Тоска зелёная...

  

Тоска — страшная штука, не дай бог никому её испытать! Жестокая, пронизывающая до самого нутра. Хватающая за горло, мешающая жить! Особенно когда стар и одинок. 

А в праздники, когда сидишь у окна, из соседних окон музыка льётся, нарядные люди снуют туда и сюда. Смотришь с сожалением и только успеваешь слёзы платочком вытирать.

 

Было же! У тебя всё было! Ты добровольно сам всё порушил...

Теперь в этой ненужности и одиночестве доживаешь никчёмную жизнь. 

 

Раньше хоть пенсия радовала. Всю-то жизнь старательно заполнял эту треклятую цистерну. Одно ещё осталось — это воспоминания!

 

Порой сладкие, чаще горькие... Вспоминает, как с армии пришёл, молодой, бравый, кровь кипит, бушует. На танцах девчата на шею вешаются: «Витёк! Витёк!», а парни хмурятся и кулаки в карманы прячут.

 

Погулял весну, лето, а к осени женили. Отсватали палкой вдоль хребта. Семнадцатилетняя девушка оказалась в положении. Посадить грозились за совращение малолетней! Все связи в ход пошли, вот и обженили Витька. Да ничего, первая гроза!

 

Родилась дочка Маринка, вся в него, тёмненькая, кудрявая, забавная такая. Понянчился, полюбовался. С девками молодыми связываться не стал. Разведёнок и вдов хватало. Плакала молодая жена, а чего ей слёзы лить? Всем достанется, и ей останется, не мыло, не измылится, как говорится. 

 

Сманила его Настя в город, на завод вместе устроились, комнату в общежитии им дали. Тут уж Витёк так не резвился, уставал на работе, да ещё завкомы, профкомы, чуть что — жизни учат. Сын родился, квартиру получили. 

 

Как все жили, звёзд с неба не хватали, но не хуже людей. Заболела молодая жена, то в больнице лежит, то в санаторий уезжает, а на нём работа, дети.

 

Правда, дочка умницей росла, и мыла, и варила, отца с работы встречала. 

 

За пацаном вот не доглядел. Попал Санька в колонию, это и добило мать. Похоронили, остались с дочкой вдвоём, а дело-то молодое. Короче, вскоре в квартире новая хозяйка появилась. С дочкой у них не заладилось. Уехала Маринка в деревню к бабушке. Алименты ей слал, а чтоб съездить повидаться... Некогда. То на курорт с женой, то за границу по путёвке. 

 

Двойню жена ему родила, тут уже и не до Марины. Санька из колонии да в тюрьму. Посылки ему слал, каждый раз через скандал: «У детей отнимаешь!» — кричит Татьяна. «А это что, не мой сын?» — злится Виктор. 

 

Так годы и ушли, убежали, не заметил, как и состарился. Татьяна другого нашла, квартиру разменяла, и в результате он опять в общежитии, ему там комната в двенадцать метров досталась. Подписал комнату на Сашку, когда-нибудь, может, образумится парень!

 

Вот и нынче праздник — первое мая. Но праздник для людей, у него нет праздников, одни воспоминания!

 

Решил прогуляться до хлебного ларька и дочь свою Марину встретил!

 

— К тебе, отец, приехала, ни слуху от тебя ни духу, забеспокоилась я уже. 

 

Вот оно как, беспокоится. Приятно. 

 

— Папка, чего ты как медведь в берлоге, поехали к нам в деревню, погостишь, а может, и останешься! — говорит Маринка. — Я на машине, за рулём, поехали! 

 

— А поедем! — отвечает ей Виктор. 

 

И вот они уже в родной деревне. У дочери внуки, жмутся, деда, деда... 

 

С роднёй за столом посидели. Утром работу себе нашёл. Забор поправил, картошку из подпола достал, во двор прогреваться вытащил. 

 

А Марина его пельменями потчует, сто лет пельменей не ел, всё на бич-пакетах. Рыбачить с внуками ходил. А уж как в деревне спится легко, какой воздух, на черта ему этот город сдался. Душой в деревне отдыхает. 

 

И тоска, тоска зелёная, в городе осталась, здесь, в деревне, не прижилась! Да и ну её! 

 

Елена Дуденкова