Эксперт оценил опыт Татарстана в сохранении межнационального согласия
Язык, идентичность и двуязычие: от конфликтов к поиску формулы
– Валерий Александрович, хотел бы вернуться к стратегии, которая действовала ранее. Как вы оцениваете итоги ее реализации в целом по стране? И, конечно, нам особенно интересно: как вы видите ситуацию в Татарстане – насколько она была успешно реализована?
– Мы в целом считаем, и, кстати говоря, в самой стратегии в первом разделе – в оценке состояния сферы – также отмечено, что ситуация в области межнациональных отношений и этнокультурного развития России как многонациональной, поликонфессиональной страны в целом позитивная.
Если посмотреть на период с 2012 по 2025 год – это больше десяти, фактически уже двенадцать лет, – то он отмечен важной особенностью: у нас не возникало серьезных внутренних конфликтов на межнациональной почве. Помните, раньше такое случалось. Бывали волнения, где мог звучать этнический фактор. Это могли быть, например, ситуации, где трудно определить – межнациональная ли это тема или, скажем, экологическая.
Но в целом серьезных, масштабных межнациональных столкновений не произошло. Хотя спонтанные вспышки случались, как в Махачкале из-за слухов о якобы прибывающих из Израиля «переселенцах» в Дагестан. Такие случаи, конечно, можно трактовать как относящиеся к сфере межнациональных отношений.
Тем не менее это было двенадцать лет относительно спокойного, уравновешенного развития. Кстати, сегодня на заседании Совета в Казани (Совет при Раисе Республики Татарстан по межнациональным и межконфессиональным отношениям, – прим. Т-и) этот момент специально подчеркнули, и Минтимер Шаймиев (Первый Президент Татарстана, Государственный Советник РТ, – прим. Т-и) тоже отметил, что это было очень спокойное время.
За этот период были реализованы важные, даже прорывные меры в реализации стратегии предыдущего этапа. Создана государственно-общественная организация – Ассамблея народов России. До этого она существовала просто как общественная структура, а теперь получила государственный статус, бюджет и возможности поддержки проектов и грантов – это серьезно. Создан и наш Научный совет РАН, о котором я упоминал. По поручению Президента запущены крупные программы, направленные на формирование российской идентичности.
И надо сказать, что за эти 12 лет свою роль сыграли и Крымский консенсус, и присоединение Крыма, и затем СВО. Все это заметно сказалось на подъеме патриотизма, на росте гражданской солидарности, на укреплении российской идентичности и готовности защищать страну. Ситуация, безусловно, чрезвычайная, но итог очевиден – это такой позитивный момент роста общероссийского патриотизма.
Наконец, как позитив можно отметить, что сформировалась более взвешенная формула языковой политики. Выработалась определенная формула, которая ушла от крайностей. Сделан упор на двуязычие: чтобы оба языка – и русский, и родной – сохранялись и поддерживались. Пришли к выводу, что для молодежи свободное владение двумя языками – это преимущество, а не недостаток.
У нас есть мощные региональные языки – татарский, чеченский, якутский. Но малочисленные народы, живущих дисперсно, сталкиваются с процессом языковой ассимиляции
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
Тем не менее нельзя сказать, что все языковые вопросы за эти 12 лет решены полностью, особенно касающиеся языков меньшинств и малочисленных этнических групп. У нас есть мощные региональные языки – татарский, чеченский, якутский и другие. Но многие представители этнических общностей сталкиваются с процессом языковой ассимиляции, переходя на русский язык. Особенно это касается малочисленных народов, живущих дисперсно.
Здесь проявляется преимущество республик, где титульный народ получает более активную поддержку своего языка. Но в целом эти вопросы остаются нерешенными. Сейчас как раз мы переживаем момент обновления законодательства, когда идет попытка выработать новые механизмы.
Главное, чтобы не было насильственной языковой ассимиляции, в том числе структурной, когда человеку просто не предоставляется возможность изучать и использовать родной язык. Насилие же проявляется, когда прямо запрещают говорить на языке или лишают учащихся уроков и общения на переменах. В соседних странах мы такие ситуации можем наблюдать.
За эти 12 лет в языковой сфере произошла подвижка: удалось выровнять ситуацию, хотя некоторые перекосы сохраняются. Идеальная формула еще предстоит – новые законы помогут ее выработать. Дебаты идут как среди ученых, так и среди политиков и практиков.
Лично я сторонник того, чтобы человек имел возможность владеть двумя родными языками. Если он в равной мере знает язык отца и матери и свободно говорит на обоих – русском и, например, татарском или карачаевском, – это должно считаться его полноценными языками знания и общения. Один из них, как правило, русский, но оба для него важны и должны сохраняться. Возможность указать два родных языка уже была в последней переписи населения, но Росстат не посчитал эти результаты.
«У нас есть законное понятие «коренные малочисленные народы». Это народы, как правило, Севера, Сибири и Дальнего Востока»
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
Новые памятные даты России: смысл и наполнение
– В этой связи возник еще один вопрос. В российском календаре появились две новые даты: День языков народов Российской Федерации и День коренных малочисленных народов России. Во-первых, почему именно сейчас возникла необходимость их введения? Чем обусловлена актуальность этих праздников? Во-вторых, самое главное: каково будет их содержание и наполнение, помимо формального присутствия в календаре?
– У нас есть законное понятие «коренные малочисленные народы». Это народы, как правило, Севера, Сибири и Дальнего Востока, численность которых меньше 50 тысяч и которые сохраняют традиционные системы жизнеобеспечения – оленеводство, охоту, рыбоводство, морской промысел.
Хотя они пользуются современными технологиями – гаджетами, мотонартами и прочим, – их традиционные хозяйства находятся в уязвимой экологической среде, как правило в тундре. Можно также рассматривать высокогорные народы Северного Кавказа и Дагестана, занимающиеся овцеводством или художественным промыслом, например кубачинцев.
Существует определенное движение среди политиков и даже среди моих коллег, которое активно оперирует понятием «коренные народы». Недавно я как раз дискутировал на эту тему с академиком Андреем Головневым, директором Кунсткамеры, и мы сошлись во мнении, что с этим термином нужно обращаться осторожно.
У нас существует официальный список коренных малочисленных народов – более сорока групп. Это народы Севера, Сибири и Дальнего Востока. При этом в список в свое время попали, например, абазины из Карачаево-Черкесии, туда же вошли и нагайбаки из Челябинской области.
Попасть в этот список довольно престижно – есть у его участников ряд преимуществ. Это право на альтернативную военную службу, на пользование природными угодьями – охотничьими, рыболовными, пастбищами для традиционного оленеводства. Это также определенные налоговые льготы и преимущества в сфере образования.
Хотя и здесь появляются новые вопросы – например, с ненцами, численность которых уже приближается к 50 тысячам. Что с ними делать дальше – это вопрос, который, вероятно, придется решать в ближайшем будущем.
«Я думаю, что для всей страны одного универсального варианта языковой политики нет»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
Языки России в календаре: от формальности к практике
– А что думаете насчет такого праздника, как День языков народов РФ?
– Если о наполнении самого праздника, то это, скорее, задача практиков – сферы культуры, образования, медиа. Это могут быть телепередачи, публикации, общественные акции, фестивали, образовательные проекты. Для науки, честно скажу, сложно с ходу придумать что-то принципиально новое – мы и так постоянно занимаемся этой тематикой: регулярно проводим конференции о языковой ситуации.
Вот, например, буквально на прошлой неделе мой аспирант участвовал в семинаре в Институте языкознания РАН – они изучают языковую ситуацию в северных городах, в арктической зоне: Норильск, другие промышленные центры. Там ведь не только коренные народы Севера живут – там армяне, азербайджанцы, ингуши, целые этнические анклавы. И языковая ситуация там сложная и интересная.
Кстати, Председатель Госсовета РТ Фарид Мухаметшин привел показательный пример: некоторые местные жители республики задаются вопросом – а как нам изучать родные языки, если мы, скажем, киргизы, казахи или узбеки? И это вполне справедливый вопрос.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос, скажу так: вопрос сложный, большой, над ним нужно работать. Я думаю, что для всей страны одного универсального варианта языковой политики нет. Нужно позволить разные модели в разных регионах. Опыт других стран это подтверждает.
Я, например, довольно хорошо знаю Канаду – и кандидатскую, и докторскую диссертации защищал по этой теме. В Канаде с 1968 года действует закон об официальном двуязычии – английский и французский. По всей стране государственные службы обязаны обслуживать граждан на обоих языках.
Но при этом в Квебеке действует «закон 101» о французском языке, где приоритет отдан именно французскому. Там говорят, что двуязычие для них смерти подобно. Однако это работает в одну сторону: франкофоны учат английский, а англофоны французский – нет.
В Испании – своя картина: в Стране Басков баскский язык считается престижным, его активно изучают, хотя практически он используется ограниченно, с ним даже на работу устроиться не так просто. В Каталонии ситуация иная: каталанский язык знают далеко не все. Однако каталонский, скажем, сепаратизм или стремление к суверенитету не носит строго этнического характера. Просто все жители Каталонии выступают за суверенитет и автономию от Мадрида, при этом по большей части там пользуются кастильским, то есть испанским языком.
В Индии вообще огромный спектр языковых моделей. Поэтому и для России, как большой и разнообразной страны, возможны разные варианты языковой политики – с передачей части регулирования на региональный уровень, разумеется, без ущерба для государственного языка.
«Коммунизм ушел, а антироссийские настроения и русофобия во многом остались. Причина – в масштабах страны и в сложности ее устройства»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
Пост-Россия и вызовы дезинтеграции
– В своей недавней речи Владимир Владимирович Путин говорил о том, что недоброжелатели России разрабатывают сценарии так называемой пост-России, предполагающие дезинтеграцию страны, в том числе по этническому принципу. В то же время внутри самой России, согласно социологическим данным, растет число людей, которые идентифицируют себя как россияне, не отказываясь от своей этнической принадлежности. Насколько, на ваш взгляд, подобные внешние сценарии вообще реализуемы? И каковы реальные тенденции внутри страны в сфере идентичности и межнациональных отношений?
– Во-первых, если говорить о внешнем аспекте. Идея «второго раунда» дезинтеграции бывшего Советского Союза действительно существует. После распада СССР на 15 государств во внешнем мире многие считали, что процесс самоопределения был завершен не до конца. Кстати, подобные радикальные позиции существовали и внутри страны.
Моя оппонентка того времени, покойная Галина Васильевна Старовойтова, работавшая в правительстве в 1992 году, и группа, связанная с именем академика Сахарова, считали, что необходимо дать возможность «самоопределиться всем». Но сейчас возвращаться к этим дискуссиям, пожалуй, имеет смысл лишь историкам. А в целом идея самоопределения сомнительна – слишком большая Россия, понимаете?
Европейцы смотрят на карту, видят, что одна Якутия по территории больше всей Западной Европы, что в России сосредоточено около 20% мировых запасов пресной воды, колоссальные ресурсы – нефть, газ, уголь, уран. Поэтому стремление к дезинтеграции, оно продиктовано далеко не только неприятием коммунизма.
Мы считали, что холодная война была продиктована тем, что Запад или цивилизованный мир, условно говоря, не принимали его. Но коммунизм ушел, а антироссийские настроения и русофобия во многом остались. Причина – в масштабах страны и в сложности ее устройства, из-за этого она кому-то кажется слишком уязвимой. Россия – это федерация с этническим компонентом, то есть часть субъектов имеет этнотерриториальный аспект.
Кстати говоря, наша страна не единственная такая. Аналогичную специфику имеет Китай, например, где Синьцзян, Тибет и другие автономные районы с этнической спецификой. В Канаде Квебек – это не просто одна из провинций, а территория с особым статусом именно по этнокультурным причинам. Такой тип устройства иногда называют этническим федерализмом или федерализмом с этническим компонентом, как у нас.
