Робот-флейтист при дворе халифа: Бану Муса из Дома мудрости и их хитроумные устройства
Мухаммад, Ахмед и Хасан, дети разбойника, астронома и астролога Мусы, стали главными учеными при дворе султана Харуна ар-Рашида. Как это вышло и с чего начинался расцвет наук в арабском мире? Рассказывает автор канала «история экономики» Александр Иванов.
Однажды — было это в 813 году — халиф аль-Мамун, сын благословенного халифа Харуна ар-Рашида, увидел во сне полимата Аристотеля: ученый поведал ему о важности естественных наук, которые одни только и могли объяснить таинственное устройство окружающего мира. И надо сказать, что Аристотель явился аль-Мамуну вовремя: после его подсказки библиотека Харуна ар-Рашида была превращена его сыном в Дом мудрости — академию, где самые яркие ученые того времени изучали тайны природы.
О том, что ислам благоволит наукам, написано уже много, хотя понимание науки, конечно, происходило первоначально от толкования изречений пророка, а ученым почитался тот, кто лучше всех помнил, о чем говорит пророк. Идея записать его высказывания, свести их в единую книгу, была принята не без споров, но в этом умма (сообщество верующих) сумела достичь согласия. Так появился Коран — книга, в которой, среди прочих норм и правил, содержались и призывы любить, ценить и развивать науку. Не до конца было понятно, о какой именно науке идет речь — о религиозной, ибо толкование богословских книг все религии склонны считать наукой, или светской, связанной с изучением тайн природы.
Идея, как именно относиться к знаниям и как их следует развивать, заключалась в том, что умма имела коллективную обязанность (фард кифая), которая состояла в том, чтобы среди ее членов обязательно были верующие, хорошо знающие Коран, а также врачи, учителя, инженеры, агрономы.
То есть каждое сообщество должно было находить внутри себя людей, способных к знаниям, а уже люди, обладающие знаниями и совершенствующие свои умения, непременно приносили бы пользу всей умме.
Позже один из известных исламских богословов объяснит это так: если в общине нет таких людей, то грех лежит на всей общине. Если же такие люди есть, то их существование снимает с остальных обязательство заниматься науками, ибо их знания и так приносят пользу всем. Словом, с одной стороны, знания — удел немногочисленных избранных, с другой — не может быть общины, которая не способствовала бы появлению людей ученых и знающих.
Состояние того, что позже назовут производительными силами, не способствовало тогда всеобщему вовлечению в науку — просто потому, что любая община не выжила бы, если бы не бросала свои основные силы на банальное производство пищи. Однако поиск самых способных внутри общины и их обучение были по тем временам прогрессивными шагами, ничего подобного мир тогда не знал (не станем проецировать эту идею, которая популярна до сих пор, на сегодняшний день и говорить о тогдашних проблемах, которые современная экономика способна преодолеть, пусть это останется как штрих к картине описываемой эпохи).
В годы, о которых идет речь, застывших норм еще не существовало, ислам был мягким, не забронзовевшим учением, готовым впитывать новые идеи и реагировать на новые мысли, которые могли кому-то показаться спорными — дискуссии были в порядке вещей. При этом никакой особой благостности в мире не существовало — регулярные религиозные войны (которые называли «фитна» — само слово означало хаос, беспорядок, смуту, что хорошо отражает тот факт, что эти события захватывали всех без разбора и не давали возможности оставаться в стороне) в обществе, которое только-только выбиралось из архаики, были явлением естественным.
Но идея о том, что сообщество должно вкладываться в науку, постепенно захватывала людей, начиная с верхушки мусульманского мира (всё-таки содержание людей, занимавшихся только наукой, из чьих знаний не всегда можно было извлечь практическую выгоду, — дело затратное).
Властители всех рангов, финансируя ученых, таким образом исполняли свой долг перед уммой. О чем, в силу пиар-возможностей тех лет, сообщали окружающим.
