Удивительная закономерность в названиях цветов

Может ли цвет быть влажным, слабым или сухим? В некоторых языках – да! Автор познавательного ролика для Youtube-канала Vox разобрался в исторических и культурных различиях в обозначении цветов в разных языках.

Если я покажу вам эту карточку и попрошу назвать цвет, что вы ответите? А этот? И вот этот? Наверняка вы скажете: синий, фиолетовый и коричневый, но если ваш родной язык вобе, на котором говорят в Кот-д’Ивуаре, то для всех трех цветов название будет одно. Причина в том, что не во всех языках количество основных цветовых оттенков одинаково. В английском их 11, в русском — 12, а в языках вроде вобе — всего три. И, как выяснили ученые, в случаях с 3-4 основными цветами, не так трудно догадаться, какими они будут. Как же это возможно?

Как и следовало ожидать, в разных языках цвета обозначаются разными словами. Но исследователей интересует не перевод, а в целом категория цветов, получающих названия. Ведь, вне зависимости от нашего восприятия цветов как категорий, в действительности цвет — это спектр. Нет очевидных причин придумывать термин для этого цвета, а для этого — нет. И до середины 1960-х годов среди антропологов бытовало мнение, что в разных культурах цветы выбирались попросту случайным образом. Но в 1969 году два исследователя из Беркли, Пол Кей (PaulKay) и Брент Берлин (Brent Berlin), опубликовали книгу, оспаривающую это предположение. Они попросили 20 человек, говорящих на разных языках, посмотреть на 330 цветных каточек и классифицировать их в соответствии с принятыми у них основными цветовыми терминами.

Тогда-то и удалось обнаружить признаки общей системы: если для обозначения цветов в языке имелось 6 основных слов, то это всегда были черный (или темный), белый (или светлый), красный, зеленый, желтый и синий. Если терминов было 4, то речь шла о черном, белом, красном и зеленом либо желтом. Если три, то всегда это были черный, белый и красный. В результате возникло предположение, что по мере развития языков названия цветов появляются в определенном порядке: сначала черный и белый, затем красный, зеленый и желтый, синий, а потом уже другие — коричневый, фиолетовый, розовый, оранжевый и серый. Теория носила революционный характер, но была не первым исследованием того, как мы даем цвета имена.

В 1858 году Уильям Глэдстоун (William Gladstone), который позже станет премьер-министром Великобритании на четыре срока, опубликовал книгу о древнегреческих работах Гомера. Его поразил тот факт, что там почти не упоминаются цвета, а если и упоминаются, то Гомер использует для них слова, которое обозначают "совершенно иные в нашем понимании цвета". Например, он описывает кровь, тучу, волну и радугу одним и тем же словом со значением фиолетового. А цвет моря сравнивает с вином.

Упоминаний синего и оранжевого Глэдстоун не нашел вовсе. На основании этого и других трудов ученые ошибочно предположили, что ранние общества не различали цвета. Позже, в 19-м веке антрополог по имени Уильям Риверс (W.H.R. Rivers) отправился в экспедицию в Папуа-Новой Гвинеи, где обнаружил, что у некоторых племен есть термины только для красного, белого и черного. У ряда других были также слова-обозначения синего и зеленого.

Риверс утверждал, что количество цветовых терминов определенного народа связано с его "интеллектуальным и культурным развитием". Используя полученные данные, он объявил папуасов менее физически совершенными, чем европейцы.

Берлин и Кей такого рода расистских утверждений не делали, но критики не обошли и их цветовую иерархию. Во-первых, им не понравился факт малочисленности выборки — всего 20 человек, причем все они были не одноязычными носителями языка, а англоговорящими билингвами. И почти все — представителями индустриальных обществ, что вряд ли может реально отразить общемировую картину. Во-вторых, возникли претензии к самому восприятию идеи "основных цветов". Например, в папуасском языке йеле специальные термины существуют только для белого, черного и красного, зато есть обширный лексикон на основе окружающих предметов, таких как небо, пепел и древесный сок, который используется для цветовых сравнений с охватом почти всех основных цветов английского языка.

А в филиппинском языке хануноо одно и то же слово может называть и цвет, и физическое чувство. У них четыре основных цветовых термина, но спектр построен на противопоставлении темной-светлый, сила-слабость, влажный-сухой. Подобные языки никак не вписать в рамки теста с цветными карточками.

К концу 1970-х Берлин и Кей дали критикам ответ, опубликовав труд под названием "Исследование цветов в мире". Они протестировали более 2600 носителей 110 бесписьменных языков из неиндустриальных обществ и выяснили, что с некоторыми изменениями цветовая иерархия работает для всех, и в нее вписывается 83% языков. И, выведя отправную точку для обозначения каждого цвета каждого языка, они составили что-то вроде тепловой карты. Эти кластеры довольно точно соответствовали результатам, показанным ранее англоговорящими людьми. Вот как это объясняет Пол Кей:

Итак, представленные здесь цветовые этапы носят повсеместный характер в нашем мире, но почему? Почему термин для обозначения красного появляется прежде термина для синего? Кое-кто полагает, что эти этапы соответствуют распространенности цвета в окружающей природной среде. Красный присутствует в крови и почве, а неискусственный синий встречался редко. Не так давно ученые-когнитивисты изучили вопрос посредством компьютерного моделирования развития языка в общении. Искусственным агентам предоставили сразу несколько цветов, и благодаря серии простых переговоров они разработали для них общие маркеры. Угадайте, в каком порядке те появились? Первыми были оттенки красного, затем зеленый и желтый, синий, оранжевый — довольно сильное сходство с первоначальными схемами. Грубо говоря, цвета каким-то образом сами провоцируют подобную иерархию, в которой красный существенно отличается от всех остальных.

Какой из всего этого следует вывод? Почему это так важно? Мы понимаем, что, несмотря на многочисленные различия наших культур и общественных укладов, способы познавать мир у людей во многом сходятся.