К ДНЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ !!! Военная проза русского вологодского писателя Андрея Малышева
Живой Бог в Любви обитает!
Бессмертный экипаж
Повесть документально-художественная
Никто не забыт, ничто не забыто!
Тебе, неизвестный солдат Великой Отечественной Войны, ПОСВЯЩАЕТСЯ!
Основана на реальных событиях
На опушке леса, сотрясая землю своими гусеницами, появился танк.
Чихнув двигателем, он остановился. Звонко открылся башенный люк, и из тяжёлого советского танка КВ с номером 52 на башне вышел экипаж в составе шести человек.
Командир танка, он же командир 3-й танковой роты 4-го танкового полка старший лейтенант Трященко Иван Захарович, родом из Житомира, внимательно посмотрел на свой сборный экипаж. Вот взводный лейтенант, двадцатисемилетний Габинский Яков Федосеевич из Винницы, другой лейтенант — светловолосый наводчик Ранцев Василий Петрович, ленинградец. Других бойцов командир знал не настолько хорошо. Вот тот, что поплотнее, механик-водитель Ершов Павел из Пскова, рыжеволосый трансмиссионщик-радист — Смирнов Вячеслав, темноволосый моторист-заряжающий — Широков Николай.
Сборный танковый экипаж выходил из окружения.
Почему из окружения и почему экипаж был сборным?
Да потому, что на дворе стояло жаркое лето тысяча девятьсот сорок первого года, а именно — двадцать третье июня. И хотя тёплое литовское лето в пяти километрах от города Расейняй в районе небольшой деревни Дайняй и могло радовать кого-либо, но только не экипаж грозного танка «Клим Ворошилов», только что вышедший из боя.
Бой был суров, и некоторые из КВ были подбиты, поэтому-то уцелевшие танкисты и примкнули к борту 52, который также не избежал потерь.
Командир мог бы рассказать, как его экипаж в составе подразделения советских танкистов в первые же дни войны принял участие в уничтожении колонны вражеских танков, но говорить об этом было не с кем, да и незачем.
А сейчас его танк возвращался на соединение со своей воинской частью, правда вот, в пути их КВ стал барахлить, в связи с чем и произошла остановка. Хотя, было похоже, что в очередной раз подвела трансмиссия.
— Ну, что, Вячеслав, — обратился командир танка к трансмиссионщику Смирнову, — опять поломка по твоей части?
— Боюсь, что да, командир, — виновато посмотрел на старшего лейтенанта Смирнов, — слабое место у КВ — эта механическая трансмиссия!
— Посмотри, что можно отремонтировать, — строго посмотрел командир, — механик и моторист тебе помогут, только не затягивайте, ребята, война не ждёт!
Трященко отошёл в сторону, если бы не война, то поневоле залюбовался бы здешней природой, но настроение, увы, было не самое лиричное.
К нему подошёл лейтенант Ранцев Василий, исполняющий обязанности наводчика орудия: — Что делать будем, командир, и без доклада механиков ясно, танк в любой момент выйдет из строя, если уже не вышел!
Спустя некоторое время к командиру подошли механики. Посмотрев на их безрадостные лица, Трященко понял, что ему сейчас скажут.
— Товарищ старший лейтенант! — обратился к нему трансмиссионщик, — не могу вас порадовать, посмотрели мы с ребятами и нашли неисправность, судя по всему, в коробке передач полетел главный фрикцион сухого трения!
— Насколько это серьёзно, Вячеслав? — пытливо посмотрел на Смирнова командир, — говори всё как есть.
— Считайте, товарищ старший лейтенант, — с сожалением ответил подчинённый, — остались мы с вами без танка, до расположения подразделения он не дотянет, силёнки ему осталось максимум на один короткий бросок, и всё, остановится машина!
— Так, товарищи, — обратился к экипажу его командир, — ситуацию знаете, давайте посоветуемся, как быть дальше.
— Командир, — посмотрел на Трященко лейтенант Ранцев, — в танке практически полный боекомплект, можно, конечно, и взорвать его, а затем в пешем порядке искать наше отступающее подразделение, но сейчас идёт война, и, я считаю, каждый снаряд, каждая пуля должны бить по врагу!
— Ты прав, Василий, — одобрил своего заместителя Трященко, — танк должен бить врага! Есть другие мнения, товарищи?
— Нет, — единодушно поддержал командира экипаж.
— Более того, — продолжил свою речь Ранцев, — считаю, что нужно ударить, когда по дороге пройдёт колонна противника. После чего предлагаю занять и перекрыть дорогу. Учитывая, что кругом болота и непроходимая местность, мы перекроем снабжение немецких захватчиков между городом и полевыми частями немцев!
— Товарищ командир! — в разговор вступил Николай Широков, — нас не объявят предателями и дезертирами? Может быть, стоит отступить и поискать наши части?
— Эх, боец, — грустно улыбнулся Трященко, — дай некоторым волю, так они аж до Москвы отступили бы! Вот что, слушай боевой приказ! Наша Родина там, где мы стоим, и ни пяди своей земли мы захватчикам не отдадим! Драться будем здесь и столько, сколько нам позволят наш долг и совесть! Родина у нас одна, и сдавать мы её своим отступлением не будем, никогда и никому! Приказ ясен?!
— Ясен, товарищ командир, — с извиняющейся улыбкой посмотрел на Трященко танкист, — вы только не думайте плохо обо мне, я не трус, просто я боялся, чтобы нас не посчитали предателями и дезертирами!
— Да разве такое возможно, товарищ боец, — укоризненно посмотрел на подчинённого старший лейтенант, — Родина нас не забудет, как и мы её!
— Так, а теперь разведать обстановку, при обнаружении телефонных проводов противника уничтожать их, — командовал Трященко, — поскольку должна у них быть связь. На разведку местности выходят Ранцев и Габинский. Старший группы — лейтенант Ранцев. Механикам продолжить, по возможности, ремонт танка.
— Есть, товарищ командир! — улыбнулся Ранцев, и они пошли на проверку и обследование местности.
Впрочем, через пару часов офицеры вернулись, и старший группы радостно доложил командиру, что ими были обнаружены и уничтожены немецкие телефонные провода.
— Молодцы, ребята, — похвалил Ранцева и Габинского командир, — скоро они зашевелятся!
— Товарищ командир, Иван Захарович, — обратился к старшему лейтенанту Ранцев, — в танке кончились припасы, сухой паёк на исходе, разрешите быстренько отлучиться до близлежащей деревни, местные помогут нам с едой.
Трященко понимающе улыбнулся, зная истинную причину похода лейтенанта за провиантом.
— Ладно, — миролюбиво согласился командир, — одна нога здесь, другая там, тем более уже вечереет, по темнянке немчура не полезет.
— Спасибо, командир, — уважительно посмотрел на ротного Ранцев и довольно-таки быстро удалился в нарастающей тьме по направлению к деревне.
Были причины торопиться у лейтенанта Ранцева, были!
По той простой причине торопился наш Василий, потому что жила с недавних пор там его сердечная зазноба — Настя Найдёнова, его Настёна, как он ласково её называл.
Правду говорят, что у любви есть крылья, потому как не иначе как на крыльях любви быстро добрался к своей Насте её Василий.
— Василий? — открывая дверь на его стук, удивилась Настя, — ты здесь какими судьбами, ведь война же, я уже и не чаяла тебя встретить живым! Что стоишь, проходи, рассказывай.
С радостной улыбкой Ранцев зашёл в дом своей милой.
Время, проведённое с любимой, пролетело незаметно…
Уже прощаясь и целуя её, Василий сказал: — Под утро мы уйдём в расположение наших частей, не печалься, родная, и не ищи нас, жди нас с победой!
Сказал это из боязни, что Настя будет искать его.
Уходя к танку, Ранцев ещё раз с любовью посмотрел на свою Настёну и, придерживая вещевой мешок, наполненный продуктами, которые собрала для них девушка, вышел из дома.
Придя по утренней зорьке к танку, лейтенант не обнаружил, к счастью, никаких перемен: КВ мирно стоял на опушке леса, у самой дороги.
— Экипаж, подъём! — постучал он по люку, — кухня прибыла!
Люк открылся, и из танка вылез командир.
— Ну как, Ромео, — с хитрецой посмотрел на Василия старший лейтенант, — дела на любовном фронте? Надеюсь, лучше, чем у нас? Танк мы так и не починили, трансмиссия полетела… Теперь разве что до дороги доехать, и всё!
— Продукты я принёс, командир, — приподнял тяжёлый вещмешок Ранцев, — с голоду теперь точно не помрём…
— Это точно, — улыбнулся Трященко, — от голода нам смерть точно не грозит!
Проснувшийся экипаж разбирал нехитрую крестьянскую снедь, собранную Настей.
Позавтракав и отложив остатки продуктов на запас, командир выставил в наблюдение бойцов, а сам с механиками вновь попытался отремонтировать так некстати сломавшуюся трансмиссию.
Быстро светало.
В лесу, словно бы и не было войны, беззаботно щебетали птицы, встречая вместе с всходящим солнцем третье утро войны.
— Командир! — к танку подбежали выставленные наружные наблюдатели, — со стороны Расейняя идёт колонна машин!
— Экипаж, — крикнул старший лейтенант, — к бою! Приготовится к атаке!
Бойцы занимали в танке свои штатные места, готовя машину к последнему броску.
Действительно, со стороны города по дороге шла большая колонна из двенадцати тяжело гружёных немецких машин, которую сопровождали два броневика боевого охранения.
— Ну что, товарищи! — раздался в танке по внутрипереговорной связи голос командира, — за нашу советскую Родину, за Россию, вперёд!
Танк, грозно лязгнув гусеницами, как сокол, повергающий свою жертву, выехал с опушки и устремился в сторону вражеской колонны!
Ужасу немцев не было конца, когда на дорогу выехал грозный советский танк и, стреляя одновременно из пушки и пулемётов, принялся огнём и гусеницами уничтожать немецкую колонну.
Прошло совсем немного времени, как вся вражеская колонна, полностью разбитая, пылала огнём и чадила удушливым дымом.
Русский танк, закончив своё победоносное дело, пару раз чихнув двигателем, остановился как вкопанный на дороге, на этот раз навсегда.
— Всё, командир, — невесело доложил трансмиссионщик Смирнов, — отъездили своё, отслужила своё «кэвэшка».
— Ничего, бойцы, — приободрил экипаж командир, — наша битва ещё впереди, теперь чаще башней надо крутить, чтобы не подобрался немец.
Подчиняясь электромотору поворота, башня КВ стала медленно поворачиваться, ища противника.
— Никого, командир, — доложил наводчик орудия и не удержался, — а всё-таки мы их сделали красиво!
— Так впредь и держать! — одобрил боевых друзей командир. — Держитесь, ребята, верю я, что помощь не за горами. Просто первый немецкий удар был таким внезапным! Должны наши оклематься и погнать врага везде — верите мне?
— Да, командир, — дружно отозвался экипаж, — иначе и быть не может!
В это же самое время в штабе боевой группы вермахта «Зекендорф» шестой танковой дивизии полковник Эрхард Раус получал разнос от генерал-полковника Эриха Гёпнера.
— Господин полковник! — раздражённо смотрел на Рауса генерал, — в чём дело? Мне поступил доклад, что наше наступление сдерживает один единственный советский танк! Им только что была уничтожена наша колонна из двенадцати грузовиков со снабжением и два броневика охраны!
— Не могу знать, господин генерал, — нахмурился полковник Раус, — сообщения поступили только что! Экипажем танка, кроме уничтожения нашей колонны, были повреждены телефонные провода, связи со штабом дивизии нет! Кроме этого, танк ведёт прицельный огонь по нам и по городу.
— Какие меры приняты для немедленного устранения этой занозы? — жёстко посмотрел на полковника генерал. — Вы со своими подчинёнными срываете планы наступления дивизии, вы хоть это понимаете?!
— Так точно, понимаю, господин генерал, — согласился Раус, — разрешите доложить! Мною приняты следующие меры: третья батарея истребителей танков лейтенанта Венгенрота заняла свою позицию, подключена батарея ста пятидесяти миллиметровых гаубиц, рота лейтенанта Гебхардта минирует дороги, танковый батальон майора Шенка готов к контратаке!
— Избавьте меня от ваших подробностей, — небрежно махнул рукой генерал, — приказываю вам лично заняться уничтожением этого танка! Или вы хотите, чтобы я занялся этим?!
— Никак нет, господин генерал, — обиделся полковник, — сегодня же этот танк будет уничтожен! Разрешите идти, господин генерал?