Словом, поощрение науки вошло в хорошую привычку, и хотя среди всех наук царило богословие, для остальных тоже нашлось уместное религиозное объяснение: например, говорили, что география и астрономия нужны для того, чтобы определять, где находится Мекка. Правда, ум человеческий пытлив, а полет мысли ничем не ограничен, и в науке не было, да и быть не могло, никаких утилитарных ограничений.
Так, в какой-то момент в исламе начался период, который не без оснований назовут потом золотым веком, и именно наука придаст этим трудным временам золотой блеск. Теперь, говоря о том периоде, мы вспоминаем не о войнах и спорах о вере, которые всё-таки как-то разрешились, а о том, что тогда жили и творили аль-Бируни, Авиценна, аль-Хорезми, ар-Рази и неисчислимое множество других гениев, прославивших эти времена.
Началом золотого века принято считать правление Харуна ар-Рашида, вступившего на престол в 786 году, в 21 год от роду. Он не был прямым наследником, но его старший брат неожиданно умер (не станем из экономии времени пересказывать, какие домыслы породила эта «своевременная» смерть, скажем только, что большинство подозрений, если они справедливы, обращены всё-таки не к самому ар-Рашиду, а к его матери, йеменской рабыне, роль которой в управлении империей — и в качестве жены халифа, и в качестве матери халифа — была велика). Правление Харуна ар-Рашида вовсе не было сплошной сказкой, как это описано в «Тысяче и одной ночи».
Большую часть жизни он был занят усмирением многочисленных восстаний, войнами с соседями, причем больше всего прославился как воитель за веру, объясняя свои вторжения в сопредельные земли джихадом. А еще внимания требовали дворцовые интриги и разного рода беды на границах невероятно разросшегося государства, распад которого начался именно во времена ар-Рашида.
К моменту его правления Магриб и Аль-Андалус де-факто уже стали самостоятельными, и власть халифа там была фикцией, а еще отделилась Ифрикия (Тунис), после чего халифат окончательно утратил власть над землями западнее Египта. Ничем не лучше обстояло дело и в других областях огромного государства, где царствовали местные правители, которые просто платили дань, лишь формально почитая халифа своим сеньором. Словом, ничего сказочного в жизни ар-Рашида не было, хотя поздняя история припишет его личному таланту взлет науки, поэзии и торговли. Исследователи считают, что ар-Рашид и впрямь был неплохим поэтом, а его учителя, среди которых выделяют будущего визиря Яхью ибн Халида и самого яркого энциклопедиста эпохи аль-Кисаи, смогли привить халифу любовь и уважение к наукам.
Всё это вместе взятое — и принятая на себя состоятельными людьми обязанность поддерживать науку, и личная тяга и уважение к знаниям — привело в итоге к началу того самого золотого века, возможно, самого ценного, что дал миру ислам.
Багдад заложил еще отец ар-Рашида, аль-Мансур, он же, судя по всему, построил большое здание под библиотеку. Ар-Рашид вложил много сил, денег и личного времени в то, чтобы библиотека разрослась. Впрочем, по другим источникам, библиотека была основана именно ар-Рашидом. При аль-Мамуне библиотека его предков стала Домом мудрости, куда со всего мира свозили написанные на всех языках книги и где лучшие в мире ученые переводили эти книги, размышляли над ними, проводили свои исследования.
Говорят, аль-Мамун руководствовался при открытии Дома мудрости дошедшими до него легендами о персидской академии в Джундишапуре, о которой мало что было известно, но то, что дошло до его слуха, соответствовало его желаниям, — и величайшее достижение в истории ислама случилось его стараниями. Не случайно отсчет золотого века ведут с момента создания библиотеки ар-Рашидом и заканчивают уничтожением Дома мудрости в 1258 году монголами хана Хулагу.
Путь самого аль-Мамуна к трону был не простым, но при этом обыкновенным для своего времени: после смерти ар-Рашида наследником стал его старший сын, а аль-Мамун стал губернатором Хорасана, обосновавшимся в Мерве. Несколько лет спустя он нашел повод объявить брата нарушителем воли отца, затеял большую войну, вылившуюся в очередную фитну. За время войны аль-Мамун практически разрушил половину Багдада (этот огромный и богатейший город, перекресток всех торговых путей, еще несколько лет будет запущен) и отрубил голову брату. В таком начале правления нет ничего экстраординарного, подобных примеров в мире хватает. Описывать правление аль-Мамуна в деталях мы не станем, для нашего рассказа и для истории человечества самым важным была его «встреча» с Аристотелем, после которой аль-Мамун укрепился в вере в то, что покровительство науке является одним из его жизненных предназначений. Сам он поставил себе и другие задачи, но в истории остался всё-таки не как головорез, а как основатель Дома мудрости.
В Дом мудрости по его приказу собирали ученых со всего халифата, лучших из лучших, но одним из первых место там получил Муса ибн Шакир. О нем известно, что начинал он как разбойник и грабитель, причем даже прославился в этом качестве, если это можно назвать славой.
Неизвестно, как и при каких обстоятельствах он вдруг оказался в Мерве, при дворе правителя Хорасана, которым, как мы помним, был в тот момент аль-Мамун, в качестве астронома и астролога, история эта окружена легендами и сказками. Но аль-Мамун посчитал его талант астролога важным для науки. Так Муса ибн Шакир обосновался в Багдаде, в Доме мудрости, среди самых выдающихся людей эпохи.
Правда, вскоре Муса умирает, но аль-Мамун не оставляет своей милостью его семью: трое сыновей Мусы — Мухаммад, Ахмад и Хасан — были обучены наукам и приняты на службу в Дом мудрости. В истории они остались как Бану Муса — дети Мусы, хотя это вовсе не означало, что всеми научными делами они занимались вместе, зато написанные ими книги выходили от имени всех трех братьев.
Начали братья с того, что доказали свою ученость переводами книг античных мудрецов с греческого на арабский (аль-Мамун был буквально одержим розыском старинных книг и их переводами, Дом мудрости, в его понимании, должен был стать хранилищем всех известных знаний), но быстро выяснилось, что они сильны и в науках. Считается, что старший брат был особенно талантлив в астрономии, хотя отмечают и его математический талант, средний был гениальным инженером, младший блеснул знаниями геометрии. А вместе они были отличной командой.
Дом мудрости оказался местом уникальным: собравшиеся в нем ученые самых разных специальностей много общались друг с другом (так, известно, что не сведущим в медицине и химии братьям Муса в переводах помогали фармацевты и лекари). Более того, из поездок по стране все ученые Дома мудрости привозили в столицу тех, кто поражал их своими умениями и знаниями.
Можно сказать, что Дом мудрости стал Силиконовой долиной тех лет: с одной стороны, все тогда были энциклопедистами и обращение к новым знаниям никого не смущало, с другой — ученые учились друг у друга, рождались межнаучные дисциплины, появлялись способы практического применения того или иного знания.
Братья Муса быстро прославились, вычислив продолжительность года, окружность Земли и блеснув другими астрономическими измерениями, причем используемые ими принципы вычислений оказали большие влияние на будущее астрономии. Вместе братья написали не менее 20 книг, среди дошедших до нас — «Книга об измерении плоских и сферических фигур», которая сослужила добрую службу не только исламским, но и европейским математикам. К тому моменту в ходу у ученых Дома мудрости уже были цифры, которые мы называем арабскими, — их активно использовал великий аль-Хорезми, а распространение этих цифр связывают с именем аль-Кинди, который долгое время был другом Бану Муса и даже, возможно, соавтором некоторых математических изысканий.
Забегая вперед, скажем, что в какой-то момент братьев и аль-Кинди что-то рассорило, и старший из братьев, Мухаммад, убедил халифа избить аль-Кинди палкой и прогнать со двора, а братьям за донос досталась ценнейшая награда — библиотека этого замечательного ученого, слывшего самым большим эрудитом в арабском научном мире. Да, о времена, о нравы — хотя подобное случалось и куда позднее.
Как и во многих других случаях, в применении индуистских цифр срабатывает синергетический эффект: неизвестно, кто применил их первым, но абсолютно точно, что в первые годы существования Дома мудрости все математики, при всём своем преклонении перед Античностью, перешли на эти цифры, и это радикально упростило все расчеты и расширило возможности науки.
