Политика против чистого искусства: чем сегодня интересны Тютчев и Фет

5 декабря 1803 года родился Федор Тютчев, а спустя тринадцать лет в этот же день — Афанасий Фет. Корреспондент «Сноба» Алексей Черников побеседовал с историком литературы, поэтом Валерием Шубинским о том, в чем Фет опередил Верлена и либертарианцев, устарел ли принцип «чистого искусства», как оценивать стихотворные политические высказывания Тютчева о Европе и России и перекликаются ли они с поздними стихами Лимонова.

Какие пути из устаревшего к 1830—1840-м романтизма проложили Тютчев и Фет? В чем их величие на фоне современников и отличие друг от друга?

К 1830-м романтизм никак не устарел. Лермонтов еще толком и писать не начал. Тютчев начинал, конечно, как романтик, он очень близок немецким романтикам своего поколения, таким, как Ленау, но его картина мира шире и глубже романтической. Он уходит в безличное, в Хаос, и не идеализирует его. Он уникально работает со временем в стихотворении, так, как никто в его поколении.

Фет был человеком уже другого поколения. Романтизм действительно умирал и вырождался, а Фет упорно держался за традиционную романтическую тематику и лексику, но с невероятной дерзостью ломал образно-композиционную систему и синтаксис. Он писал настоящие «песни без слов» еще до рождения Верлена.

Кто из них в большей мере оказался предтечей русского модернизма? И влияли ли они как-нибудь на «второй модерн», советскую неподцензурную поэзию?

Оба оказались. Тютчев — трагическим миросозерцанием, сочетанием глобальности взгляда на мир и фрагментарности, ощущением трагического распада и условности «я»; Фет — работой с образом, о которой я уже говорил. На новейшую поэзию они влияют и опосредованно, через Серебряный век, через Анненского, Мандельштама, и напрямую. Прежде всего — на поколения 1970-х и 1980-х. Особенно Тютчев. Очевидны отсылки к нему у разных поэтов, от Виктора Кривулина до Олега Юрьева. С другой стороны, у Леонида Аронзона или Василия Бородина очевидна связь с Фетом.

Насколько актуальной после Тютчева и Фета оставалась пушкинская линия в русской литературе? Смог ли Пушкин, «придумав» современный язык поэзии, предложить пути развития для этого языка?

От Пушкина никуда не уйти, он у нас, по выражению Мандельштама, «в крови растворен». Модернизм отталкивается от него и возвращается к нему. И, конечно, линия Тютчева—Фета не единственная, влиявшая на модернизм. Разве Цветаева или Пастернак не ближе к Лермонтову? Разве на Блока и акмеистов не влиял Некрасов? Но модернистское стремление к остановке времени и выходу из него актуализирует Тютчева и Фета. В отличие от них, Пушкин естественно живет во времени и в реальности, ему там хорошо. А нам часто не очень.

Почему Тютчева считают одним из предшественников символистов, если его стихи абсолютно конкретны? Нет ли в этом какой-то литературоведческой ошибки?

У него есть конкретные стихи («Она сидела на полу...»), есть и символические («Тени сизые смесились», к примеру). Он обращен к иррациональному, несказанному. Это и связывает его с символизмом.

Политические стихи Тютчева — это полный провал? У Тютчева не было внутреннего конфликта между поэзией и политикой?

За некоторыми исключениями. Все же «На 14 декабря» – великие стихи. «Как дочь  родную на закланье», про польское восстание, — тоже хорошее. Там есть спор смыслов, есть драма. Другие его политические стихи просто плоские. Даже не потому, что идеи Тютчева в этой области были вполне лунатическими. Бредовые идеи тоже можно выразить интересно.

Поздние политические стихи Лимонова связаны какой-то традицией с имперскими текстами Тютчева о Европе и России? Можно ли в принципе говорить о существовании странной поэтической традиции такого рода?

Поскольку меня интересуют не идеи, а мироощущение и эстетика, то никакой связи между Тютчевым и Лимоновым я не вижу. Да и идеи… Тютчев был монархист, консерватор, Лимонов был национал-большевик* (*национал-большевистская партия признана экстремистской организацией, запрещена на территории РФ. — Прим. ред.), то есть попросту фашист. Это не брань, а политический термин. А фашизм — уравнительная и модернизаторская идеология. Художественно поздний Лимонов — это такой неудачный «брутализм», Тютчев тут и близко не стоял. Даже «политический» Тютчев.

Считается, что Тютчев — редкий тип русского поэта-мыслителя, поэта-натурфилософа. У него была какая-то внятная философская программа?

Он вышел из немецкой традиции, из Шеллинга. Но он был не философ, а поэт, и мыслил не тезисами, а образами.

Продолжая тему философии, не могу не спросить: чему Фет научился у Шопенгауэра, которого так любил?

Как поэт — ничему. Для него искусство было единственной сферой, где человек выходит из мира «воли» и вступает в иные отношения с миром.

В какой момент обычная романтическая любовь в стихах Фета превращается в мистический эрос, пронизывающий все мироздание? На это как-либо повлияла апофатическая христианская мистика?

Никак. Он не был христианином и даже похоронен был по своему желанию без отпевания. Я думаю, сложность его эмоционального опыта (он счастливо жил с одной женщиной, а стихи посвящал другой, давно погибшей) сама выстроила эту модель. И потом он был слишком конкретным и чувственным человеком для абстрактной романтической любви, слишком любил подробности.

Имя Фета неизбежно ассоциируется с «чистым искусством». Кажется, к концу XX—началу XXI века эта стратегия потерпела едва ли не абсолютное поражение на фоне концептуализма и актуализации политической риторики новых левых во всех сферах искусства. Почему многие молодые так стремятся к «высказыванию» в искусстве, к «проблематизации», «исследованию», проговариванию травм, и стоит ли ждать, что «чистая лирика» скоро будет восприниматься как что-то неприлично наивное и маргинальное?

Термин «чистое искусство» имеет два понимания. Первое — это самоценность искусства, и в этом смысле идея не устарела. Попытки приспособить искусство к тем или иным социальным целям всегда терпели фиаско и всегда будут — микроскоп не только слишком дорог, чтобы им забивали гвоздь, но и нефункционален в качестве молотка. Травму, например, гораздо осмысленней проговаривать психотерапевту. Но Фет также имел под этим в виду резкое ограничение материала и языка искусства. Тут он был прав только для себя — так же, как был для себя прав его антипод Некрасов.

Фет и Тютчев в массовом сознании — совсем не «герои» с биографией, а типичные литераторы из довольно пресной эпохи. Живой связи с этими персонами современный читатель не чувствует. Есть ли какой-то способ сдуть с них позолоту Золотого века? Чем они могут быть интересны как люди на фоне поэтов-«супергероев» Серебряного века?

У них довольно интересные биографии, их просто надо прочитать заново. Обстоятельства рождения и смерти Фета более чем странны и необычны. Как и то, что он был фермером и проповедником либертарианства — а современниками воспринимался как «помещик-крепостник», потому что такие стереотипы были вбиты им в голову. Но не надо ожидать, что поэт XIX века будет живо восприниматься массовым современным читателем. Отношение к классике изменилось, это надо принять.

Беседовал Алексей Черников