— Да, идите — посмотрел на него Гёпнер, — жду вашего доклада!
Отдав армейское приветствие, то есть козырнув, а не вскинув руку в партийном жесте, полковник Раус вышел из штаба, намереваясь лично выехать и руководить войсковой операцией по уничтожению русского танка, так некстати перекрывшего снабжение и наступление дивизии.
Проводив взглядом Рауса, Эрих Гёпнер задумался: один-единственный танк противостоит силам немецкой дивизии, находясь, по сути, в тылу врага.
Странные, странные эти русские! Неужели они так рьяно исполняют приказы своего командования?! Впрочем, приказы необходимо исполнять!
Да, не знал генерал, что он сам в тысяча девятьсот сорок втором году за неподчинение приказу Гитлера будет лишён абсолютно всего, а восьмого августа тысяча девятьсот сорок четвёртого года по приказу этого же Гитлера будет казнён — повешен в тюрьме Берлина как активный участник заговора против бесноватого вождя.
В это время наши танкисты находились в раскалённой от жаркого летнего солнца башне КВ, который по-прежнему стоял на дороге, и гадали, какие ещё пакости и неприятности готовят для них немцы.
Внезапно на дороге, направляясь в город, показался немецкий грузовик, перевозящий захваченных в плен бойцов Красной Армии. Заметив советский танк, немецкая машина остановилась как вкопанная.
— Командир, смотри, пленных перевозят, — оживился наводчик лейтенант Ранцев, — что делать, Иван Захарович?
— Спокойно, Василий, спокойно, — их командир был невозмутим, — дайте над головой машины пару очередей из пулемётов! Только аккуратней, наших не заденьте!
В танке, открыв огонь над крышей грузовика, ожили два танковых пулемёта Дегтярёва ДТ-29 — тот, что был спарен с орудием и курсовой, кормовой ДТ-29 молчал. Было видно, что военнопленные разбегаются из машины, уходят в лес. Добившись цели, пулемёты замолчали.
Спустя некоторое время экипаж обнаружил, что немцы не оставили их в покое: было видно, как оккупанты подтаскивали по лесной местности целую батарею, состоящую из четырёх орудий пятидесятимиллиметровых противотанковых пушек.
— Ну что, командир, — грустно спросил механик-водитель, — кажется отвоевались? Сейчас выйдут на дистанцию прямого попадания и будут жечь нас! Может, пугануть их?
— Не робейте, танкисты, — взбадривал командир экипаж, — мы ещё своё слово не сказали. По стрельбе — отставить! Подпустим их на максимально близкое расстояние и ударим! А сейчас пусть думают, что экипаж бросил танк, и наш КВ пустой.
Грозный КВ стоял посредине дороги и молчал, действительно создавая впечатление, что экипаж давно уже покинул его.
Прибыв на место, полковник Эрхард Раус действительно убедился и лично увидел, что мощный советский КВ одиноко стоял в центре дороги, и было видно, что он либо повреждён, либо брошен экипажем.
С точки зрения немецкого офицера танк представлял идеальную мишень, и надо было быть безумцем, чтобы оставаться в этом обречённом одиноком русском танке. К Раусу подбежал вызванный им лейтенант Венгенрот и, отдав ему воинское приветствие войск вермахта, застыл в ожидании.
— Господин лейтенант, — ответно отдал ему приветствие полковник, — вам ставится особо важная задача: вашей батарее следует незаметно приблизиться к русскому танку и уничтожить его! Выберите самых отважных солдат и исполняйте!
— Будет исполнено, господин полковник, — вытянулся по стойке смирно лейтенант, — разрешите исполнять?
— Сделайте это, — махнул ему рукой полковник, — генерал-полковник Гёпнер ждёт моего доклада!
Получив приказ, лейтенант Венгенрот удалился для его исполнения.
С интересом полковник Раус наблюдал, как командир батареи и его солдаты стали подтаскивать противотанковые пушки по лесистой местности поближе к русскому танку на дистанцию эффективной стрельбы.
Советский КВ был неподвижен, и многие из офицеров и солдат делали ставки на то, что экипаж давно уже оставил свой танк, потому что находиться в такой позиции было нелогичным и глупым с точки зрения солдат вермахта.
И вот вся батарея Венгенрота застыла на своих позициях и начала кинжальный безжалостный расстрел русского танка. Последовало более восьми прямых попаданий в русский КВ! Офицеры и солдаты рядом с Раусом ликовали, полагая, что с советским танком покончено раз и навсегда!
Вспышки огня то и дело мелькали на КВ, отмечая прямые попадания немецкой противотанковой батареи.
Внезапно Раус содрогнулся: башня русского танка развернулась и, найдя свои цели, открыла огонь из танковой пушки, планомерно уничтожая противотанковую батарею.
— Василий! — командовал командир русского танка, — цели видишь?
— Вижу, командир, хорошо вижу! — отвечал наводчик орудия. — Сейчас я их сделаю красиво!
— Давай, родной мой, давай! — кричал командир. — Огонь без команды, бей гадов!
Башня танка разворачивалась, и с каждым её поворотом семидесятишестимиллиметровое орудие танка, нащупав цель, выплёвывало огонь по немецким пушкарям.
Вот уже первая пушка врага уничтожена, вторая! Танк вёл бой один в полном вражеском окружении и не думал сдаваться!
Накрыв огнём третью и четвертую пушки врага, танк победоносно замолчал.
— Ребята, спасибо! — по громкой связи раздался голос командира. — Родина не забудет вас! Объявляю вам благодарность за уничтожение врага!
— Служим Советскому Союзу! — дрогнувшими чуть-чуть голосами дружно ответили члены экипажа.
Одинокий танк держал свою оборону!
Немцы были потрясены! Полковник Раус видел, какое разочарование охватило его офицеров и солдат после показательного уничтожения русским танком немецкой противотанковой батареи. Быстро взяв себя в руки, полковник дал команду немедленно доставить на позицию с целью уничтожения не сдающегося советского КВ восьмидесятивосьмимиллиметровые зенитные орудия с бронебойными снарядами. Приказ Рауса был немедленно исполнен. И вот уже немецкая длинноствольная зенитка с осторожностью лисы подкрадывалась к русскому танку, стремясь поразить его.
Но не только глаза Рауса и солдат вермахта следили за передвижением зенитки, за ней пристально следил и экипаж притихшего КВ.
— Спокойно, Вася, — подбадривал наводчика орудия командир, наблюдая за приближением немецкой зенитки, — подпускаем её поближе. Пока движется, она нам не страшна!
— Вижу, командир, — отозвался Ранцев, — вижу, как-только встанут, стреляю!
Приняв решение, немецкие зенитчики остановились и лихорадочно стали приводить свое орудие в боевое положение для поражения русского танка.
— Огонь! — коротко скомандовал командир.
Советский КВ развернул башню и, поймав цель, выплюнул раскалённый снаряд, первым в этой дуэли попав во вражеских пушкарей.
— Огонь! — продолжал командовать командир. — По немецким гадам — огонь!
Не переставая, работала танковая пушка, истребляя врага. Уничтоженная зенитка беспомощно завалилась в канаву, беспощадный пулемётный огонь из всех танковых Дегтярёвых уничтожал остатки зенитного расчёта противника!
Уничтожив вражеское орудие и его расчёт, русский танк замолчал, грозно перекрывая дорогу и лишая немцев надежды на молниеносный блиц-криг, на быструю победу.
Полковник Раус озадаченно нахмурился: странные русские, таким даже не предложишь сдаться, эти точно в плен не пойдут, не купишь их ни рейхсмаркой, ни заграничной едой. Вероятно, можно было купить самых худших из русских и то со временем. Но тех, настоящих воинов, которые сейчас дрались в этом танке, подкупить было невозможно, ибо бились они за самое святое, что имели — свою Родину.
Но что всё-таки было делать с эти танком, надёжно перекрывшим единственный путь снабжения и наступления всей немецкой группировки вермахта?!
Быстро вечерело. С наступлением сумерек Раус точно понял, что докладывать генерал-полковнику Гёпнеру ему не о чем.
Поэтому он приказал лейтенанту Гебхардту вызвать двенадцать добровольцев — сапёров и уничтожить танк путём его подрыва.
Наступила ночь двадцать пятого июня одна тысяча девятьсот сорок первого года.
Солдаты — сапёры вермахта, воспользовавшись ночью, незаметно установили подрывные заряды на танке и подожгли бикфордов шнур.
В ночи раздались хлопки взрывов.
Не успел полковник Раус порадоваться смелости своих солдат, как ожили пулемёты танка, разрывая ночную темноту вспышками длинных очередей.
С каждым выстрелом у Рауса таяла надежда, что его подчинённым удастся разблокировать дорогу.
Ночь была светлой, как и любая тёплая летняя июньская ночь. Как-то незаметно для всех бойцы попали в объятия Морфея. Вскоре экипаж танка был разбужен хлопками взрывов, заметно тряхнувших танк.
— Да, командир, кемарнули чуток и фрицев проспали, — посмотрел на ротного лейтенант Габинский, — немцы не успокаиваются, судя по всему, гусеницы нам рвут.
— Ничего, Яков, — улыбнулся старший лейтенант, — в нашем КВ мы как у Христа за пазухой. А, впрочем, из всех пулемётов — огонь!
— Так ведь не видно никого! — удивился Василий. — В белый свет как в копеечку пулять?
— Всем пулемётчикам — огонь! — скомандовал командир, и объяснил. — Отпугнуть-то фрицев надо, а то ещё гранат нам насуют, а нам таких гостинцев не надо!
Ожили все три танковых пулемёта Дегтярёва, отпугивая немецких взрывников. Поработав несколько минут, пулемёты презрительно замолчали.
— Кстати, — поинтересовался командир, — Яков, вы откуда родом?
— Из-под Винницы я, Иван Захарович, оттуда весь род мой.
— А ты откуда, Василий Петрович, — обратился к Ранцеву ротный.
— Ленинградец я, — был краток наводчик орудия, — а вы, Иван Захарович, откуда?
— Из-под Житомира, — проинформировал всех Трященко, — ох, и красивые места у нас, ребята! Одна охота чего стоит, а рыбалка! Вы представляете, как здорово сидеть на нашем прудике, там такие караси и карпы! Победим врага, всех почту за честь пригласить к себе за праздничный стол. А ты родом откуда, Паша?
— Из Пскова я, у нас тоже очень красивый и древний город.
— Земеля, — заулыбались Смирнов и Широков, — и мы псковские, вот ведь как людей война сводит, а раньше и не встречались в родном городе.
— Иван Захарович, — вопросительно посмотрел на командира Василий, — извините меня за то, что спрошу, но если окажется так, что помощь к нам опоздает и будет суждено судьбой нам всем здесь погибнуть, о ком вы вспомните в последнюю минуту?
— О маме, — грустно улыбнулся старший лейтенант, — правда нет её с нами, давно уже Богу душу отдала, а вот что-то вспомнилась она мне сегодня и даже приснилась…
— А я жену вспоминаю, — вмешался в разговор моторист Широков, — ох, и красива же она у меня! Когда по улице идёт, все мужики на неё глазеют!
— А у меня невеста Настя, — грустно как-то сказал Василий, — и если наши не успеют, боюсь, что она так и не станет моей женой…
— Успеют наши, — ободрил лейтенанта Трященко, — должны успеть!
— Командир, — понимающе посмотрел на старшего лейтенанта наводчик орудия, — ты помнишь про спартанцев, которые дрались с врагом при Фермопилах и потрясли мир своим подвигом?
— Помню, — задумчиво посмотрел на Ранцева командир танка, — не сдались они тогда, хотя враг и превосходил их многократно!
— Вот и мы не сдадимся! — глянул на них Габинский. — Как и они когда то…
— В этом даже не сомневайтесь, — кротко улыбнулся командир и выразительно замолчал.
— А все-таки, за что мы бьемся? — как-то неожиданно спросил у всех Смирнов и виновато улыбнулся при этом. — Да знаю, что за Родину, за наш Союз Советских Социалистических Республик, за Россию-матушку, за товарища Сталина, конечно, и народ наш советский!
— За них за всех, — мечтательно выдохнул Широков, — и за ближних своих, и наших потомков, которые будут после нас… Эх! Вот бы знать, какие будут они, наши дети и внуки?
Командир внимательно посмотрел на бойца и неожиданно улыбнулся:
— Какие? Да такие, что даже вообразить нельзя — честные, справедливые; такие, что даже здороваясь с незнакомцем, всегда первые спросят его: «Помочь?»
