Пушкинские «Строфы»

Начну с отрывков из некоторых стихотворений минувшего века, которые могли бы оказаться в этой юбилейной, «пушкинской» подборке.

«Кто знает, что такое слава! / Какой ценой купил он право, / Возможность или благодать / Над всем так мудро и лукаво / Шутить, таинственно молчать…»

Это Анна Ахматова, 1943-й, Ташкент. Про «смуглого отрока», бродившего по царскосельским аллеям — из ее же этюда 1911-го — даже не говорю.

Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».

«…Я нас возвысить не хочу. / Мы — по́слушники ясновидца… / Пока в России Пушкин длится, / Метелям не задуть свечу».
Давид Самойлов, конец 1970-х.

А нежность выбранного эпитета? — «Ах, Пушкин, милый друг, дитя иного века! / Зареченская даль, Лосиный, крик-гудок…»
Геннадий Русаков, начало 1980-х. Или у Корнея Чуковского, печально бредущего мимо знаменитого памятника и утешенного игра­ющими в его подножье потомками: «Возле милого Пушкина, здесь, на осеннем Тверском, / Я с прощальною жадностью долго смотрю на детей…» 1944 год, Москва.

Возможность или благодать.

По́слушники — кого? — ясновидца. И — милый, милый.

Кажется, ни одного поэта так не воспринимали и не воспринимают в России. Как самого родного, самого близкого человека. Спасительного, спасающего. Тому же Чуковскому, перед его концом, читали вслух — ...нет, не обожаемого Блока, но — «Медного всадника». Недавно я предположил, что последние слова в больничном дневнике Корнея Ивановича («Ужасная ночь») — аллюзия на начало пушкинской поэмы («Редеет мгла ненастной ночи / И бледный день уж настает... / Ужасный день!..»)

А в молодом ахматовском этюде даже не названо само имя.

«И столетие мы лелеем / Еле слышный шелест шагов…»

Как и у Лосева: «Собираясь в дальнюю дорожку, жадно ел моченую морошку…»

…Но без блоковского послания «Пушкинскому Дому» — никак.

Без той самой тайной свободы, которую и мы продолжаем петь — «…вослед тебе». Без мольбы — дать нам руку.

Лёгкость (За книгой Пушкина)

Все это так:
неправда,
зло,
забвенье...
Конец его друзей (его конец).
И столько есть безрадостных сердец,
А мы живем всего одно мгновенье.

Он каждый раз об это разбивался:
Взрывался... бунтовал... И — понимал.
И был он лёгким.
Будто лишь касался,
Как будто всё не открывал, —
а знал.

А что он знал?
Что снег блестит в оконце.
Что вьюга воет. Дева сладко спит.
Что в пасмурные дни есть тоже солнце —
Оно за тучей
греет и горит.
Что есть тоска,
но есть простор для страсти,
Стихи
и уцелевшие друзья,
Что не теперь, так после будет счастье,
Хоть нам с тобой надеяться нельзя.
Да! Жизнь — мгновенье,
и она же — вечность.
Она уйдет в века, а ты — умрёшь,
И надо сразу жить —
и в бесконечном,
И просто в том,
в чём ты сейчас живешь.

Он пил вино и видел свет далёкий.
В глазах туман, а даль ясна... ясна...
Легко-легко... Та пушкинская лёгкость,
В которой тяжесть
преодолена.

1949 

* * *

Из «Сонетов любимой»

Какое счастье, что у нас был Пушкин!
Сто раз скажу, хоть присказка стара.
Который год в загоне мастера
и плачет дух над пеплищем потухшим.

Топор татар, Ивана и Петра,
смех белых вьюг да тёмный зов кукушкин...
Однако ж голь на выдумку хитра:
какое счастье, что у нас был Пушкин

Который век безмолвствует народ
и скачет Медный задом наперед,
но дай нам Бог не дрогнуть перед худшим,

брести к добру заглохшею тропой.
Какое счастье, что у нас есть Пушкин!
У всей России. И у нас с тобой.

1969–1972

* * *

Я сказал, что Пушкин — это родина,
и поверил в правду этих слов. 
Вырвалось. Возникло. В переводе на 
образный — апостольский улов… 
В дни огня и ярости немереной, 
в храме и при Господе скажи 
«Пушкин — это родина» намеренно 
и запомни истину вне лжи. 
Не учи всего стихотворения, 
не запоминай соседних строк. 
«Пушкин — это родина». Прозрения 
сам ищи в словах, что жизни впрок. 
Сказано. Еще никем не сказаны 
были эти кровные слова. 
Будем же отныне ими связаны, 
закрепим свободные права.

2019–2023

* * *

Ветер воет, небо меркнет,
Время правду говорит,
Словно маленькая церковь
Томик Пушкина открыт.

Развернёшь посередине 
И читаешь для себя,
Как там дело в карантине
На исходе октября.

Что ни вспомнишь — всё тревожит,
Вечно мысли об одном,
Сердце знает — что поможет —
Серый дождик за окном.

Полетят поодиночке
По стеклу наискосок
Капли быстрые как строчки —
И отпустит боль висок.

Словно маленькая церковь
Томик Пушкина открыт,
Дождик льётся, небо меркнет,
Сердце правду говорит.

Лёгкий почерк, запах свечки,
Кот на цыпочках идёт
По скамейке возле печки —
Ни за что не упадёт.

2023