Что общего между людьми с ментальными расстройствами и с ВИЧ? И те и другие часто сталкиваются с социальной стигматизацией: они кажутся «не такими», и далеко не все оказываются готовы с ними вместе работать и ходить в одни общественные пространства, не говоря уже о создании семьи. При этом в мире, согласно ВОЗ, верифицированные психиатрические диагнозы имеет около миллиарда человек (и их число растет), а количество людей, которые сейчас живут с ВИЧ, составляет почти 40 млн человек. Как найти любовь, если у тебя БАР, пограничное расстройство личности или хроническое вирусное заболевание, влияющее на иммунитет? «Нож» расспросил об этом тех, кому это удалось.
История Рины, живущей с пограничным расстройством личности
Как это ощущается на практике
Еще в детском саду я чувствовала, что со мной что-то не так: я ощущала себя неуместно в компании других детей. В 12 лет у меня случилась первая любовь, первые отношения и первое расставание. Мне было очень больно, и боль не проходила. Тогда я впервые попробовала порезать руку, и это меня успокоило. Селфхарм продолжался до 17 лет: тогда я поранила себя, как никогда прежде, и загремела в детское отделение психиатрической больницы.
Мне не смогли поставить ничего конкретного: сказали, что у меня депрессивные эпизоды средней тяжести и расстройство поведения.
Врач назначила мне лекарства, но уже сейчас я понимаю, что их не подбирали под меня: просто пытались стабилизировать мое состояние, чтобы я была тихой и не мешала.
Из-за таблеток я растолстела, а еще начались проблемы с ориентацией в пространстве. Иногда меня выпускали погулять на выходных, но я могла потеряться даже в родном районе.
Спустя три месяца меня выписали. Через семь месяцев я перестала принимать таблетки. Я тогда долго встречалась с парнем, а потом мы расстались. И я снова стала себя резать, чтобы заглушить боль. Меня это испугало, и я решила снова обратиться в психдиспансер: я думала, что во взрослом отделении всё будет по-другому и мне смогут помочь. Мне повезло: врач, молодая психотерапевтка, сказала, что мое поведение очень похоже на пограничное расстройство личности.
Сначала я обрадовалась: наконец-то стало понятно, что со мной. Но после выписки я стала читать о заболевании и поняла, что этот диагноз навсегда. Мне стало очень страшно, что это скажется на повседневных делах и общем уровне жизни.
Пограничное расстройство — это о нестабильных межличностных отношениях. И с собой в том числе. Я то люблю себя, то ненавижу, то мне хочется убить себя, то я на высоте. Это очень пугает. В какой-то момент я поняла, что мое единственное оружие — осведомленность.
Я стала очень много читать о заболевании. Выяснила, что самой важной почвой для пограничника является психотерапия. Благодаря навыкам саморегуляции можно отслеживать эмоции и не осуществлять деструктивные намерения. Я уже длительное время занимаюсь с психотерапевтом, и это очень мне помогает.
Про любовь
С мужем мы познакомились в тиндере два года назад. Он хотел уехать, а я решила: мы люди взрослые, нам круто вместе, пока побудем рядышком, потом он уедет, и я буду дальше строить свою жизнь.
В какой-то момент мы поняли, что нам очень комфортно друг с другом. Мы стали жить вместе, и я рассказала ему о том, что у меня ПРЛ. Я думаю, он и сам это мог понять: у меня вся рука в шрамах от порезов. Он не совсем понял, что это такое, и я стала рассказывать о болезни, скинула несколько ссылок на статьи о пограничном расстройстве и предложила задать вопросы, если они возникнут после. Я сказала, что не хочу, чтобы мой диагноз стал проблемой для него, для его безопасного пространства.
Я рассказала обо всех подводных камнях, даже о тех ситуациях, где я предстаю в невыгодном свете. Он принял меня и мой диагноз. Конечно, из-за диагноза до сих пор возникают шероховатости и будут возникать в дальнейшем. Он не всегда понимает, как я себя чувствую в той или иной ситуации. И мне приходится объяснять, что я чувствую, но я рада, что он прислушивается ко мне.
История Артема, живущего с БАР
Как это ощущается на практике
Я не помню, когда у меня появились первые признаки биполярного аффективного расстройства, но кажется, что всё началось около трех лет назад. Примерно год назад я пошел к психологу, потому что понял, что самостоятельно с собой не справляюсь. Через некоторое время психолог порекомендовала мне обратиться к психотерапевту, который и диагностировал у меня БАР.
Он выписал мне препараты, но я не стал их принимать: опасаюсь, что может развиться зависимость, ведь в подростковом возрасте я употреблял наркотики. Я не могу сказать, что я почувствовал страх, боль или облегчение оттого, что мне поставили диагноз, просто воспринял его как информацию, которую нужно принять к сведению.
В моем случае БАР воспринимается как постоянная смена состояний. Я могу в течение месяца быть невероятно активен: я совсем не хочу спать, трачу на сон два-три часа в сутки и постоянно занимаюсь каким-то спортом. Могу начать день в пять утра с игры в теннис, затем пробежать десяток километров, проплыть несколько километров в бассейне, поиграть в баскетбол и закончить на футбольном поле. При этом я занимаюсь изучением иностранного языка, общаюсь с людьми, постоянно помогаю им решать какие-то вопросы. Могу просто идти по улице и очень громко петь песню, заговорить в магазине с абсолютно незнакомым человеком, и выйдем мы друзьями.
