Режиссер Екатерина Половцева: «Наш спектакль «Володя» прежде всего для родителей, а не для детей»

Театр «Среда-21» в начале сентября выпускает премьеру по чеховскому рассказу «Володя». «Культура» поговорила с режиссером Екатериной Половцевой.

Независимый камерный театр «Среда 21» основан в 2021 году продюсерами Татьяной Лукьяновой и Андреем Поздняковым — отсюда и цифра 21 в названии. Но это еще и возраст, в котором человек в большинстве стран считается совершеннолетним. Спектакль Екатерины Половцевой, как и весь репертуар театра «Среда 21», рассчитан на взрослого зрителя, хотя его главный герой — подросток. Екатерина Половцева рассказала «Культуре», что заставило ее говорить с зрителем о таких сложных вещах, как первая любовь и подростковое самоубийство.

— Мы начали думать об этом спектакле три года назад и дошли до финиша только сейчас, потому что долго не могли получить финансирование. В итоге мы решили делать его за свой счет, и нашлись люди, которые нам в этом помогли.

В свое время этот чеховский рассказ меня просто убил, и когда я три года назад его перечитывала, был точно такой же эффект: когда ты доходишь момента, когда Володя стреляется… это оглушает, ты не веришь, думаешь, этого не может быть, должно быть по-другому, это какая-то ошибка, опечатка, наверное, это другой рассказ. Ты готов сделать все что угодно, лишь бы этого не произошло, но Чехов остается беспощадным. Хотя в рассказе много юмора, ничего не предвещает страшный финал, есть даже ощущение, что это комедия положения.

— История абсолютно чеховская — череда каких-то мелких бытовых событий, за которыми скрывается трагедия.

— Конечно, это автор, который прорастает всем своим существом во всех произведениях, какие бы это ни были формы и жанры. У него есть свой код, который присутствует даже в таких маленьких рассказах. Меня потряс этот рассказ в свое время, это крик о помощи, на который невозможно не откликнуться. Мне захотелось нырнуть в чеховское мышление и попробовать с ним соединиться.

— Как пишут биографы Чехова, сюжет «Володи» был взят из жизни — в 1887 году застрелился сын издателя Алексея Суворина, которого тоже звали Володей. Молодой Чехов был вхож в семью Сувориных. Официальная причина самоубийства — провал на экзаменах и предстоящее исключение из университета.

— Россия всегда была одним из лидеров в мире по количеству подростковых самоубийств. Это настолько страшно и ужасно, что непонятно, как можно что-то с этим сделать. Сложно говорить об этом и страшно думать. Может быть, поэтому нет организованного центра профилактики или какой-то другой весомой социальной инициативы. По факту, за помощью можно обратиться на горячую линию, либо к психиатру. Но мне кажется, что этого недостаточно. Как у мамы подростка, у меня есть сильное чувство уязвимости и беспомощности перед этой проблемой. Это добавило решимости сделать спектакль «Володя».

Изначально у нас была идея сделать спектакль с последующим обсуждением с психологом, чтобы начать говорить об этом вслух, проговаривать для родителей, на что нужно обратить внимание, как себя вести с ребенком, как не спровоцировать ужасные поступки. Конечно, это в большей степени спектакль для родителей, чем для детей. У меня есть убеждение, что каждый родитель может что-то сделать для своего ребенка, которому плохо, — быть к нему внимательным, пытаться его понять, увидеть признаки депрессии. Потому что нет такого социального пласта, в котором дети не подвергаются такой опасности, неважно, благополучная это семья или нет.

У нас спектакль не только про Володю, его чувства и переживания, но и про двух женщин, которые повлияли на его решение, это мама и его дальняя родственница, предмет его первой любви. Хотим поразмышлять и о том, что с ними происходит и почему они упускают этого ребенка.

— В вашем спектакле всего трое актеров, и на каждого ложится большая нагрузка. Расскажите, как вы их выбирали.

— Мы знаем друг друга много лет. Татьяна Волкова работает в СТИ у Женовача, Елена Плаксина работает в Современнике, а Володя Зоммерфельд из РАМТа. Помимо того что это близкие мне люди, они еще и очень подходят на свои роли. Хотя иногда после репетиции они говорят: «Это вообще не мое, я не понимаю, как это играть!» А я смотрю и думаю: «Это настолько твое, что ты не можешь увидеть, насколько это тебе близко». Просто идеальное распределение. Но я понимаю, почему трудно играть, потому что ты играешь про самое неприятное, что в тебе есть, и нужно большое мужество, чтобы все-таки вытащить эти вещи. И даже так, чтобы поиронизировать над собой.

Мы собирали команду по принципу близости и понимания друг друга, потому что мне хотелось найти какой-то новый язык. Мне кажется, мы его нашли, по крайней мере я ничего подобного прежде не делала. Мне очень страшно и до конца не понятно, получается или нет. Маленький рассказ, в котором мы идем таким странным ходом… как мне кажется, идем за Чеховым.

Чехов показывает, что есть вещи, которые ты не планируешь делать, тебе кажется, что ты видишь свою жизнь и ориентируешься в ней, — работа, семья, планы на день. А на самом деле тобой управляет куча других энергий, в том числе и твой род, который что-то от тебя хочет, и твое подсознание, твоя психика, которая тебя с чем-то сталкивает. Финал рассказа, когда Володя уже после выстрела видит отца, который его подхватывает и куда-то несет в черную бездну, для меня ключик к тому, как это можно делать языком театра. Ставка здесь в первую очередь на актеров и на новую форму, новый способ существования, который позволяет говорить о таких вещах без лицемерия.

Фотографии: Алексей Дурягин; на анонсе - Элен Нелидова / предоставлены Екатериной Половцевой.