— Да, — блаженно как-то просиял Широков, — правильно говоришь, командир, правильно, а иначе и быть не может, ибо общество будет такое — справедливое!
Танкисты переглянулись, улыбаясь.
— Эх, покурить бы, — мечтательно произнёс Павел, — хотя бы махорочки.
— Да и я бы от папироски не отказался, — поддержал его Яков и покосился на командира, — знаю, знаю, Иван Захарович, нельзя, но уж больно хочется!
— Эх, ребята, — вздохнул Николай Широков, — вы всё о куреве, как заяц о табаке, а я вот дочку свою вспоминаю, красавица она у меня, вся в жену!
После чего весь экипаж задумчиво замолчал. Танкисты думали о своём, только им близком, родном и понятном.
Каждый встречал четвёртое утро войны по-своему: и немцы, и русские, потому как и война была у каждого своя.
— Экипаж, — в танке раздался голос командира, — утро наступило. Как настрой?
— Боевой, командир, — отозвался экипаж, — будем бить врага и дальше!
— Эх, выйти бы да осмотреться, — вздохнул механик-водитель, — что там ночью немчура навзрывала, да и люк хорошо бы открыть, проветрить, а то духота и жарища страшная! Да нельзя, вон сколько фрицев за кустами мелькает, да и снайпера поди на мушке нас держат…
— В этом даже не сомневайся, — подтвердил командир, — рассвело уже, скоро полезут. Отстоим матушку Россию, Родину нашу!
— Отстоим, командир, — улыбнулся Ранцев, — за наших любимых, за жизнь на земле, всё сдюжим, всё вытерпим, командир!
Экипаж танка улыбался.
Утром полковник Раус, получив заслуженную взбучку от генерал-полковника Гёпнера за то, что до сих пор не разблокирована дорога Расейняй-Шилува, принял решение вызвать авиацию на подавление советского танка, который и не думал выбрасывать белый флаг и сдаваться.
Прилетевшая пара пикировщиков «Юнкерс-87» сбросывала на танк авиабомбы, которые оставляли на земле глубокие воронки и били танк осколками.
Но, видимо, и вчера, и сегодня Бог был на стороне русских, и, хранимый неведомым русским Богом, танк устоял и на этот раз!
Бомбёжка не принесла никаких результатов! Проклятый танк был неуязвим и поблёскивал на солнце своей несокрушимой стальной мощью!
Раус прекрасно понимал, что если он не уничтожит танк, генерал Гёпнер лично сорвёт с него погоны, и это правильно, потому что планы всей дивизии вермахта трещали по швам из-за этого треклятого танка!
Война против этого русского танка превратилась в личную войну и вендетту полковника Рауса, уже выходила за всякие рамки и была похожа на какую-то чудовищную фантасмагорию.
Поэтому Раус вызвал к себе майора Шенка и приказал ему бросить против русских весь 65-й танковый батальон!
— Господин полковник! — удивился майор Шенк. — Но разве это возможно?! Чтобы целый батальон дрался с одним единственным танком! Это не по-рыцарски и не по правилам войны! У меня в батальоне до пятидесяти боевых машин, их всех бросить против одного танка?!
— Да, господин майор, — внезапно разозлился полковник Раус, — все до единой бросить на этот русский танк! Более того, под прикрытием атаки вашего батальона мы скрытно подведём зенитное восьмидесятивосьмимиллиметровое орудие и в упор расстреляем русских! От вас, Шенк, зависит успех этой маленькой битвы, и забудьте в этой войне про какое-либо рыцарство, извольте исполнять!
Майор Шенк, коротко отдав армейское приветствие войск вермахта, удалился к своим танкистам подготавливать атаку на этого русского исполина.
Дневное солнце припекало, и над затихшим танком то и дело пролетали по своим неотложным делам лесные пичужки, показывая, что жизнь продолжается и, несмотря на любой исход этого боя, она будет продолжаться вновь и вновь, даря жителям Земли самое главное право — право на жизнь!
— Что, ребята, — раздался в танке голос командира, — не приуныли ли вы, как настроение?
— Боевое, командир, — за всех ответил лейтенант Ранцев, — били и будем бить врага! Даже мёртвые! Ничто нас не остановит! Наш дух не будет сломлен!
— Спасибо, родные вы мои, — коротко отозвался командир, незаметно стирая набежавшую слезу, — мы ещё повоюем!
— Командир, танки противника! — крикнул Василий. — Окружают!
Опушку леса заполонили танки «Панзер-35» из батальона майора Шенка, все пятьдесят, расползаясь по сторонам, они принялись расстреливать русский танк.
Башня советского КВ завертелась.
Находя попадающие на прицел юркие и вёрткие немецкие танки, Ранцев выкрикивал, поджигая оккупантов одного за другим: — Командир! А мы делаем их красиво!
Впрочем, силы были явно неравны.
В полном окружении и одиночестве русский танк дрался с целым немецким танковым батальоном!
В это время, по-предательски тихо и незаметно к нему подкрадывалось крупнокалиберное зенитное немецкое орудие.
Полковник Раус с высоты своего командного пункта наблюдал последний финал грандиозной битвы одного единственного танка против целого танкового батальона вермахта!
Как он и предполагал, в азарте уничтожения немецких «Панзер» русские не заметили зенитку, которая заняла ту же огневую позицию, где ранее находилась уничтоженная немецкая зенитная пушка.
Зенитное орудие произвело с близкого расстояния подряд семь выстрелов, которые уверенно поразили несгибаемый советский танк.
Раус видел, что все выстрелы, выпущенные едва ли не в упор, достигли своей цели. Пушка КВ беспомощно поднялась вверх, словно прося у кого-то помощи, которая так и не пришла. Но даже мёртвый, танк продолжал стоять в центре дороги, блокируя её!
Полковник Раус с офицерами и солдатами подошёл к грозной машине русских, в башне которой были видны несколько небольших пробоин.
Вдруг башня КВ вздрогнула, и ствол орудия мёртвого танка стал двигаться! Солдаты и офицеры бросились врассыпную, лишь один солдат не растерялся и бросил гранату к пробоине, сделанной снарядом зенитки в нижней части башни. Прогремел взрыв такой силы, что даже крышка танкового люка отлетела в сторону.
Но едва солдаты вермахта попытались вновь приблизиться к героическому танку, как оттуда зазвучали выстрелы из командирского «ТТ».
— Огнемёты! — жёстко приказал полковник Раус. — Сжечь этот непокорный экипаж!
Отделение огнемётчиков привычно приступило к своей работе.
Русский танк полыхнул, горя как неприступная крепость, которую враг так и не смог покорить. Пламя плясало на башне КВ, разбрызгивая вокруг огненные брызги.
К погибающему танку в окружении свиты незаметно подошёл генерал-полковник Гёпнер и неодобрительно посмотрел на Рауса.
Но что это?
Раус недоверчиво переглянулся с Гёпнером и своими офицерами.
Что это?!!
Из горящего русского танка чуть слышно раздавались звуки песни, от которых шёл мороз по коже. Голоса умирающих советских воинов на одной тонкой, хриплой и одновременно пронзительной, надрывной волне рождали слова песни:
Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдаётся наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает!
Полковник, бледнея, посмотрел по сторонам. Кто-то из его офицеров и солдат, крестясь, снял каски и головные уборы, кто-то из офицеров, не скрываясь, отдавал воинскую честь умирающему, но не сломленному экипажу русского танка!
— Это уже не война, — прошептал потрясённый полковник, злые слёзы бежали по его щекам.
Отдавая воинскую честь горящему танку вслед за Гёпнером, полковник Раус повторял: — Это уже не война, и если у России есть ещё такие же солдаты, война нами проиграна, даже не успев начаться!
Солнце, одинаковое для всех, ласково светило на погибший, но не сдавшийся экипаж бессмертного танка.
Солнце было сейчас, в сорок первом, но такое же именно солнце будет и в сорок пятом, в год Победы, который приблизил, пусть даже не увидев его, наш героический БЕССМЕРТНЫЙ ЭКИПАЖ!
ВЕЧНАЯ СЛАВА ПАВШИМ ЗА СВОБОДУ И НЕЗАВИСИМОСТЬ НАШЕЙ РОДИНЫ!!!
Пассат
Рассказ
НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!
Бессмертному подвигу флотского экипажа СКР-22 «Пассат» ПОСВЯЩАЕТСЯ
Основан на реальных событиях
Над морем Баренца дождливой неприступной стеной стоял густой туман.
— Ох, — выдохнул командир небольшого рыбацкого судёнышка, осторожно пробирающегося сквозь густой туман, — воистину, сам Бог нам в помощь с этим туманом!
Впрочем, каким-либо гражданским пароходом или теплоходом этот корабль можно было назвать с натяжкой. По виду, да, обычный рыбацкий траулер с бортовым номером «СКР-22» и стандартным для морского ветра названием «Пассат». Много таких кораблей бороздит по бескрайним морским просторам, добывая треску и прочую рыбёшку.
Правда вот, ощетинился траулер своим, хоть и слабеньким, но всё-таки вооружением: на носу и на корме корабля стояли, грозно поблёскивая, 45-миллиметровые пушки, за которыми находились два 7,62–миллиметровые пулемёта, что и выдавало в бывшем гражданском рыбацком траулере сторожевой корабль.
Да и время, скажем, было военное, потому что на календаре было именно 13 июля 1941 года. Вот поэтому-то и пробирался по шумевшему небольшой пенной волной Баренцеву морю сквозь ночной туман наш сторожевик, ведя под своей охраной два гражданских рыбацких траулера — «РТ-67» и «РТ-32» с понтонами на буксире.
Впрочем, вскоре ночной туман вместе с моросящим дождём исчез, словно бы его и не было, и на горизонте робко показалось раннее утро.
— Да, погодка поменялась, — подойдя к командиру «Пассата», старшему лейтенанту Окуневичу, изрёк простенькую истину командир БЧ-2 лейтенант Пивоваров, — как вы думаете, Владимир Лаврентьевич, проскочим незаметно?
— Проскочим, Анатолий Владимирович, — невозмутимо посмотрел на лейтенанта командир Окуневич, — обязательно проскочим!
В это время сторожевик со своим небольшим конвоем, к слову сказать, следовавший из Кольского залива в Иоканьгу, находился уже в районе острова Харлов.
— Командир! — прервал их короткий диалог комендор кормового орудия Моцель, — вражеский самолёт!
Действительно, над их конвоем на низкой высоте пролетел самолёт-разведчик люфтваффе.
— Ох, неспроста это, командир, — вздохнул комендор, — неспроста…
— Эх, Борис Никитович, не было печали, так немцы налетали! — грустно пошутил старший лейтенант Окуневич, посмотрев на Моцеля, и скомандовал: — Моряки! Усилить наблюдение!
Да, неспроста летал этот самолёт-разведчик, неспроста…
Как знать было военморам, что именно этот разведчик и был придан к морскому отряду новейших немецких эсминцев кригсмарине типа «Редер» 6-й флотилии эскадренных миноносцев Германии в составе пяти боевых кораблей, которые производили поиск в данном районе с целью уничтожения советских морских конвоев и боевых кораблей противника.
Получив сообщение от своего воздушного разведчика «Юнкерс-88» об обнаруженном им морском конвое русских, командир немецких эсминцев типа «Редер» Альфред Шемель, находившийся на борту лидер-эсминца «Ганс Лоди» Z-16, обратился к экипажам своих кораблей: — Господа! Сама судьба нам посылает такие лёгкие цели, выходим на указанный курс! Ганс, после того как я дам небольшую взбучку этим русским рыбакам, с меня шнапс!
— Согласен, Альфред, — отозвался командир одного из эсминцев, — судя по всему, боя не будет, русские сдадутся, только увидев нас! На это я ставлю ящик бургундского!
С этими словами, словно разбойничья ватага, ищущая для себя лёгкой наживы, «Редеры», все пять, по-волчьи устремились к небольшому советскому морскому конвою. Альфред Шемель горделиво осмотрел свою маленькую эскадру: на каждом из пяти его эсминцев находились по 325 моряков, при этом каждый корабль был вооружён пятью 127-миллиметровыми морскими орудиями и двумя спаренными 37-миллиметровыми зенитками, 14 малокалиберными 20-миллиметровыми зенитками, не считая торпедных аппаратов и устройств для минозаграждения.
И такая армада против трёх жалких рыбацких судёнышков русских!
Шемель усмехнулся: — Да эти русские и минуты не продержатся, как попросят пощады и поднимут белый флаг!
Немец посмотрел на часы: около трёх утра, пора начинать.
Над Баренцевым морем лениво летали морские чайки, поющие свои однообразные печальные песни.
— Командир! — внимание Окуневича привлёк краснофлотец-радист Марьин. — Вражеские корабли!
— Вижу, Алексей Петрович, — нахмурился старший лейтенант, смотря на идущие к ним на всей скорости эсминцы противника, — вот они, на расстоянии 25 кабельтовых от нас!
— Передают, командир! — озабоченно посмотрел радист на старлея. — Нам передают, сдавайтесь, мол, деваться вам некуда, предлагают почётный плен!
— Знаешь что, — задумчиво нахмурился Окуневич, — и ты им передай…
— Что передать, командир, — спросил моряк, — что?
— А пошли-ка их куда подальше, Алексей Петрович, — усмехнулся старший лейтенант, — да по-нашему, по-морскому, позабористей! Чтобы, значит, сразу поняли, что не годится их предложение нам!
— Понял, командир, — ответно улыбнулся Марьин, — передаю…
— Ну и что отвечают? — улыбнулся командир корабля. — Как понравился гансикам наш ответ?
— Замолчала немчура, — презрительно усмехнулся радист, — видимо, поняли, что среди нас нет продажных шкур!
— Вот и хорошо, что поняли! — ответил Окуневич и попросил радиста: — Так, Лёша, радиограмму срочно в штаб флота! Докладывай обстановку и срочно запрашивай помощь!
Радист привычно исполнял свою работу.
— Так! — продолжал отдавать приказы командир русского сторожевика. — Передать нашим судам конвоя: немедленно укрыться в ближайшей бухте вплоть до того, чтобы выброситься на отмель! Я принимаю бой!
— Товарищ командир, Владимир Лаврентьевич, — посмотрел на него радист, — радиограмма из штаба флота!
— Что передают? — был краток командир.
— Как всегда, держитесь! — как-то печально улыбнулся моряк. — Помощь идёт, к нам направляются пять миноносцев и 24 самолёта!
— Поспеет ли помощь? — словно бы сам себя спросил командир и приказал: — Корабль, к бою! Поставить дымовую завесу! Полный вперёд на врага!
С этими словами командир вышел из рубки и, глядя на приближающиеся эсминцы противника, стал поторапливать своих морячков, готовя сторожевик к неизбежному и неравному бою.
Тем временам суда конвоя «РТ-67» и «РТ-32», воспользовавшись поставленной «Пассатом» дымовой защитой, стали на полном ходу идти к берегу.
— Огонь! — скомандовал командир немецкого лидер-эсминца «Ганс Лоди» Альфред Шемель, разгадав нехитрый манёвр русских. — Утопить эти рыбацкие лоханки!
Орудия и крупнокалиберные зенитки эсминцев кригсмарине «Редер» открыли беспощадный артиллерийский и зенитный огонь, расстреливая из всех своих калибров беззащитные корабли русских.
Море закипело от множества разящих осколков и пуль.
Но и русский сторожевик «Пассат», отважно идущий на корабли немцев, открыл огонь по врагу из всего, что имел: двух малокалиберных пушек и двух пулемётов.
Но схватка была чересчур неравной!
Практически в полном вражеском окружении и одиночестве вчерашний советский «рыбак» дрался против пяти новейших эскадренных миноносцев врага!
На расстоянии менее 10 кабельтовых немецко-фашистские корабли беспощадно расстреляли «РТ-67», не успевший подойти к берегу, на добивание пустив в него торпеду. В то время как «РТ-32» успел-таки приткнуться к спасительному берегу бухты Гавриловская и спастись.
Спасая экипаж гибнущего «РТ-67», моряки которого на шлюпках отходили к берегу и пели «Интернационал» под огнём врага, героический сторожевик «Пассат» закрыл собой уничтожаемый экипаж русских рыбаков, принимая весь вражеский огонь на себя.
Огонь из всех пушек и зениток врага был страшен! Получив огромное количество прямых попаданий, отважный «Пассат», подобно «Варягу», стал медленно тонуть, погружаясь в холодные северные пучины Баренцева моря, отражая в воде, как в зеркале, пламя бушевавшего на корабле огромного огненного костра.
— Моряки! — возвысил голос командир, находясь с комендором носового орудия. — Не сдадимся врагу и не посрамим честь русского флота!
Неожиданно дружно, даже погибая, героический экипаж «Пассата», перебивая шум артиллерийской канонады, захлёстываемый подступающей забортной морской водой, запел «Интернационал», который сливался с этим же гимном, звучащим на шлюпках моряков экипажа «РТ-67».
Вода у погибающего и не сдающегося «Пассата» буквально пенилась и кипела от множества прямых попаданий вражеских орудий и зениток.
Но и принимая на себя весь удар эсминцев врага, горящий ярким пламенем несгибаемый сторожевик и не думал сдаваться!
Его носовая и кормовая пушки и пулемёты, объятые пламенем, били врага, даже когда их захлёстывала из всех пробоин холодная северная морская волна.
— Врёшь, не возьмёшь! — кричал комендор кормового орудия Моцель, отстреливая последние, пусть и малокалиберные снаряды по кораблям врага, не обращая внимания на морскую воду, заливавшую его горящие ноги. — Русские моряки не сдаются!
Немцы были потрясены подвигом советского сторожевика!
— Прекратить огонь! — приказал ошеломлённый командир 6-й флотилии эсминцев Альфред Шемель, незаметно стирая набежавшую слезу, смотря на уходящий под воду и развевающийся на гафеле русского корабля непокорённый советский флаг, и видя, как на корме русского сторожевика, уходящего под воду, всё ещё жила, не желая умирать, и упрямо стреляла по ним последняя русская пушка. — Экипажам снять головные уборы!
Отдавая воинскую честь вместе с офицерами своих кораблей героическому флотскому экипажу русского сторожевика, командир эсминцев приказал пройти рядом с местом гибели советских моряков, осматривая море средствами наружного наблюдения, с тем, чтобы обнаружить уцелевших героев русского сторожевика.
Но только морские чайки в грустном одиночестве кружили над местом трагедии и бессмертного подвига и пели свои однообразные печальные песни.
Барс
Рассказ
Основан на реальных событиях
Автор А.В. Малышев
Героям-пограничникам, их близким и
их верным служебным собакам
ПОСВЯЩАЕТСЯ
То, что его звали именно Барс, а не Барсик, как шутили некоторые пограничники, он знал точно. Вот и сейчас большая восточно-европейская овчарка вопросительно посмотрела на своего хозяина, лейтенанта-пограничника Красной Армии Ивана Нестерова, стоящего перед ним на дрессировочной площадке.
– Барс, ко мне! – позвал к себе овчарку её хозяин.
Умный пёс, подбежав, сев, вопросительно заглядывал в глаза своему командиру.
Как же, Барс считал себя составной частью всего того, что сейчас бегало, ползало и лаяло на площадке для тренировки служебно-розыскных собак. Также и он, повинуясь командам своего проводника, бегал, полз, задерживал неуклюжих учебных нарушителей, в общем, был как все служебные собаки их пограничного отряда в пригороде небольшого города Брест. Рядом с ним бегала, также старательно выполняя команды своего проводника-кинолога, его сослуживица Вирта, изредка поглядывая на него своим зазывным взглядом.
– Ух, – озабоченно подумал Барс, – ну и загонял ты меня, хозяин, дай отдохнуть, не видишь как жарко! А ты, Вирта, не смотри на меня, не заигрывай, не видишь – я на службе!
В самом деле, на календаре значилось 21 июня 1941 года.
– Устал, Барс? – понимающе спросил и посмотрел на свою собаку Нестеров и сжалился, – отдыхай, пойдём до речки дойдём, искупаемся, действительно, что-то жарко сегодня.
Услышав волшебное слово «речка», сообразительный пёс встрепенулся и с любовью посмотрел на своего хозяина. Не торопясь они дошли до небольшой местной реки, где с наслаждением окунулись в прохладные чистые воды реки Мухавец. Радуясь, большая овчарка бегала по воде и, поднимая миллионы водных брызг, прыгала на хозяина, обдавая его чистой речной водой.
– Молодец, Барс, – хвалил его лейтенант и бросал в воду палочку, – апорт, Барс, апорт! Принеси!
Хитрющая собака посматривала на своего хозяина, и весь её вид выражал встречное предложение, мол, не сплавать ли за этой палкой тебе, хозяин, самому, коли она так понравилась тебе! Но служба есть служба! Поэтому, проявляя свою сознательность и дисциплинированность, Барс, плывя, хватал зубами уплывающую на быстром течении палку и возвращался на берег, где встряхиваясь, подбегал к своему проводнику и отдавал ему палку, бережно и осторожно, как самый дорогой трофей.
В знак благодарности его проводник почесал за ушком собаки. Овчарка с вопросом посмотрела на него. Нестеров улыбнулся и, взяв служебную сумку, волшебным жестом фокусника, достал оттуда сухарик и молча подал своей пограничной собаке. В одно мгновение пёс расправился с предложенным ему подарком и посмотрел на лейтенанта, словно бы ожидая «продолжения банкета».
– Ну что, соба, – как-то по-новому назвал своего мохнатого друга пограничник, – пойдём домой.
Послушная собака пошла со своим хозяином. Навстречу им по полевой тропинке шла его хозяйка, её запахи Барс узнал издалека, но, как и полагается суровым служебным собакам, заранее вида не подал, лишь виляющий по предательски хвост выдавал его нежные чувства.
– А, Лида, – встретившись, Нестеров поцеловал свою молодую супругу, – мы вот с Барсом с реки идём, искупались немного.
– Привет, Барсик, привет, – нежно гладила его за ушком хозяйка, в самом деле, как молодого котика, – приходи домой, угощу вкусненьким!
Ну, на Барсика пёс, конечно же, не обиделся, но на приглашение придти в гости на вкусненькое, встрепенулся и радостно посмотрел на Лидию, разве что не замурлыкал, как настоящий домашний кот.
Надо сказать, что, как и все собаки их пограничного отряда, Барс состоял на службе у государства и поэтому он не мог иметь свой дом, за исключением служебного вольерного помещения в собачьем питомнике, но…
Лейтенант Нестеров баловал своего питомца, и частенько его пёс бывал у него дома, где вкушал различные вкусности, и поэтому справедливо считал дом Нестерова своим домом, а его жену – своей хозяйкой. Ведь должна же быть у него, такого умного и сообразительного пса, своя семья и свой дом! Должна!
Вот и сегодня, лейтенант Нестеров побаловал своего питомца и привёл его в их общий дом, где его хозяйка на вечер пожарила вкусные котлеты, распространяющие всюду божественный аромат, и угостила парой котлет его, верного пса. Ночью собаке снились необыкновенно красивые цветные и красочные сны. Но утреннее пробуждение у Барса было неприятным. Дом его хозяина сильно встряхнуло, с потолка и стен посыпалась штукатурка, и сильный свистящий звук постоянно доносился откуда-то сверху, заставляя затем вздрагивать землю и их дом.
– Война! – вмиг посерел лицом его проснувшийся хозяин.
Быстро одевшись и поцеловав свою жену на прощание, Нестеров с верным псом поспешил из дома к заставе по их разбитому разбомблённому военному городку.
Прибежав на разгромленную налётом вражеских самолётов заставу, лейтенант стал налаживать оборону против наступающего врага вместо убитого начальника заставы.
– Бойцы, к бою! – командовал его хозяин, и верная собака грустно смотрела на Нестерова, понимая, что вероятно, случилось что-то страшное и необъяснимое.
– К бою! – не успокаивался его хозяин, – Занять оборону!
Так получилось, что в их укреплённом районе погранзаставы с мощным дзотом во главе и оказался Барс со своим хозяином и несколькими чудом уцелевшими пограничниками с их служебно-розыскными собаками.
Навстречу им шли, нагло преодолев государственную границу СССР, множество нарушителей, это Барс видел чётко, и видимо, не совсем учебных, потому что в руках у них были автоматы, сухо отстреливающие вокруг себя веер смертоносных пуль.
– Барс, за мной! – коротко скомандовал его хозяин, и они побежали к грозно возвышающемуся дзоту, где его хозяин занял место у пулемёта.
Скомандовав своим бойцам вести огонь на поражение наступающего врага, лейтенант Нестеров открыл огонь из пулемёта. Овчарка смотрела на своего хозяина, который бил неведомого врага из пулемёта, гром выстрелов закладывал уши, и запах пороховой гари тревожил тонкое обоняние собаки.
Шёл яростный бой, и пограничникам даже удалось потеснить превосходящие силы противника. Как вдруг, случилось то, что частенько происходит на войне. Враг бросил на поддержку своей выдохшейся пехоте подразделения танков и огнемётчиков.
Подавляя огневые точки пограничников, державшихся до последнего, немецкие танки «Панзер» уверенно ползли к всё ещё огрызающемуся длинными пулемётными очередями дзоту. Вслед за ними шли огнемётчики вермахта, выжигая длинными огненными языками всё вокруг себя.
Горели живые и мёртвые, горела трава и камни на земле!
Нестерову поступило сообщение от бойцов, что кончились гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
– Ну что, Барс, – пытливо посмотрел на своего мохнатого друга Нестеров, – послужим Родине и в последний раз, согласен?
Пёс с любовью смотрел на хозяина, выражая своими собачьими движениями то, что невозможно было выразить на языке или каком-либо наречии, которого, как известно, лишена собака. С этими словами Нестеров умело приладил к овчарке с обеих сторон и подвязал вещевые мешки, в которые щедро положил с десяток гранат и бутылок с зажигательной смесью.
– Потерпи, Барс, – с любовью и каким-то сожалением, незаметно стирая набежавшую слезу, сказал лейтенант, – ты знаешь где позиции, к окопам иди, Барс, к окопам!
Ещё раз потрепав свою собаку по её мохнатой голове, лейтенант вдруг неожиданно наклонился и поцеловал свою овчарку в её густую шевелюру светло-серой шерсти: – Беги, Барс, беги! Послужи мне и Родине в самый последний раз…
Ласково лизнув хозяина прямо в лицо, и на прощание, вильнув хвостом, и долго-долго посмотрев на лейтенанта умным взглядом своих карих глаз, овчарка выбежала из дзота, устремляясь к передовой линии заставы, где у бойцов к этому времени закончились не только гранаты, но и патроны.
Как в каком-то страшном сне, Барс увидел, как все оставшиеся в живых пограничники, пустив в атаку на врага всех своих служебных собак, ударили по неприятелю в свою последнюю отчаянную штыковую атаку.
Умная овчарка, а Барс считал себя именно умным, видела, как в последней яростной схватке его собратья, такие же овчарки, впивались во вражеских солдат, грызя и убивая их, видел, как танки и огнемётчики давили и расстреливали их вместе с пограничниками, поднявшимися в этот самый последний бой.
На поле боя появились вражеские мотоциклисты, которые лениво объезжая трупы своих и чужих бойцов, добивали раненых короткими автоматными и пулемётными очередями. Барс ясно понял, что опоздал, и их пограничного подразделения, со всеми людьми и собаками, как такового, больше не существует.
Он обернулся на дзот. Нет, его хозяин всё ещё жив, вон как яростно стреляет его пулемёт, и большое количество погибших солдат противника валяются на подступах к нему.
Но что это?!
Собака увидела, как к дзоту, держа винтовку в руках, подбегает его хозяйка, и было видно, как она падает, раненая в ногу короткой прицельной очередью из вражеского автомата. В это же время, словно бы увидев лёгкую цель, немецкий танк с отделением огнемётчиков на борту устремился на упавшую раненую женщину.
Лязгая гусеницами, немецкий «Панзер» полз прямо на его хозяйку, которая, оперевшись на винтовку, встала, и не отходя ни на шаг, гордо и с презрением смотрела на свою подползавшую к ней смерть. Не мигнув и глазом, немецкие танкисты, с каким-то особым удовольствием проехались по так и не отошедшей никуда в сторону, русской женщине, перемалывая её всей своей фашистской многотонной машиной.
Проехав то место, где находилась русская девушка, немецкие огнемётчики залили её останки морем пылающего огня.
Из карих глаз пса, увидевших гибель своей хозяйки, вытекли незнакомые до сих пор капли скорби и боли.
Грозный служебный пёс плакал.
Всё происходило быстро, даже очень быстро.
Подъехав, едва ли не в упор, к до сих пор жившему своей пулемётной песней дзоту, немецкие огнемётчики своими огненными реками из всех огнемётов сжигали, так долго достававший их, пулемёт русских.
Дзот горел, так и не выбросив белое знамя поражения, и захлебнулся в своей последней огненной пулемётной очереди.
Немецкие танкисты и огнемётчики на его борту радостно улыбались – враг разбит, их шнапс ждёт их!
Но что это?!!
Навстречу их грозному танку бросилась служебная овчарка русских, несущая на себе какие-то мешки. Немцы были в замешательстве. Открытый ими запоздалый пулемётный и автоматный огонь уже не мог остановить отважного пса, который бросился прямо под гусеницы наползающего танка!
Полыхнул взрыв чудовищной силы, разметавший на мелкие клочки танк, и весь его экипаж и отделение огнемётчиков на борту!
Над местом боя не торопясь плыли белоснежные облака, и ласковое июньское солнце поглядывало на место только что произошедшей трагедии.
Говорят, что все собаки попадают в рай, занимая своё место рядом с любимыми и погибшими воинами.
Впрочем, кто знает, кто знает…
Комбат
Рассказ основан на воспоминаниях фронтовиков
Моим дедам, дяде и тестю ПОСВЯЩАЕТСЯ:
Комбату Великой Отечественной Войны –
Малышеву Николаю Павловичу
Солдатам Великой Отечественной Войны:
Расторгуеву Вячеславу Ивановичу,
Малышеву Вячеславу Николаевичу –
пропавшему без вести в ходе боевых
действий при освобождении Прибалтики,
Маслову Сергею Ивановичу
Шел третий год войны.
Артиллерийская батарея старшего лейтенанта Малышева окапывалась под деревней Среднее, что полностью соответствовало ее диспозиции на картах командиров артдивизиона и артполка.
Деревенька была брошена местным населением, практически ее и не было, часть домов фрицы спалили загодя, а другая половина изб сиротливо зияла открытыми настежь дверями и окнами.
– Окапываемся бойцы, – торопил свои орудийные расчеты комбат, – давай быстрее, а то не ровен час, танками попрёт, мало не покажется!
На вид комбату было около пятидесяти, моложавый еще, плотный, коренастый мужчина, с изрядно поседевшей головой и вечно усталыми глазами – две войны почитай прошел перед этой, первую мировую и гражданскую!
От предыдущих войн комбат имел пару тяжелых ранений, да старые царские георгиевские кресты, почитай целый бант, да несколько наград от молодой революционной республики.
Воспоминания порой тревожили ему душу, как же, видел самого Ленина, Крупскую, Сталина, Чапаева, Фрунзе и Ворошилова!
А глубоко в тылу, в маленьком городе Грязовец, что в Вологодской области, остались жена Надежда и дети: сыновья Валентин и Николай, дочери Галя, Таня, Антонина, Оля. Старший сын Вячеслав, как и он, где-то воевал на бескрайних полях Родины.
– Товарищ старший лейтенант! – оторвал его от размышлений командир первого взвода лейтенант Таривердиев, – Принимайте работу, окопались!
По ряду траншей и окопов, застыла под маскировочными сетями грозная батарея ста двадцати двух миллиметровых гаубиц «М-30», где-то солдаты, скинув шинели, как же, лето, жарко, желая улучшить свое фронтовое «благоустройство», ломами и лопатами впивались в землю.
Хорошо еще почва мягкая, камня практически не было, быстро окопалась батарея.
– Молодцы! – принял работу у взводного Малышев, – Хорошо окопались!
– Вах! – расплылся в широкой улыбке Вано Таривердиев, – Когда то мы подводили вас Николай Павлович?
– Ладно, – отмахнулся от взводного комбат и распорядился, – выставить охранение и отдыхать!
– Есть! – молодцевато козырнул лейтенант и побежал по закоулкам траншей к застывшим в своей грозной красоте гаубицам.
Присев у блиндажа, Николай взял в руки, стрекотавшего в густой траве, зеленого кузнечика, смотрящего на него своими бездонными, все понимающими глазами: – Ну что ты, Кузя, не время тебе песни петь, скоро мы свои споем, на пушках, убегай дурашка, – и выпустил живность на волю.
Затаившийся где-то фронт неотвратимо приближался, где-то надрывно тявкали малютки «сорокопятки», им вторили звонкие, более крупные и солидные «семишестки», где-то надрывно бил и вспахивал землю фашистский реактивный миномет «ишак», ему отвечали наши грозные «Катюши», затем все сплелось в единую какофонию звука и гула.
Фронт приближался!
Ожила полевая радиостанция, по ней передавали цели по обработке неприятеля, ведь понятно, тяжелые гаубицы – не легкие противопехотные и противотанковые пушчонки.
Скомандовав и приготовив батарею к бою, комбат застыл в ожидании. Поступила команда к работе.
– Батарея! – громким голосом скомандовал старлей, – По немецко-фашистским гадам, осколочно-фугасным – огонь!
Послушно рявкнули, выплевывая огонь, грозные гаубицы, заходясь в откатах, и подпрыгивая станинами.
– Огонь! – продолжал командовать комбат, – По целеуказаниям – огонь!
Быстро бегали подносчики артснарядов, поднося к заряжающим «огурцы», пушки благодарно принимали огненную начинку и выплевывали раскаленный огонь в противника.
Контратака!
Фашисты открыли контрогонь из своей артиллерии, позиции батареи обрабатывали налетевшие немецкие стервятники.
Раздирающий уши свист падающих авиабомб и снарядов, земля разлеталась по сторонам, глуша, как рыбу, попрятавшийся личный состав.
Раздавшийся совсем близко взрыв, оглушил комбата, в голову одновременно впились тысячи мелких иголок, зазвучали словно бы иерихонские колокола, голова стала мягкая, как воск, шум бомбежки и обстрела стих, как и вся окружающая реальность, из ушей и носа потекла мягкая жидкость.
Командир вытер деревянными, непослушными руками, кровь с лица.
Контузия!
Ее только и не хватало.
Комбата тряс за рукав гимнастерки Вано: – Командир, танки на позиции!
С разрывом ухнувшей рядом мины шестиствольного фрицевского реактивного миномета, к комбату вернулся слух и понимание действительности.
Посмотрев вперед, совсем близко, он увидел несколько коробочек, пятнистых камуфлированных «Тигров» и «Пантер», рвущихся на батарею.
В батареи были потери, несколько бойцов артрасчетов были убиты, нескольких раненых забирали санитары и уносили в расположение полевого лазарета.
Одно орудие было разбито, полетел накатник, а в другом, поврежден прицел панорамы.
Скомандовав оставшимся в живых «пушкарям» вести непрерывный огонь прямой наводкой по танкам, противотанковыми кумулятивными снарядами, старлей, старательно наводил, свою «М-30» с разбитой панорамой на приближавшийся фашистский «Тигр» через ствол орудия.
Выстрел!
Орудие послушно плюнуло огнем по механическому зверю, привычно дернувшись в откате и подпрыгнув обоими станинами.
Попал!
Зачадил в удушливом смраде фашистский танк, в это время другой танк, сминая и буровя землю, накатывал на палатку лазарета, с водруженным на него белым флагом с красным крестом.
Комбат посмотрел на пушку, один, даже ломом, не успеет развернуть станины и выстрелить, как фриц, въехав в лазарет, передавит всех раненых, как кот Николиных голубей.
Выручила связка гранат, заботливо подготовленная погибшим командиром орудия.
Схватив лежащий на земле боезапас, старлей побежал навстречу танку, петляя ходами траншеи.
«Притопивший» по «газам» фашистский танк, громыхая гусеницами, буквально свалился на траншею, где спрятался комбат, своей многотонной тушей круша и закапывая окопчик.
За шиворот гимнастерки, от темной массы, закрывшей все небо и буровящей землю лязгающими гусеницами, буквально над Николаем, посыпалась земля.
Деловито пыхтя, «Тигр» пополз дальше, на палатку лазарета.
Пригнувшись, чтобы не задела шальная пуля, старлей запустил связку гранат в уползающий танк.
Ахнул взрыв, прибив залегшего комбата землей, отряхнувшись, командир заметил, что поджег фашиста.
Из остановившегося и чадящего танка, в панике выпрыгнул экипаж, но далеко он не ушел.
Как в тире, старший лейтенант из своего командирского «ТТ» расстрелял всех недобитков.
Грозно громыхая гусеницами и подсвистывая двигателями, в расположение ворвалась танковая рота резерва «Т-34» капитана Деева, стоящая за ними.
Наши!
Звонко отстреливая свой боезапас «Тридцатьчетверки» погнали обратившегося в бегство неприятеля.
Когда бой стих, приступили к эвакуации в госпиталь раненых, разбирали завалы, доставая погибших.
– Да, то ж был бой! – глубокомысленно заявил, появившийся Вано, весь грязный и чумазый, как кочегар, – Здорово фрицам досталось! Смотри командир, сколько танков горит, заслужили мы с тобой ордена, как и вся батарея, согласен, командир?!
При этом посмотрел на орден Красной Звезды на груди комбата.
– Заслужили, заслужили, но это не главное, – отмахнулся старлей от назойливого взводного, – «наша награда с тобой будет, когда в Берлин войдем!
– Войдем, обязательно войдем! – с воодушевлением согласился Таривердиев, и коротко козырнув, убежал по своим взводным делам на батарею.
– Товарищ комбат! – козырнул ему вестовой, – Вас в штаб просят прибыть!
– Иду, – коротко бросил старлей, взаимно отдав воинское приветствие сержанту.
В штабе, получив необходимые указания от командира артполка, а так же благодарность, за то, что батарея выстояла на танкоопасном направлении, Малышев уже хотел уходить, как командир артполка подполковник Сиротин, доставая из командирской планшетки заветный треугольник письма, заверенный печатью воинской части, не торопясь подал его старлею: «Бери Николай Павлович, это тебе, пишут из части, где служит твой сын Вячеслав».
Вскрыв конверт, и медленно вчитываясь в письмо, комбат бледнел и холодел от прочитанного, смысл которого никак не мог вместиться в его понимании, как отца и человека: «Ваш сын, Малышев Вячеслав Николаевич, пропал без вести….»
В глазах все померкло, гулко застучала, как после контузии, кровь в висках, и привычная боль всех ран и потерь, захлестнула комбата.
Не выдержав, он сел, письмо откатилось на командирский стол.
– Держись, Николай Павлович, – сочувственно произнес командир артполка, прочитав письмо, – «держись, может тебе водки? У меня и коньяк есть!
– Не надо, – отказался комбат, – горе водкой не зальешь, эх, Вячеслав! Пропавший без вести… уж лучше бы, убили, а так…
– Хочешь, я тебе машину до батареи дам? – участливо предложил ему комполка, – С ветерком доедешь.
– Нет, – отказался Малышев, – пройдусь пешком.
Как же знать было отцу его, Николаю Павловичу Малышеву, что не без вести пропал его сын Вячеслав.
Когда привычно подвозя целый грузовик с артиллерийскими снарядами на свою батарею, сержант Малышев Вячеслав Николаевич, попал в засаду, прорвавшейся в наш тыл, колонны немецких танков и грузовиков, во главе которых на черном «Мерседесе» катил целый бригаденфюрер СС, который увидев советский грузовик, приказал взять в плен водителя.
От колонны отделилось несколько «Тигров» и «Пантер» которые, по звериному рыча, взяли в окружение русского сержанта, и, выводя его к генеральской машине, радовались что русский послушно вел свою машину к их начальнику.
Но рано радовались фашистские танкисты, потому что, резко увеличив скорость, непослушный водитель на всей скорости въехал в генеральский «Мерседес», стоящий в центре колонны.
Полыхнул чудовищный взрыв, разметавший добрую половину фашистской механизированной колонны!
Но об этом подвиге, простого русского солдата, его отец, Малышев Николай Павлович, узнает только после войны, да и то, от случайных очевидцев произошедшего.
А сейчас, комбат шел, проматывая в своей голове обрывки каких-то воспоминаний и лицо сына, которого он уже никогда не увидит, стояло перед ним одной застывшей неподвижной картиной, и непослушные слезы молча катились по его обветренному лицу из усталых-усталых глаз.
На встречу приближалась фронтовая разведка, два бойца в масхалатах, с «ППШ» наизготовку конвоировали фрица, который весь был в болотной тине.
Присмотревшись и увидев на мышиного цвета мундире нашивки власовской РОА, комбат яростно выхватил свой «ТТ» из кобуры: «Фашистская гнида, полицай, предатель! Это ты моего сына убил!!!»
Очумевший от ужаса молодой полицай в истерике повторял: – Не стреляйте меня, я по молодости, по глупости в полицию устроился! Староста – батяня приказал, я и пошёл…
– Скажи перед смертью, – с отвращением спросил комбат, – как хоть звать тебя, шкура полицейская?
– Нет у этой фашистской сволочи имени! – вмешался в разговор сопровождающий старший разведчик и взмолился, – Товарищ старший лейтенант! Разрешите этого до штаба доставить, там допросят, самолично его после к стенке поставлю!
– Есть у меня имя, есть, – плакал, размазывая слезы по грязным щекам полицай, – батяня Славкой кликал…»
– Славкой?! – задрожал вдруг командирский «ТТ», – Что ж ты, гад, такое имя позоришь?!!
Словно очнувшись, комбат убрал свой пистолет в кобуру, и тщательно, не торопясь, застегнул ее: – Продолжай движение, разведка! Счастливого пути!
– Спасибо, бог войны! – радостно отозвался один из разведчиков, и они разошлись по своим, только им ведомым, путям и дорогам.
Грозно застыла на позициях батарея старшего лейтенанта Малышева, тускло поблескивая на орудийных лафетах отблесками солнца.
– Батарея! – голос у комбата звенел, как никогда, – По ранее утвержденным целям, за сына моего Вячеслава, по немецко-фашистским гадам, огонь!!!
Гаубицы грозно изрыгнули огонь, несущий смерть всему сущему, что попадалось на их пути.
– Огонь! – плача, командовал комбат, – Огонь!!!
Совсем рядом, с несущими смерть всему живому гаубицами, спрятался в траве кузнечик и, прервав свою песню, испуганно поглядывал на мир, удивленно тараща во все стороны свои бездонные глаза.
Шел третий год войны.
Майор
Рассказ
Основан на реальных событиях
В одном оккупированном фашистами небольшом прифронтовом городке в немецком штабе служила неприметная девушка Оля.
Скажем так: практически всё местное население ненавидело её, считая изменницей Родины и приспособленкой.
Так-то оно конечно так, но не так.
Нет, совсем не так.
Была Оля партизанкой-разведчицей и добывала для своего отряда и советского командования бесценную информацию о планах врага, потому как была переводчицей, имевшей допуск к служебным материалам вражеского штаба.
В один из солнечных ясных дней Ольгу попросил поприсутствовать на допросе захваченного в плен советского офицера штурмбаннфюрер СС Ганс Шмульке.
Зайдя в комнату для допросов, девушка заметила в центре помещения носилки с тяжелораненым пленным офицером, судя по званию майором Красной Армии, на гимнастерке которого тускло отсвечивали боевые ордена.
Раненый тяжело дышал, сквозь его бинты сочилась кровь с гнойными выделениями, и было видно, что ему очень плохо.
– Фройляйн, переведите! – галантно обратился к переводчице гауптштурмфюрер СС Ганс Вайс, также принимавший участие в допросе пленного. – Просим представиться, назвать данные воинской части, командования и всё, что он может рассказать немецкому командованию!
Посмотрев на эсэсовца, девушка перевела и озвучила вопрос пленному офицеру.
Но тот промолчал, даже не удостоив её взглядом.
Штурмбаннфюрер Шмульке глянул на русскую девушку.
– Так, переведите ему фройляйн, – важно произнес он, – что я уважаю офицеров противника, имеющих боевые награды и захваченных на поле боя!
Согласно кивнув головой, Ольга перевела речь немецкого офицера.
Но советский майор молчал.
В нетерпении Шмульке постучал рукой по столу, на котором тускло поблескивал автомат.
– Так, переведите ему, – горделиво посмотрел на пленного немецкий майор, подмигнув своему коллеге-капитану, – от имени немецкого командования и в обмен на сотрудничество я предлагаю поступить на службу великой Германии! Представьте, после войны жизнь в тихой и полусонной Европе, все блага жизни: баварское пиво и колбаски, голландский сыр и немецкая ветчина! Переведите, что это величайшая честь служить немецкой расе господ и обслуживать её, получая рейхсмарки!
Девушка перевела.
Но всё так же советский офицер молчал и лишь прерывисто и тяжело дышал.
– А! – догадался эсэсовец и, подняв телефонную трубку распорядился: – Доктора сюда, живо!
Пришедшему врачу Шмульке дал распоряжение немедленно поменять бинты и сделать обезболивающий укол пленному майору.
Немецкий военный врач исполнил указание своего начальства, после чего допрос продолжил гауптштурмфюрер Ганс Вайс.
– Вот видите, – с жаром убеждал он советского офицера, – мы не звери, и немецкое командование милосердно к вам! При этом мы не торопим вас с показаниями, достаточно просто назвать себя и подписать бумагу о сотрудничестве с Рейхом великой Германии!
Русский майор презрительно посмотрел на переводчицу и немецких офицеров, проводящих допрос.
– Скажи ему, нет! – внезапно прозвучал хриплый голос пленного офицера. – Я советский человек и Родину свою не предам!
Услышав переведенный ответ русского, штурмбаннфюрер Шмульке разгорячился.
– Так, переведите ему! – зло, как змея, прошипел эсэсовец. – Я уважаю его подвиг и мужество, но пусть он поймёт, что о его подвиге не узнает никто и никогда, и мы сделаем так, что все узнают о нем как об изменнике своей страны! Неужели он не понимает, как это практично и целесообразно служить фюреру великой Германии и получить от него бесценный дар – жизнь, подобную сладкой конфете?!
Пленный майор посмотрел на Шмульке.
– Конфете, говоришь?! – в комнате раздался хриплый голос русского майора. – Переведи этому выкормышу фюрера, что советский офицер никогда не изменит своей Родине!
Желая смягчить перевод, Ольга немного изменила ответ пленного майора, переведя оскорбительное слово «выкормыш» как «воспитанник».
Услышав перевод, Ганс Шмульке буквально расцвел.
– О, да! – воскликнул он. – Не я один, а все мы, офицеры третьего Рейха, достойные воспитанники нашего фюрера! Итак, насколько я понял, он готов сотрудничать с нами?
И без перевода русский офицер понял все.
– Нет! – отрицательно мотнул головой он. – Я не буду служить вам никогда!
После чего пленный с интересом посмотрел на переводчицу, стоящую рядом с ним.
– Ну и за сколько сребрянников продалась, подстилка гитлеровская?! – с презрением спросил он у девушки и с омерзением плюнул в неё.
Как раскаленный металл ожег Ольгу оскорбительный плевок майора.
– Так он будет сотрудничать с нами? – мрачно спросил штурмбаннфюрер Шмульке и побагровел. – Переведите ему! Если он отказывается служить нам, то как он терпит немецкое лечение, оказанное ему из милосердия великой Германией?!
Услышав перевод, русский майор с остервенением стал срывать с себя бинты и повязки, несмотря на кровь, хлынувшую из ран.
– Не надо мне фашистского милосердия! – кричал он, сдирая с себя бинты. – Я не нуждаюсь в нём!
– Фу, как некультурно! Какие всё-таки эти русские грязные и неблагодарные свиньи! – поморщился Ганс Шмульке и, подойдя поближе, наклонился над пленным. – Если не передумаешь, я прикажу тебя расстрелять!
Ничего не ответил ему русский майор, а лишь презрительно плюнул прямо в лицо старшего эсэсовца.
Словно взбесившись, майор Шмульке и капитан Вайс в ярости стали избивать пленного ногами.
Во все стороны из тела истязуемого разбрызгивалась темная кровь и заливала дощатый пол немецкого штаба.
Советский разведчик, лейтенант Красной Армии, она же переводчик немецкого штаба Ольга Сергеевна Иванова побледнела: на её глазах два изверга истязали и убивали такого родного и близкого по духу, прекрасного советского Человека.
А она стояла, оцепенев от ужаса происходящего.
Дрогнув, она подошла к столу и потянулась к немецкому автомату, и в тот же момент увидела глаза советского майора.
Он смотрел на нее, умирая, и было видно, что он понял ВСЁ, абсолютно ВСЁ и отрицательно покачал головой, и ей показалось, что какое-то подобие улыбки промелькнуло на его измождённом лице.
«Кнопка»
Эссе
Я услышал этот рассказ от боевого старшины, прошедшего все фронтовые стёжки-дорожки Великой Отечественной войны.
Вот, что рассказал тогда наш старшина.
Это было под Ровно.
Была у нас в подразделении медицинская сестра Катя.
Маленькая такая, круглолицая.