А потом наступает период депрессии, когда мне хочется залезть в раковину. Я могу неделями ничего не хотеть, просто есть и смотреть в потолок, я резко сокращаю социальные контакты и не могу встать с кровати: всё кажется бессмысленным.
Конечно, первое состояние мне нравится, тем более что у меня обходится без каких-то критических ситуаций, которые, как я слышал, возможны при БАР. Но жить с депрессией очень тяжело. Поэтому я стараюсь вытаскивать себя искусственно всеми возможными методами. Мы держим связь с психотерапевтом, и он контролирует мое состояние, чтобы меня не унесло в пике. Возможно, когда-нибудь я начну пить таблетки, но точно не сейчас. Слишком велик страх начать от них зависеть.
Про любовь
Я никогда никого не искал специально. У меня не было цели найти партнера, я просто жил свою жизнь. С моей девушкой мы познакомились недавно во время пробежки. Я предложил ей сыграть в баскетбол, и она согласилась.
Она узнала о диагнозе случайно, но я рассказал ей сам, не было такого, что правда вскрылась каким-то внезапным и ужасающим образом. Хотя, мне кажется, что она догадывалась, что у нее возникали вопросы относительно моего ментального здоровья, но не факт.
Новость о том, что у меня БАР, она восприняла с пониманием. Она мягкая и бережно относится ко мне и моему состоянию. Конечно, пока рано говорить о том, как всё будет протекать дальше, и есть вероятность, что ей будет непросто, но она сказала, что мой диагноз ее совершенно не пугает и что она хочет быть со мной. Мне нравится то, что между нами происходит.
Комментарий врача-психиатра Вадима Киселева:
История Микаэля, который живет с ВИЧ
Как это ощущается на практике
Я не могу сказать, что ВИЧ как-то особенно у меня проявился: долгое время я не мог набрать вес — при росте в 183 сантиметра весил не больше 65 килограммов. Потом я заметил, что постоянно болею: я мог подхватить простуду от малейшего чиха.
Я еще не знал о диагнозе, когда познакомился с девушкой, мы решили сдать все анализы на инфекции, передающиеся половым путем, перед началом отношений.
Анализы на ВИЧ почему-то стали задерживать, и я заподозрил неладное. Затем я получил уведомление, что они отправлены на дополнительную проверку.
Я помню, что в этот момент ехал в машине и стал одной рукой искать в интернете, что может значить такое откладывание. Многие статьи говорили о том, что может быть ложноположительный результат, но к тому моменту я уже нервничал.
Через некоторое время мы с девушкой решили сами поехать в лабораторию. Заходим, у меня начинают требовать паспорт, я прошу хотя бы шепнуть на ушко — отказывают. Возвращаюсь с документами, вскрываю бланк с результатом и уже по вытянувшимся лицам сотрудников вижу, что там ничего хорошего.
В этот момент реальность стала как будто вязкой или, наоборот, чересчур жидкой, пол накренился, я присел, мне принесли воду и стали сразу увещевать, приводить в чувство и говорить, что это не смертельно.
Самое ироничное, что я максимально далек от так называемых групп риска и думал, что со мной такое не может произойти. Я вернулся к девушке в машину, предложил поехать к ней. Рассказал. Она всё восприняла даже более эмоционально, чем я, потому что мы немного не дождались анализов и за день-два до этого переспали.
Весь день мы обсуждали, как с этим жить дальше, девушка приняла решение, что она всё равно будет со мной, что это не приговор, за что я ей безумно благодарен. Мы поехали к инфекционисту, она похвалила, что мы сразу привезли все анализы. Потом меня заставили проходить психолога, еще каких-то врачей, и все задавали неприятные вопросы: «Ты что, колешься? Ты сидел? Были однополые контакты?», причем один врач устроил почти допрос прямо в лифте. Это было очень странно и давяще.
Девушке выписали постконтактную терапию на один месяц, мы как раз успевали по сроку: ее нужно начать принимать в первые 72 часа после полового акта. Пока она пила таблетки, мы общались, но без тесной коммуникации. Потом у нас случился небольшой перерыв, оно и понятно: психике нужно время, чтобы принять эту информацию. Тогда было эмоционально тяжело, я даже обратился за помощью к психологу и равному консультанту. Я всё никак не мог понять, как такое возможно. Я всю жизнь занимаюсь бизнесом, у меня постоянно дела, проекты, команда.
Я пришел на группу, рассказал свою историю.
Меня очень поддержало, что мне буквально все объяснили, утешили, что с ВИЧ можно жить так же долго и счастливо, как и без него.
На меня произвело неизгладимое впечатление это комьюнити. В дальнейшем я даже выступал в роли спонсора этих встреч, анонимно через нашего врача.
Тем временем эмоции улеглись, мы снова стали общаться с девушкой, встретились, всё обсудили и решили строить семью.
Комментарий психолога, основательницы фонда «Не страшно» Светланы Изамбаевой: