья? Я бы сказал, что человек в итоге хочет не столько состояния счастья, сколько основания быть счастливым. Как только у него есть это основание, то счастье и удовольствие возникают автоматически. В клинической практике мы часто наблюдаем, что концентрация внимания не на основании для счастья, а на чем-то другом не дает мужчинам с импотенцией или женщинам с фригидностью стать счастливыми. Из-за чего же это происходит? Из-за фиксации внимания на самом счастье, самом удовольствии.
Как же прав был Кьеркегор, говоря, что дверь к счастью открывается наружу, а для того, кто пытается ломиться внутрь, она только крепче закрывается.
Как это объяснить? На основании своей воли к смыслу человек стремится найти его и осуществить, но он также хочет встретиться с другой человеческой формой бытия, полюбить «ты». И то и другое — осуществление смысла и встреча с «ты» — дает человеку основание для счастья и удовольствия. У невротика же это первичное стремление сворачивает со своего пути и превращается в стремление напрямую к счастью. Вместо того чтобы удовольствие оставалось тем, чем оно должно быть, а именно эффектом (побочным эффектом осуществленного смысла и встречи с «ты»), оно становится целью форсированной интенции, гиперинтенции. Удовольствие превращается в единственное содержание и предмет внимания. Но в той мере, в которой невротик беспокоится об удовольствии, он теряет из виду его основание. Тогда эффект в виде удовольствия не может произойти.
Что касается расхожего мнения о самореализации, осмелюсь утверждать, что человек может реализовать себя лишь в той мере, в которой он осуществляет некий смысл. Императив Пиндара, согласно которому человек должен стать тем, кем он всегда был, требует дополнения, которое я вижу в словах Ясперса: » Человек становится тем, кто он есть, благодаря занятию, которое он сделал своим«. Подобно бумерангу, возвращающемуся к охотнику лишь в том случае, если он не сбил дичь, к само реализации стремится лишь тот, кто потерпел неудачу в реализации смысла, а возможно, даже и не нашел смысла, который надо было осуществить.
Это касается также воли к удовольствию и воли к власти. Но если удовольствие — побочный эффект при осуществлении смысла, то власть становится средством для достижения цели, если осуществление смысла связано с определенными общественными и экономическими условиями и предпосылками.
Когда человек стремится к эффекту удовольствия, когда он ограничивает себя лишь средством для достижения цели, именуемой властью? Воля к удовольствию или воля к власти утверждаются в человеке лишь тогда, когда воля к смыслу в нем оказывается фрустрированной. Иными словами, принцип удовольствия не менее, чем стремление к признанию, является невротической мотивацией. Вполне объяснимо, что Фрейд и Адлер не разглядели первичное для человека стремление к смыслу, ведь они развивали свои теории, опираясь на невротиков. Мы более не живем в век сексуальной фрустрации, как во времена Фрейда. Наш век — это век экзистенциальной фрустрации. Больнее всего она бьет по молодым людям.
«Кто актуальнее для сегодняшнего молодого поколения, — спрашивает Бэкки Лит, главный редактор студенческой газеты Университета Джорджии, — Фрейд или Адлер? У нас есть противозачаточные таблетки, которые освобождают нас от последствий удовлетворения потребности в сексе — у нас больше нет медицинских причин подавлять себя в сексуальном отношении. У нас также есть власть — достаточно взглянуть на американских политиков, которые трепещут перед молодым поколением, или на движение хунвейбинов в Китае. Франкл говорит, что сегодня мы живем в экзистенциальном вакууме и что он проявляется прежде всего в виде скуки. Скука — это звучит по-другому, не так ли? И довольно знакомо, правда? Или вы не знаете людей, которые жалуются на скуку, хотя им достаточно протянуть руку и взять все, что им нужно, включая секс и власть, о которых писали Фрейд и Адлер?»
Сегодня все больше пациентов обращаются к нам с ощущением внутренней пустоты, которую я назвал экзистенциальным вакуумом, с чувством тотальной бессмысленности своего бытия. Было бы ошибкой предполагать, что речь идет о феномене, который распространен исключительно в западном мире. Освальд Выметал настойчиво указывал на то, что «эта сегодняшняя болезнь, потеря смысла жизни, особенно характерная для молодых людей, без какого-либо разрешения переходит границы капиталистических или социалистических государств». Именно Выметал, будучи председателем Неврологического конгресса в Чехословакии, назвал себя последователем Павлова и с восхищением отзывался о его достижениях, но добавил, что психотерапевт, сталкиваясь сегодня с экзистенциальным вакуумом, не может обойтись лишь теориями Павлова. То, что экзистенциальный вакуум начинает распространяться также и в развивающихся странах, показали нам Клицке и Филбрик.
Еще в 1947 году Пауль Полак в своем докладе перед членами Общества индивидуальной психологии предсказал, что, «решив социальные вопросы, мы столкнемся с проблематикой духовности, произойдет ее мобилизация; человек освободится и сможет заняться собой, проблемами своего бытия, на которые обратит должное внимание». И недавнее изречение Эрнста Блоха вторит ему: «Людям выпадает возможность думать о вопросах, которые тревожили их лишь в смертный час».
Экзистенциальная фрустрация
Сегодня психиатр нередко сталкивается с волей к смыслу в форме ее фрустрации. Существует не только сексуальная фрустрация, то есть фрустрация сексуального влечения или воли к удовольствию в целом, но и фрустрация экзистенциальная, под которой в логотерапии понимается ощущение бессмысленности собственной экзистенции. Что касается этиологии невротических заболеваний, это ощущение бессмысленности ныне актуальнее чувства неполноценности. Современный человек страдает не столько оттого, что ощущает себя неполноценным, сколько оттого, что не видит в жизни смысла. Именно экзистенциальная фрустрация часто оказывается патогенной, то есть возможной причиной душевных расстройств, тогда как раньше их причиной считали пресловутую сексуальную фрустрацию.