Просто кнопка, рост – с корешок-вершок, вся такая миловидная из себя, рыженькая, и звали-то её с любовью за её росток – «Кнопка».
И не смотри, что махонькая какая, таких бугаёв с поля боя вытаскивала, при её-то комплекции, что просто диву даешься.
И хоть частенько ругали её командиры, и я грешным делом, за то, что в самое пекло лезла, бойцов спасая, так она, что, спрячется за командирский блиндаж, поревёт немного, для порядка, да и успокоится, и по-прежнему дело своё, значит, делает.
Видя, что лазает она где ни попадя, бойцов спасаючи, подарил ей гранату, так, на всякий случай.
Автомат предлагал, не взяла.
Большой, мол.
Так ведь и вправду, кнопка она и есть кнопка.
Брали как-то высоту, да захлебнулась атака.
Полроты под фашистскими «МГ-42» полегло тогда.
И командир раненый на поле боя остался.
Пока бойцы спохватились, глянь, а наша Катя уже там, на высотке, ротного на себе тащит, тяжелораненого, значит.
И вот в этот самый момент и случилась беда.
Подползли к ней пара немецких солдат, разведчиков, как понимаю, раненого застрелили, а медсестру нашу в плен поволокли.
Смотрю, а «Кнопка» привстала так, немца оттолкнув, и крикнуть только успела:
– Прощайте, товарищи!
И взрыв ахнул.
Пригодилась Катина граната, сослужив ей последнюю службу.
Знаешь, вся рота тогда поднялась в штыковую атаку, без команды, уж какие там пулеметы! И высоту взяли вмиг, и пленных не было, ни одного!
А потом «Кнопку» хоронили, все, кто остался.
Время прошло, а как сердце защемит, вспоминаю её, нашу фронтовую сестру, нашу Катю, «Кнопочку» нашу. И бывает так, что даже вижу её, когда уж совсем плошает. Думаешь, что умер человек, ан нет, живёхонек, и не только в памяти нашей! Так и Катя, живая она, радостная, светлая. Всё смотрит на меня, что-то говорит и улыбается.
Мост
Эссе
Произошла эта история в Белоруссии.
Дано было задание партизанскому отряду уничтожить мост через реку, ибо шибко важный мост тот был, почитай, стратегического назначения.
Штурмовали мост под утро всем отрядом и со всех направлений, предварительно сняв всех часовых.
Мост-то взяли и заминировав его, стали отходить, оставив на мосту отделение сапёров и разведчиков.
И что тут скажешь?
Очухались фрицы весьма быстро.
Канонада была, аж за тридевять земель слышно.
Самое время бы взрывать, ан нет!
Перебило где-то в нескольких местах бикфордов шнур.
Что ты сделаешь тут?!
И взрывчатка заложена, а мост не рвануть.
А фрицы-то не растерялись: поползли на мост их пятнистые «Пантеры».
Так и наши не промах.
Развернули наши разведчики вражеские длинноствольные зенитки и стали жечь танки те.
В это время пацанёнок наш, Вася Фролов, что при саперах состоял, незаметно так вниз к зарядам толовым полез.
Немчура вся на мост высыпала, караульная рота, почитай, не меньше.
Положили они наших всех, и тех, которые из зениток танки жгли, и группу сапёров, всех положили, до единого.
Только зря радовался враг, преждевременно.
Потому как добрался наш пацан до взрывчатки той, что ранее заложили, и рванул он мост, да так, что только обгорелые танки отлетали, с шипением погружаясь в холодные воды реки.
Такой вот он был, наш пацан Вася Фролов.
Настоящий парень, геройский, и более к этому добавить, пожалуй, нечего.
Танк для победителя
ТАНК для ПОБЕДИТЕЛЯ
Повесть
Над танковым полигоном панзерваффе «Куммерсдорф» стояла непривычная тишина. Хотя в это жаркое военное лето 1944 года войска фашистской Германии и терпели поражения от советских войск, освобождавших землю от коричневой чумы, в этот июньский день на испытательном полигоне было неожиданно тихо.
Военный комендант засекреченного немецкого полигона полковник Циммерман озабоченно нахмурился: сегодня ожидается приезд генерала фон Ортеля, куратора проекта по улучшению и модификации модели новейшего немецкого танка Панзер-PZ-6В «Тигр-2», который уже успешно проявил себя в первых испытаниях, где получил грозное название «Королевский тигр». И вот на основе модели «Тигр-2» и были изготовлены два прототипа танка будущего - «Тигр-3».
Создание и доработка этого лучшего немецкого тяжелого танка находились под личным контролем Гитлера, которому генерал Ортель непосредственно докладывал о всех деталях испытаний этого новейшего танка, на который возлагались огромные надежды фюрера в скорейшей победе Германии.
Не торопясь к Циммерману подошёл главный военный танковый испытатель, полковник Штумпф, и небрежно отдав ему воинское приветствие, неожиданно улыбнулся.
- Нервничаешь, Отто? Не волнуйся, всё пройдёт хорошо, генерал Ортель будет доволен, не сомневаюсь, что его докладу порадуется и сам фюрер!
- Спасибо, Ганс, - комендант уважительно посмотрел на главного танкиста-испытателя, и также отдал ему воинское приветствие, - правда, меня беспокоит твоё отношение к русским военнопленным – твоим мишеням, ты согласен со мной, дружище?
Ганс Штумпф испытующе посмотрел на коменданта и задумался: нет, ни о каком мягком отношении к русским мишеням-танкистам его не обвинить. В самом деле, ему, как асу-испытателю новейших танков Германии малоинтересно стрелять по деревянным макетам советских танков, для реальной работы здесь требовались настоящие танки противника и живые, не фанерные танкисты врага.
Вот поэтому в ближайших концентрационных лагерях отбирались целыми экипажами советские танкисты, предназначавшиеся для использования их в дальнейшем в качестве живых мишеней в ранее захваченных вермахтом вражеских танках, в которых естественно отсутствовал всяческий боезапас и был ограничен запас топлива. Зачем на русских смертников тратить дорогостоящее топливо, которое может пойти для нужд великой Германии?!
- Ты не ответил на мой вопрос, мой друг, - напомнил о себе комендант, - мне не совсем понятно твоё мягкое человеческое отношение к русским свиньям, ты не находишь обоснованным моё беспокойство? Мне докладывали, что выжившим в учебном бою русским смертникам-мишеням доставляли из соседнего женского концентрационного лагеря русских девушек, и в бараках их ожидал стол, сервированный лучшей немецкой едой и шнапсом! Неужели это правда?!
- Да, мой друг, - грустно улыбнулся главный испытатель, - истинная правда! Но вспомни, когда мы испытывали первые модели «Тигров» и «Пантер», эти русские обезьяны, не желая драться, либо выскакивали из танков, пытаясь бежать, либо тупо горели в своих танках, даже не трогая их с места!
Комендант непонимающе посмотрел на своего друга.
- И вот, - выдержав паузу, продолжал полковник Штумпф, - меня внезапно осенило и я стал давать своим обезьянкам-мишеням то, чего они лишены в своей обычной скотской жизни! Теперь, выйдя из учебного боя, советский экипаж получал в награду то, о чём не смел мечтать в концлагере – тёплый барак, девушек, сигареты, алкоголь, хорошую еду! Потому что, даже умирая, русский солдат-мишень, должен делать для Германии работу, свою лучшую работу! В конечном итоге, ты помнишь, что написано на воротах наших концлагерей: труд освобождает! Ты согласен со мной, мой друг?
- Неожиданный поворот, - улыбнулся военный комендант. – Против этого сказать нечего. Да, я согласен. Кстати, как эти русские относятся к своим соплеменницам, нашим славянским рабыням? Наверно, сразу набрасываются на них, срывая по-скотски с них одежду?
- Это фантастика, мой маленький шалунишка, что тебя интересуют такие грязные темы! - шутливо погрозил пальчиком Циммерману его развеселившийся друг. – Впрочем, меня и моих подчинённых не интересует, что творится в это время в бараках у русских, какое мне дело до всех этих русских Катерин и Марин и их отношений с Иванами! Впрочем, в последнее время, чтобы разобщить экипаж русских танкистов, их командира поселили в отдельную комнатку в бараке, и девушка доставляется только ему одному!
Посмотрев ещё раз на полигон, полковник Штумпф довольно улыбнулся. Место для сегодняшнего рыцарского ристалища-поединка готово: все ранее сожжённые им лично на «Королевском тигре» русские «Т-34» и «КВ» были убраны, и перед полигоном как перед сценой находилась большая зрительская трибуна для господ-офицеров с выделенным и застеклённым особо охраняемым местом для генерала Ортеля.
- Впрочем, мой друг, - посмотрел испытатель на коменданта, - и тебя и генерала сегодня ждёт сюрприз: русский экипаж будет драться на новёхонькой недавно захваченной у русских танковой модели «Т-34-85» образца 1944 года. Кстати, на нём будет мой любимый экипаж-долгожитель этих русских обезьян под командованием моей самой старой мишени Ивана Найдёнова, ты помнишь его?
- О, да! Этот русский везунчик фантастичен! – поддержал Штумпфа полковник Циммерман. – Я помню его ещё по нашим испытаниям первых моделей «Тигров» и «Пантер». Когда горели его собратья, только он и его экипаж умудрялись выходить из боя практически неповреждёнными. Да и механик он отменный, я слышал, что он ремонтирует не только захваченные повреждённые танки, но даже наши ломающиеся новые модели.
- Да, его талант бесспорен и весьма жаль, что он не ариец, - холодно улыбнулся танкист-испытатель, - но сегодня его везению пришёл конец: именно перед генералом Ортелем я покажу гениальное превосходство новейшего немецкого оружия перед этим славянским металлоломом. И как не жаль, в этом бою я сожгу Ивана! Но цель оправдывает средства, и эта цель, я сознаю это как офицер великой Германии, будет достойна и трудна даже для меня! Впрочем, я ничем не рискую. Второй, точно такой же улучшенный экспериментальный «Тигр-3» с полным боекомплектом будет находиться на полигоне на случай внезапной поломки, потому что порядок есть порядок, и ничто не должно помешать насладиться зрелищем любимчику фюрера генералу Ортелю.
- Мой друг, - с воодушевлением произнёс комендант, - ты являешь собой образец тевтонского рыцаря, сегодняшнего Аттилы, ты не выбираешь лёгких целей! Я горжусь знакомством с тобой, Ганс, и верю, что в глазах генерала ты явишь собой всё торжество и непобедимость немецкого оружия!
- Согласен с тобой, Отто, - дружелюбно посмотрел на старого друга танкист и, отдав ему воинское приветствие, удалился к своим техникам с целью подготовки показательного учебного боя.
В это же самое время старший лейтенант Красной Армии танкист сибиряк Иван Васильевич Найдёнов, взятый в тяжелом бою с немцами раненым и контуженным в своём подбитом танке летом сорок третьего, находился в бараке для пленных.
На вид лейтенанту было лет 25, светлые волосы ниспадали на его широкий лоб, карие глаза с какой-то грустинкой смотрели на мир, словно бы не желая примиряться с теми обстоятельствами, которые сложились на данный момент. Рядом с ним в его комнатке-каморке, отделённой от остального пространства барака, находилась заключённая женского концентрационного лагеря комсомолка Маруся Журавлёва.
Его Маруся.
Симпатичная молодая худощавая двадцатилетняя девушка с красивыми белокурыми волосами и синими-синими глазами, с грустной улыбкой на её измождённом от непосильной работы в концлагере лице. В течение года молодой лейтенант, захваченный в плен, исполнял работу смертника-мишени на немецком полигоне со своим экипажем на танке «Т-34». И надо сказать, Бог хранил его, потому что когда горели его собратья-танкисты под огнём очередной немецкой танковой новинки, он и его экипаж выходили непобеждёнными из учебных поединков.
Командовал испытательными боями полковник Штумпф, который, надо сказать, проявлял к ним некоторую благосклонность: их сносно кормили, не били, давали сигареты и алкоголь, и даже доставляли из соседнего концлагеря девушек-славянок.
Так в его жизни и появилась Маруся.
Он вспомнил, как её привели впервые к нему около полугода назад. Тихую, скромную, застенчивую девушку буквально втолкнули к нему в каморку поздно вечером под глумливые смешки здоровущие гориллообразные охранники-эсэсовцы, которые пожелав им на ломаном русском спокойной ночи, удалились.
Когда он посмотрел на неё, она так и сидела на кровати, куда её толкнули эсэсовцы.