«Россия – это федерация с этническим компонентом, то есть часть субъектов имеет этнотерриториальный аспект»
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
Тем не менее есть политические силы и общественные активисты, которых «подмывает» желание политико-административные границы и этнический фактор использовать в разрушительных целях. Почему? Потому что этнонационализм – это стремление к самоопределению от имени этнической группы и чтобы административные (или государственные) границы совпадали с этническими. Это такое мировое явление, не мы его придумали, но мы от него уже и пострадали, как и некоторые другие страны.
Мы спонсировали в советское время сугубо этническое понимание национальной государственности. Национально-территориальное устройство СССР было выстроено по принципу матрешки: союзные, автономные республики, автономные области и округа и одно время даже были национальные районы.
Фактор этнического самоопределения и сепаратизма – это не сугубо российская история, это общемировое явление. Можно привести десятки, если не сотни примеров. Я уже не говорю об Африке, где племенной сепаратизм – одно из бедствий. Но применительно к России все упирается не в сам факт этнического многообразия и не в то, что каждая группа якобы «обязана» иметь собственную государственность или «своих» начальников по крови. Все зависит от качества управления, от того, как организовано общество. Свои, «единокровные» начальники вполне могут эксплуатировать и подавлять еще жестче, чем люди другой этнической принадлежности.
В мире около 200 государств и порядка 5 тыс. этнических групп. Делить планету на 5 тысяч государств – это утопия, кровь и абсолютная нереализуемая вещь. Провести административные границы, чтобы они совпадали с этническими, фактически невозможно. Мы знаем понятие «разделенные народы», но, по сути, почти все народы в той или иной степени разделены: всегда есть сообщества за пределами государственных или внутриадминистративных границ.
Поэтому ключевой вопрос – как устроено государство. Те страны, которые нашли формулу управления через федерализм, внутреннее самоопределение в форме национально-культурной автономии для дисперсно расселенных народов, как правило, оказываются устойчивее.
В России работают оба механизма. Есть этнотерриториальная форма самоопределения – республики, автономные округа, автономная область (пусть мы теперь и не называем их национальными). Есть и экстерриториальная форма – национально-культурная автономия. Самоопределение – это далеко не всегда отделение. Это право на участие в как можно более широком общественно-политическом процессе в рамках единого государства.
Чем в большем и более сложном пространстве ты самоопределяешься, тем больше у тебя возможностей. Порой самоопределение означает выделение в какую-нибудь беззащитную общность, которая сразу же начинает искать, к кому прислониться и под кого идти служить. Поэтому Россия в этом отношении устроена, на мой взгляд, оптимально.
Я сторонник Конституции 1993 года – с учетом внесенных в нее поправок. Она вполне оправданна, она себя доказала. Страна развивается, сохраняет многообразие, и при этом в России нет ни явной, ни скрытой дискриминации по этническому принципу – это конституционная норма. Поэтому какие-то попытки раскачать или использовать этот фактор, на мой взгляд, должны контролироваться и подавляться.
Я прошел 1992 год, когда семь месяцев работал в правительстве Бориса Ельцина, был министром по делам национальностей и видел эту слабость государства. Вместо того чтобы разоружать и арестовывать, мы наблюдали, как невоенный человек с автоматом демонстративно красуется перед федеральным министром (как это было в 1992 году на Северном Кавказе) – и никто не понимает, откуда у него это оружие.
Здесь ключевое – воля государства. Но не только. Важны образование, воспитание, информационная работа, объяснение людям, что насильственный, «явочный» сепаратизм без переговоров неизбежно ведет к крупному конфликту и жестокой войне. И, как правило, такие войны заканчиваются поражением инициаторов. Успешное отделение возможно лишь при мощной внешней поддержке – как это было, например, в случае Косово. Если ее нет, то внутренние претенденты на отделение, они, как правило, не достигают своей цели, а крови проливается много.
Сегодня я не вижу в России серьезных внутренних рисков такого рода. Но попытки использовать отдельных людей – уехавших в силу политических убеждений, семейных или иных причин, – конечно, есть. Многие, уезжая, занимают антироссийскую позицию, чтобы оправдать свой акт выезда, покидания страны и прекращение быть гражданином Российской Федерации: «Я уехал, потому что государство нехорошее».
Окончание следует.