Жизнь есть сон? Откуда взялись Кубрик и Вачовски

Пьеса «Жизнь есть сон» испанского драматурга Кальдерона де ла Барка, современника Шекспира, впервые была поставлена в 17 веке. Поразительным образом это сочинение оказало влияние на развитие последующей культуры: не только на театр, но и на кинематограф, перепрыгнув аж три столетия! Как это произошло? Разбираемся в нашем материале.

Кальдерон де ла Барка, юрист и духовное лицо, сменил Лопе де Вега после его смерти на посту придворного драматурга Филиппа IV. При правлении Филиппа IV особенно ценились пышные празднества, процветали искусства, что давало Кальдерону карт-бланш на новаторство на сцене. Например, на закупку дорогих и сложных декораций. Поэтому драматург одним из первых смог зримо воплотить идеи эпохи барокко о близости смерти, неясности будущего и загадках сознания. Во многих современных фильмах, где ставится под сомнение реальность происходящего, можно услышать голос Кальдерона.

Лабиринт Кальдерона

При Кальдероне театр стал постепенно приобретать привычные современному зрителю черты: развилась театральная машинерия, стали использоваться сложно устроенные кулисы, изготовленные братьями Лотти. Драматург первым смог детально воссоздать на сцене блуждание героя в лабиринте. Ранее — особенно в средневековом театре, где не было как таковой сцены — зритель лишь воображал себе, как актер бродит по дорожкам, ведущим в никуда. При Кальдероне на сцене начали появляться настоящие катакомбы, глухая чаща и мрачные подземелья. Для достижения таинственного эффекта использовались, например, направленные друг на друга зеркала.

Тесей, бесстрашно идущий по лабиринту в поисках Минотавра, ни секунды не сомневался в правильности своих поступков. Другое дело — герои Кальдерона, вечно сомневающиеся и страшащиеся того, что прячется в тени (а там прячутся и загадочные видения, и секреты их темного прошлого). Можно вспомнить фильм «Лабиринт фавна» или испытание в лабиринте во время Турнира трех волшебников в «Гарри Поттере»: здесь герои оказываются в ином мире, который постоянно стремится их обмануть или запутать.

Ничего не понятно, но очень интересно

Некоторые хитроумные приемы впоследствии получили название «ходы Кальдерона»: это не только потайные ходы в кулисах, но и хитросплетенные интриги, иллюзии и парадоксы. Кальдерон переосмысляет уже устоявшиеся мифологические сюжеты и переводит их в плоскость театра. Если Шекспиру мы обязаны сравнению жизни с театром, то Кальдерон вводит устойчивую формулу: жизнь — это сон. Такое совпадение не случайно, оно «подсвечивает» театральность эпохи барокко с ее поиском альтернативных смыслов и обнаружением слома привычной реальности.

Говоря о мастерах иллюзии, невозможно не вспомнить о Стэнли Кубрике. Его самая знаменитая, вымученная сотнями дублей картина «С широко закрытыми глазами» построена по принципу театральности жизни. Герой в исполнении Тома Круза балансирует на грани реальности и сна, попутно постигая тайны своего подсознания. Примечательно, что в основу фильма легла не менее известная «Новелла о снах» Артура Шницлера. Барочная образность обогащает не только смысловой, но и визуальный контекст картины.

Страшный сон

По сюжету самой известной пьесы Кальдерона «Жизнь есть сон» (1635) король Полонии Басилио пользуется плодами самой передовой науки — астрологии. Звезды подсказывают, что его наследник родится тираном. Благодетельный папаша заточает младенца в тюрьму, и тот вырастает, никогда не видя солнечного света и не говоря за всю жизнь ни с кем, кроме своего тюремщика. Драматург играет судьбой несчастного узника, демонстрируя иллюзорность бытия и заставляя понять, что необходимо быть добрым даже во сне независимо от обстоятельств и положения.

Герою придется прочувствовать на себе, как зыбка грань между сном и явью. Кальдерона пугала абсолютная власть, и это сочинение было своего рода предупреждением для всех монархов. Согласно пьесе, только возвысившись над своими животными страстями и пороками, человек становится настоящим человеком. Пьеса строится по формуле притчи: в результате Сехисмундо переживает нравственное перерождение и, таким образом, разрушает чары пророчества, беря судьбу в свои руки.

Сюжеты о нравственном перерождении были не новы даже во времена Кальдерона, вот только часто ли их сопровождает сомнамбулическое ощущение подмены мира? Возможно, вы смотрели похожий на историю о красавице и чудовище фильм Алехандро Аменабара «Открой глаза» (1997). Или помните его более известный ремейк «Ванильное небо» все с тем же Томом Крузом в главной роли. Юный баловень судьбы Сесар, красавчик и любимец женщин в одночасье теряет все, в частности свой прекрасный внешний облик. После череды мучений главного героя врачи помогают восстановить его прежний облик, и вот тут начинается странное. Зритель наравне с Сесаром не будет понимать, как трактовать сбоящую реальность, вплоть до самого финала.

Все не то, чем кажется

Основной прием, который использует Кальдерон — обман ожиданий. На страницах пьесы «Жизнь есть сон» читатель встретит и главного героя в женском обличии, и мотив переодевания, и извечную пару — недалекого монарха и умного шута (образ, прочно закрепившийся за Шекспиром). Кальдерон — мастер парадоксов: его героини наделены мужской статью, в пьесах нередко встречаются двойники, в звере обнаруживается человек, а в человеке — зверь. Принцип таких «обманок» окажется воспринят как литературой (в особенности постмодернистской), так и кино: он до сих пор помогает удерживать интерес зрителя или читателя. По этому принципу построено творчество Тарковского, Вачовски, Кубрика, Линча, Нолана и других художников-«иллюзионистов».

Главный герой неизменно проверяет на прочность эту реальность, чтобы в финале воскликнуть: «Вы ведь всего-навсего колода карт!» и выйти из навязанной игры, разрушив постылый карточный домик. Классическим примером постоянного обмана ожиданий и иллюзорности для многих зрителей остается «Твин Пикс».

В лабиринтах подсознания

Согласно концепции американского антрополога Джозефа Кэмпбелла, описанной в книге «Тысячеликий герой», в потустороннем мире герой должен встретиться со своим подсознанием или иными словами с собственной тенью. Удивительным образом эта идея пересекается с уже упомянутыми «ходами Кальдерона». В кинематографе подобные лабиринты, ходы и пещеры находят свое визуальное отражение. Например, похожий прием можно заметить в фильме «Бойцовский клуб» (1999). Во время групповой медитации Эдвард Нортон оказывается в пещере, где внезапно встречает свое тотемное животное — пингвина. Здесь можно провести параллель с Сехисмундо: герой сначала должен обнаружить в себе звериное начало, а потом уже стать человеком.

В «Матрице» Вачовски Нео также открывает скрытую сторону реальности после встречи с Морфеусом. Тот же мотив, связанный с обнаружением зыбкости привычного мира, встречается, например, в «Шоу Трумана» (1998) и «Плезантвилем» (1998). Как и во всех остальных картинах, герой приходит к шокирующим открытиям уже в финале, что позволяет держать зрителя в неизменном напряжении. Как правило, центральный персонаж в итоге «подрывает» устоявшийся уклад, обнажая суть антиутопического мира. Он пробуждается ото сна в прямом или переносном смысле, чтобы показать нам с экрана жизнь без прикрас и завесы тайны. Возможно, смотреть на нее нам будет еще страшнее, чем на загадочные игры иной реальности.