Эта маленькая, но очень важная деталь подчеркивает, что арабская наука того времени не была слепым копированием предшествующих достижений эллинистических и римских времен.
Конечно, Дом мудрости имел свои недостатки и проблемы — он всё-таки был частью двора халифа, и ученые (Бану Муса не исключение) были постоянно втянуты в то, что иногда называют политической борьбой, хотя речь, разумеется, идет разве что о дворцовых интригах и борьбе кланов — тайной или открытой, даже вооруженной.
Впрочем, братья Муса всегда были в чести у халифов — у давшего им образование и карьерный старт аль-Мамуна и его последователей — аль-Мутасима, аль-Васик-Биллаха, аль-Мутаваккиля, аль-Мунтасира и их приемников. Известно только о дате смерти старшего из братьев, Мухаммада, — он умер в 873 году, то есть пережил аж десять халифов. И у всех правителей братья снискали полное расположение: они не просто были обласканы вниманием монархов, но и стали необыкновенно богатыми людьми, причем всё свое состояние тратили на науку. Например, известно о нескольких экспедициях, которые они снарядили в Византию в поисках книг — братья не скупились на их приобретение.
Кроме того, Бану Муса разыскивали по всему халифату образованных людей, зачастую оплачивая их работу из своего кармана, тратили большие суммы на научные приборы и эксперименты. Не будет преувеличением сказать, что братья, как, впрочем, и большинство ярких и обласканных властью ученых своего времени, сами по себе были научным институтом внутри Дома мудрости.
Правда, братьев коснулась и оборотная сторона всевластия над душами и телами своих подданных, которым так упиваются правители. Известно как минимум несколько случаев, когда их должны были бы казнить — распять, повесить, отрубить головы — то за неправильный астрологический прогноз, то за подозрения в ошибках при строительстве канала, но всё как-то обходилось. Хотя нам неизвестно, своей смертью они умерли или нет.
При дворе халифов протекала очень своеобразная жизнь, понять которую нам сегодня сложно. Очевидно разве то, что все ученые стремились убедить халифов, что именно их работа важна, заслуживает внимания, одобрения и, следовательно, финансирования. Ну или (в трудные моменты) хотя бы сохранения им жизни. И надо отдать должное халифам, практически каждый из них активно участвовал в жизни Дома мудрости и интересовался делами науки вовсе не формально, тем более что воспитателями и учителями юных принцев всегда были ученые из Дома мудрости, которые потом часто получали высокие (и самые высокие, такие как визирь) должности в администрации.
Бану Муса почитались особыми умельцами в изготовлении разного рода механизмов, которые халифы не раз отправляли в качестве подарков вместе со своими посольствами и которые поражали современников. Братьям ошибочно приписывают создание водяных часов из латуни, подаренных Карлу Великому: они отбивали бой и были украшены двенадцатью подвижными фигурками, каждая из которых соответствовала какому-то часу.
В те годы Харун ар-Рашид и Карл Великий довольно активно обменивались посольствами, заключая союзы против единоверцев — в частности, Аль-Андалус и Византии. В те времена это никому не казалось странным. Так вот, очевидцы рассказывают, что Карл Великий никак не мог поверить, что такое чудо — часы — могло быть сделано человеческими руками и придумано человеческим умом. Представляете, с каким удовольствием узнал о реакции Карла халиф? Собственно, в такого рода эффектах, прославляющих державу правителя, и видели роль ученых и их предназначение.
Впрочем, этот подарок относится ко временам Харуна ар-Рашида, и братья Муса никак не могли его создать. Зато в пору своего расцвета братья имели дело с еще более сложной механикой. А часы говорят нам о том, что мастерство механиков ценилось издавна и талантов хватало еще в начале золотого века.
Несмотря на то, что воспитателями и учителями детей халифа всегда были ученые из Дома мудрости и тот, кто становился халифом, имел неплохое представление о науке, учеными халифы никогда не были, а от науки ждали достижений, которые могли бы прославить их правление. А прославить — и в глазах подданных, и в глазах соседних держав — вычисления длины экватора или площади тетраэдра никак не могли.
Напомним, что умма в основном была если не безграмотна, то малограмотна, сложные философские рассуждения или химические эксперименты произвести должного эффекта не могли, зато ошеломляющий эффект производили разного рода механические приспособления (в этом смысле описанная выше реакция Карла Великого, изумленного искусно сделанными часами, характерна).
Словом, механика среди всех прочих наук почиталась высоко, так как халифы видели в ней практическую пользу, причем польза эта заключалась не в применении достижений, например, в хозяйстве, а именно в том, что сегодня называют вау-эффектом.
Если уж на видавшего виды Карла Великого (хотя чего такого, по меркам современного человека, он видел?) часовой механизм производил такое мощное впечатление, что он приписывал его создание высшим силам, то представьте, насколько подобное поражало простых бедуинов, крестьян и ремесленников. До нас дошли неясные сведения о том, что во дворце халифа был устроен пруд, по которому плавала лодка с механическими музыкантами. Рассказ об этом чуде датирован IX веком, то есть как раз временем Бану Муса, но не сохранилось даже упоминаний о том, кто создал этот аттракцион. А сохранившиеся описания, судя по всему, были сделаны с чужих слов, и авторы больше писали о личных эмоциях, которые были вызваны даже не увиденным, а рассказом об увиденном.
Еще известно о золотом музыкальном дереве, которое украшало дворец халифов. Описывают, что на его 18 ветвях сидели птицы и каждая из них пела в назначенный час собственным голосом. Правда, об авторе этого произведения тоже сведений не сохранилось.
Достоверно известно, что братья Муса сделали механического флейтиста, и этот механизм позволяет предположить, что они действительно могли создать все вышеописанные чудеса. Устройство под названием «Флейтист» подробно описано братьями в их книге.
Труд братьев Муся, написанный примерно около 850 года, назывался «Книга хитроумных устройств» и, к счастью, оказался весьма популярным: книгу многократно переписывали, поэтому ее содержание дожило до нашего времени. По некоторым косвенным свидетельствам автором был средний брат, Хасан, самый известный механик и инженер своего времени, но, как и все работы братьев, книга известна нам как творение Бану Муса.
Наверное, в этом есть определенная справедливость, всё-таки Бану Муса, как мы уже говорили, — это целый институт, который занимался целеполаганием, развитием идей, их обсуждением и, конечно же, представлением идей и изобретений научному миру и, что еще важнее, халифу, которому сделанное должно было понравиться (иначе научная карьера могла внезапно завершиться, таких случаев в Доме мудрости хватало).
Название труда переводится как «Книга гениальных устройств», или «Книга хитроумных устройств», иногда ее называют «Книгой трюков», и основания для такого именования тоже есть. В ней рассказано о 100 удивительных механизмах, причем авторам известны достижения и идеи Герона Александрийского и Филона Византийского, которым тоже нашлось место в книге, а также достижения инженерии древних Китая, Индии и Персии (это иллюстрация того факта, что Дом мудрости работал не зря, создавая научную почву для достижения новых высот). Но в основном в книге описаны собственные изобретения братьев Муса.
Среди прочего выделим противогаз. Когда рассказывают историю этого устройства, то почему-то ведут ее от маски с длинным клювом, которая была изобретена для чумных докторов в позднее Средневековье. Но, пожалуй, именно Бану Муса придумали противогаз раньше всех, и предназначался он, по их мнению, для безопасной работы под землей, в частности при очистке колодцев: к прилегающей к лицу маске был приделан шланг, на другом конце которого располагались меха. Такая конструкция предполагала наличие человека, качающего меха, воздух же поступал в маску через шланг благодаря специальному устройству клапана. Подобное изобретение опробуют пожарные в Европе в XIX веке, а до этого времени оно так и не будет востребовано.
Из удивительного в книге описан уже упомянутый нами «Флейтист», устройство которого предвосхитило европейские автоматоны («самодвижущиеся куклы») XVIII века, которые, в свою очередь, считаются предшественниками компьютеров. Бану Муса описали все те узлы и механизмы, которые были заново придуманы «кукольниками» де Вокансоном и Жаке-Дро и воплощены Чарльзом Бэббиджем в его «разностной машине», первом компьютере в истории, уже в середине XIX века. Даже первая попытка программирования через прообраз перфокарт тоже была описана братьями Муса. Важнейшей из придумок Бану Муса поздние исследователи считают кривошип, прообраз коленного вала, — он использовался братьями довольно широко во многих хитроумных устройств. Ими был придуман и грейфер — захватывающее устройство как бы с двумя челюстями (сегодня широко применяется при земляных работах). А еще в книге было описано огромное количество разного рода водных устройств (80 из 100 изобретений так или иначе связаны с водой) — от водометов и фонтанов до разного рода пропускных систем вроде подачи горячей (из бойлера) и холодной воды раздельно или через смеситель.
Современные ученые больше внимания обращают не на сами устройства, а на то, какими техническими приемами пользовались арабские ученые, считая большинство из них уникальными изобретениями, опередившими свое время.
К таким относят огромное количество запорных и пропускных клапанов, переключателей, поплавковых механизмов, линейных и нелинейных блоков, принципы пневматики и гидравлического давления.
Поздние исследователи творчества Бану Муса (основательно за изучение их трудов взялись только в XIX веке) отмечают трюковую сторону их работ и даже называют большинство представленных изобретений (73 из 100) «трюковыми сосудами». В общем-то это верно: все хитроумные устройства не предполагали практического массового применения, а были предназначены для того, чтобы ошеломить зрителей. Отчасти поэтому книга больше напоминает записки иллюзиониста, который подробно описывает свои фокусы, чем записки ученого.
Впрочем, о временах, в которые была написана эта книга, мы уже говорили, о нравах и предназначении открытий — тоже: изобретения ученых не выходили за пределы Дома мудрости и дворца халифа, это просто не было важным — важным было восхитить правителя. Практического применения изобретений в хозяйстве никто не ждал, да и сама атмосфера халифата не предполагала появления людей, которые, ухватившись за новацию, сумели бы извлечь из нее выгоду, как это произойдет, например, тысячелетие спустя в Англии.
Конечно, разговор о том, отчего самые замечательные изобретения древности так и не стали технологиями и не привели к массовому распространению и использованию, — тема сложная и обширная, ограничимся здесь ее обозначением, так как все мы обречены думать о том, почему в прошлом какие-то находки не были востребованы, не изменили жизнь поколений и почему история развивалась так, а не иначе. Наверняка мы найдем в этом и смыслы, и закономерности, и логику самой истории, но будет правильнее, если каждый опишет для себя эту логику самостоятельно, а мы вернемся к судьбе «Книги хитроумных устройств».
Этой книге, в отличие от множества других (в том числе и других произведений братьев), повезло — она не раз переписывалась, и ее содержание дошло до нашего времени.
Более того, многие из описанных в ней устройств и механизмов вошли в труд великого аль-Джазири — «Книгу знаний о хитроумных механических устройствах», созданную через 350 лет, в 1206 году, что говорит о ценности написанного, преемственности знаний и умении их сберегать.
Книга Бану Муса через Аль-Андалус пришла в Европу, ее содержание было известно европейским механикам. Считают, что Леонардо да Винчи почерпнул идею конических клапанов, которые он широко и успешно применял, именно в работах Бану Муса.
В XIX веке книга была частично переведена на немецкий язык и интерпретирована Эйльхардом Видеманном и Фридрихом Хаузером. Перевод на английский язык выполнил уже в ХХ веке блестящий историк техники Дональд Р. Хилл, а оригинальный арабский текст отредактировал Ахмад Й. аль-Хасан. Хилл же довольно подробно и внимательно описал и прокомментировал все изобретения Бану Муса.
Изобретательность Бану Муса обогнала свое время настолько, что подавляющее число их творений было переизобретено — своему времени они так и не пригодились, конечно, если не считать того, что некоторые фокусы усладили халифов и помогли им в достижении каких-то дипломатических и политических целей. Впрочем, в ограниченной востребованности своих талантов сами Бану Муса, конечно же, не виноваты.