Экзистенциально фрустрированный человек не знает, чем заполнить то, что я называю экзистенциальным вакуумом. Шопенгауэр считал, что человечество мечется между нуждой и скукой. Что ж, сегодня нам, неврологам, скука доставляет больше проблем, чем нужда, а сексуальную нужду мы можем и вовсе исключить. Все чаще обнаруживается, что за случаями сексуальной фрустрации стоит фрустрация воли к смыслу: либидо буйствует только в экзистенциальном вакууме.
Неспроста есть такое выражение — «скука смертная». Некоторые авторы утверждают, что причина самоубийств в конечном счете кроется во внутренней пустоте, с которой связана экзистенциальная фрустрация. Сегодня все это особенно актуально. Мы живем в эпоху, когда свободного времени становится все больше.
Но свободное время существует не только от чего-то, но и для чего-то; экзистенциально фрустрированный человек не знает, чем его наполнять.
Если задаться вопросом о главных клинических формах, в которых нам встречается экзистенциальная фрустрация, прежде всего стоит назвать описанный мной невроз безработицы. В этом смысле мы понимаем также кризис пенсионного возраста, ставший актуальной проблемой. Вместе с Гансом Гоффом мы даже можем утверждать следующее: «Возможность придать жизни смысл, заинтересованность в будущем может во многих случаях отсрочить появление старческого психоза». Мы видим, насколько мудр был Харви Кушинг, величайший хирург всех времен, произнеся слова, которые процитировал Персиваль Бейли в своей торжественной речи на сто двенадцатой конференции Американской психиатрической ассоциации: «Единственный способ проживать жизнь — это всегда иметь перед собой задачу, которую надо выполнить». Я никогда не видел столько книг, ждущих своего часа, как на столе у венского профессора психиатрии Йозефа Берце, которому было на тот момент 90 лет.
Если кризис пенсионного возраста представляет собой, так скажем, постоянный невроз безработицы, то существует еще и периодический невроз безработицы — воскресный невроз, то есть депрессия, настигающая человека, который вдруг осознает пустоту своей жизни в выходной день, когда трудовая деятельность приостанавливается и образуется экзистенциальный вакуум.
Обычно экзистенциальная фрустрация не проявляется, оставаясь латентной. Экзистенциальный вакуум может оставаться скрытым, замаскированным, и нам известны различные маски, под которыми он прячется. Вспомним о «болезни менеджера», когда сотрудник яро исполняет свои трудовые обязанности, при этом воля к власти (если не сказать ее самая примитивная и банальная форма — «воля к деньгам») вытесняет волю к смыслу!
Horror vacui — страх пустоты — существует не только на физическом, но и на психологическом уровне. В попытке перебить экзистенциальный вакуум ревом двигателя и оглушительной скоростью я вижу психодинамическую подоплеку все ускоряющегося процесса моторизации.
Я считаю, что растущая скорость жизни представляет собой напрасную попытку самоисцеления от экзистенциальной фрустрации. Чем меньше человек знает о цели своей жизни, тем больше он ускоряется.
Как поет венский шансонье Хельмут Квалтингер в своих пародийных куплетах от имени лихого мотоциклиста: «Я понятия не имею, куда еду, но доберусь туда во мгновение ока». Иногда честолюбие может достигать небывалых высот. Я знаю пациента с самой типичной «болезнью менеджера» из встреченных мною. При беседе сразу стало ясно, что он перетрудился до смерти. А причина, по которой он так сильно погружался в работу, была не в бедности — у него даже был свой самолет. Пациент сам признался, что все поставил на то, чтобы вместо обычного самолета позволить себе купить реактивный.
Озабоченность по поводу наличия смысла человеческого бытия, сомнение в нем и даже отчаяние из-за мнимой бессмысленности человеческой экзистенции ни в коем случае не являются признаками болезни, патологией. Именно в клинической области мы должны остерегаться подобного представления о патологизме. Забота о смысле своей экзистенции характерна для человека как такового, ведь нельзя представить себе животное, которое задавалось бы таким вопросом. Кроме того, мы не должны это человеческое, более того, самое человеческое, опускать до уровня недостатка, например: болезни, симптома, слабости.
Читайте также
Дело обстоит как раз наоборот. Мне известен случай пациента, профессора университета, которого направили в мою клинику из-за того, что он отчаялся найти смысл в своей жизни. Выяснилось, что у профессора эндогенная депрессия — не психогенная, то есть невротическая, а соматогенная, то есть психотическое расстройство. Мы установили, что озабоченность по поводу смысла жизни поглощала его не в депрессивные фазы, как можно было бы предположить; в эти периоды он был в состоянии такой ипохондрии, что о чем-то таком не мог думать. Он размышлял об этом, только когда не был в депрессии! Иными словами, между духовной нуждой, с одной стороной, и душевной болезнью, с другой, в данном случае существовало даже взаимоисключение.
Итак, экзистенциальная фрустрация, или, как мы еще можем ее назвать, фрустрация воли к смыслу, ни в коем случае не представляет собой нечто патологическое. Тем более нельзя считать патологической волю к смыслу, ведь она, будучи запросом человека на максимальное наполнение смыслом своего бытия, сама по себе не является чем-то болезненным, так что ее можно и нужно мобилизовать с целью терапии. В этом заключается достойнейшая из задач логотерапии, ведь она ориентируется на логос, то есть на смысл, на который она также направляет внимание пациента. Но в определенных ситуациях речь идет не только о мобилизации воли к смыслу; там, где она спрятана, не осознана, вытеснена, нужно ее прежде всего разбудить.