Под её платьишком нервно подёргивались в учащённом дыхании холмики грудей, и она, робко посматривая на него, закрывала свои голые коленки жёлтым, явно с чужого плеча, женским коротким платьем.
- Зовут-то тебя как, красавица? – несмело и робко спросил лейтенант и покраснел, заметив, как побагровела от стыда юная девушка.
- Маруся, - робко прошептала молодая красавица и зачем-то добавила, - комсомолка я, Журавлёва Маруся…
- Ну и я комсомолец, - невесело улыбнулся танкист и представился, - Ваней меня звать, Иван Найдёнов я, старший лейтенант Красной Армии, в плену с лета сорок третьего.
- И меня в сорок третьем с Брянщины в плен угнали, - робко и несмело прошептала девушка, - сразу в концлагерь, били много, работать заставляли от рассвета до заката. А вот сейчас комендант лагеря распорядился выбирать из нас самых симпатичных девушек и доставлять в офицерские немецкие бордели. Я вот к вам попала каким-то чудом…
- Ну ладно, не горюй, - попытался успокоить её Найдёнов, - может всё ещё и обойдётся для тебя. Наши, знаешь, как на фронтах жмут, фриц бежит. Кто знает, может и мы доживём до победы? Покормил бы тебя, да нечем, ночь уже, немцы не дают оставлять еду на столе после ужина, порядок у них такой, пунктуальные, сволочи… Ты ложись, не стесняйся, не трону я тебя, я же советский человек, как и ты комсомолец. Ложись давай, я лампу загашу, а сам на лавочке устроюсь.
С этими словами Найдёнов погасил керосиновую лампу и лёг на деревянную лавочку.
- Товарищ Найдёнов, Иван, - оторвал его от тяжёлых раздумий голос девушки, - подойдите ко мне, пожалуйста.
- Ну что тебе, непоседа, не спится? – Иван сел и укоризненно посмотрел на девушку.
- Стыдно признаться и говорить об этом, - робко посмотрела на него молодая комсомолка, - сами понимаете, не было у меня никого, девушка я ещё, не женщина… А чем под эсэсовцем быть, уж лучше вы…Возьмите меня, пожалуйста…
- Ты что это за ерунду городишь? - изумился лейтенант, бывший ещё юношей, но не мужчиной, - Как тебе не стыдно об этом, ты же комсомолка!
- Да, комсомолка, - вымученно как-то согласилась Маруся и попросила в звенящей тишине, - как комсомолка комсомольца прошу, не дайте мне впервые под немца лечь, возьмите меня, прошу вас! Девственность и юность свою я фашистам не дам, не хочу, чтобы надо мной пыхтели гансы и отто, видела сама, как пьяные эсэсы наших девчат у всех на глазах насиловали!
С этими словами девушка застенчиво и неловко сняла своё платье и нижнее девичье бельё и встала перед ним абсолютно нагая и свободная.
Лица Найдёнова неожиданно коснулись побагровевшие от девичьего стыда алые землянички её острых юных грудей.
- Поцелуйте меня, - несмело попросила она, - и любите меня. Только сами, всё сделайте сами, я не представляю, как делается это…
По телу Ивана от головы до самых пят пробежали мурашки и, его словно бы ударило молнией, и какая-то искра словно бы промелькнула между ними. Он робко прикоснулся к обнажённому телу Маруси, которое нервно затрепетало от его неумелого прикосновения.
Внезапно он почувствовал, как Маруся прильнула к нему всем своим жарким телом, шепча: - Так поцелуйте же меня … везде…
Быстро снимая свою одежду, Иван подхватил на руки Марусю и бережно положил её на кровать. В какой-то нежной истоме и неге, отвечая на жаркие поцелуи Ивана, Маруся почувствовала какую-то сладкую боль от проникновения в неё её первого мужчины, который гладил и целовал её набухшие и затвердевшие груди, губы, волосы, глаза. Затем время потеряло какое-либо значение, и она очнулась спустя какое-то время рядом с лежащим мужчиной и поняла, что вот и она стала женщиной.
- Я люблю тебя, - признался ей в самом сокровенном тот, кто стал её первым мужчиной, и крепко, от души, уже не по-товарищески и не по-комсомольски, поцеловал её затяжным поцелуем в губы.
- Я тоже, - вся полыхнула от стыда и застенчивости юная девушка, - люблю тебя…
Нежно целуя её грудь, лаская и исследуя в томной неге всё её тело, Иван не торопясь повторно овладел ею. Словно хорошо настроенный музыкальный инструмент, тело Маруси послушно отдавалось ласкам мужчины и в любовной страсти исполняло свою незабываемую симфонию, полную нот радости, счастья и любви.
Вот такое вот было их первое знакомство с Марусей, которое он, Иван Найдёнов, не забудет никогда.
В чём-то Иван был даже благодарен войне и полковнику Штумпфу, из-за которых и появилась в его жизни неожиданная радость – Маруся Журавлёва.
И после каждого учебного боя, из которого удавалось выходить ему и его экипажу, он знал, что по вечерам к нему будут приводить его Марусю, как самый дорогой и ценный приз.
Естественно, что он и его экипаж мишени-тридцатьчетвёрки давно вынашивали план побега из этого своеобразного испытательного концлагеря-полигона, и кое-что, надо сказать, делалось в этом направлении.
Исследуя и изучая новенькую модель танка «Т-34-85» образца 1944 года, имеющую незначительные повреждения при её захвате войсками вермахта, экипаж случайно обнаружил в танке тайник, который не смогли найти немецкие техники-танкисты, принимавшие этот танк на учебный полигон.
Так вот, в тайнике этого экспериментального командирского танка находились заботливо уложенные три пушечных снаряда, один из них бронебойный, два подкалиберных, там же находились пистолет «ТТ» и знамя воинской части Красной Армии. Вот такую вот неожиданную находку и обнаружил экипаж Найдёнова при ремонте советского военного танка. Впрочем, благодаря снисходительности полковника Штумпфа, одно слово – танкист, не эсэсовец, Найдёнов даже изучил новенькие «Тигры» и «Пантеры», потому как поломки у них случались тоже довольно часто, а механик он был, что называется, от Бога! И то, что не получалось в ремонте у немецких техников, запросто делал он, русский Ваня!
- Сегодня очень важный день, - с любовью посмотрел на любимую девушку Иван, прервав свои думы, - многое решится сегодня. Полковник Штумпф перед генералом выставит против меня и моего экипажа свой новейший «Королевский тигр», и ясно дело, попробует нас сжечь… Хотя мы ещё посмотрим, как ему это удастся…
Маруся с нежностью посмотрела на Ивана: - Береги себя, и что бы ни случилось, помни, я люблю тебя! Хотя в чём-то я благодарна вашему немцу, меня не трогают, и в последнее время я нахожусь на лёгких работах в лагере.
- Всё равно он фашист, - с лёгкой укоризной посмотрел на неё лейтенант. - Танки, которые он испытывает, выясняя все слабости наших машин, идут на фронт, в этом есть и моя вина. Впрочем, всё решится скоро… Сегодня будет тот день, когда станет ясным, не зря ли мы так долго терпели всё это… Ведь можно было ещё год назад подставиться под снаряд «пантеры» и сгореть заживо вместе с экипажем… Сегодняшний день покажет всё…
В их каморку зашли офицеры-эсэсовцы охраны и один из них на ломаном русском произнёс: - Фройлян, к полковнику Штумпфу! А ты, русский Иван иди к своему экипажу, готовься к бою!
Пожав друг друг руки на прощание под цепкими и ехидными взглядами эсэсовцев, они вышли из барака под охраной немцев. После чего Иван направился в сопровождении двух охранников к их тридцатьчетвёрке, а один эсэсовец повёл Марусю к Штумпфу.
Подойдя к своему «Т-34», у которого уже привычно копошился его экипаж из четырёх человек, командир танка поздоровался со своими ребятами: вологжанином Сергеем Ивановичем Ивановым, немолодым уже сорокалетним старшиной, ленинградцем Николаем Петренко, двадцатилетним безусым лейтенантом, тверяком Ползиковым Григорием, тридцатилетним сержантом, и всегда улыбчивым двадцатипятилетним сержантом москвичом Прохоровым Фёдором.
Заметив, что охранявшие их эсэсовцы немного отошли от танка, Иван произнёс, обращаясь ко всем: - Ну что, товарищи, сегодня наш день, покажем фрицам наше прощальное выступление?
- Покажем, командир, - улыбнулся как всегда москвич Прохоров, - надолго им, сволочам, запомнится наш концерт!
- Танк наш знаете, и план наш знаете, - невозмутимо продолжил Найдёнов, и пытливо посмотрел на своих танкистов. – Есть в нашем плане слабые места?
- Кто знает, командир, - задумчиво глянул на него старшина Иванов, - кто знает? Человек предполагает, а Бог, как говорится, располагает! В одном уверен, удивятся фрицы сегодня, знатный сюрприз им преподнесём!
- Смотрите, товарищи, - продолжил свою речь их командир, - наш новый танк по сравнению с «Т-34-76» образца 1940 года более мощный, маневренный, в башне броня мощнее, пушка сильнее, да и скоростёнки у него прибавилось. Молодцы наши инженеры-учёные!
- В самом деле, командир, - поддержал его вологжанин Иванов, - у старого танка пушечка была 76 мм, у нового 85 мм, лобовая броня у старого 45 мм, а у нашего нового на башне аж под 90 мм! Да и скорости: у старого до 51 км в час, а у нового и движок посильнее, да и скорость до 55 км в час!
- Вот что, ребята, - посмотрел на свой экипаж Найдёнов, - с вами мы уже скоро как год, их танки знаете, и первые «Тигры» и «Пантеры». Новенький их танк чуть пострашнее будет, недаром его улучшенным «Королевским тигром» называют. Впрочем, не так страшен чёрт, как его малюют! Тигр и в Африке тигр! Зверюга, одно слово. А королевский он или нет, это большого значения для нас не имеет! Как вы знаете, экипаж у него такой же, как у нас - пять человек. Пушка мощная, как у нас, даже чуть лучше, 88 мм, как у зениток, которые охраняют трибуну и полигон. Кстати, не забыли, что «восемьдесят восьмые» во время боя будут нацелены на нас, страхуя свой экспериментальный «Тигр-3»? Что ещё? Как знаете, пулемётов у этого зверя два, двигатель очень мощный, «Майбах», лобовая броня… в лоб мы на зверюгу не пойдём! Шкура у него стала по лбу непробиваемая, 180 мм, фирмы «Хеншель», никакая наша пушка его лобовую броню не возьмёт, потому что максимум, что она может, стомиллиметровую броню пощупать, а так…
Командир посмотрел на своих бойцов и вздохнул, затем его лицо осветилось улыбкой.
- Так ведь и мы славяне на выдумку горазды, - улыбаясь продолжил Иван, - если спереди нам зверюгу не взять, будем брать её сбоку и сзади, потому как бортовая броня у него уже 80 мм, а на корме и того меньше! Да и тихоходный он для нас, этот «Королевский тигр» с его скоростью 38 км в час и при массе 70 тонн, по сравнению с нашими 32 тоннами! Вот на этом-то мы его, ханурика, и возьмём! Только вот ещё что, как вы поняли, подставляться под его огонь ни передом, ни тем более бортом или кормой, где у нас броня всего 45 мм, ни в коем случае нельзя!
Закончив своё наставление, командир посмотрел на свой экипаж: - Есть вопросы? Да, и ещё: три снаряда, которые мы обнаружили, заряжать и стрелять только по моей команде, когда я выведу танк к «Тигру» в самое интересное его место.
Экипаж уважительно посмотрел на своего командира и заулыбался.
В это же самое время полковник Ганс Штумпф и военный комендант полигона полковник Отто Циммерман в окружении старших офицеров СС и вермахта торжественно встречали подъехавшего к ним в колонне из семи чёрных «Мерседесов» под охраной броневиков и взвода СС любимца фюрера генерала Фридриха фон Ортеля.
Выйдя из машины, генерал с чёрной папкой в левой руке в сопровождении своей свиты подошёл к встречавшим его старшим офицерам полигона и, небрежно отдав ответное партийное приветствие, снисходительно посмотрел на Штумпфа: - Как новая игрушка фюрера, наш новейший улучшенный «Тигр-3»? Готов к боям против русских и их союзников?
- Так точно, господин генерал! – вытянулся по стойке смирно полковник Штумпф. – Показатели нового «Тигра» превосходны, он с лёгкостью сжигает советские «Т-34» и «КВ»! Сегодня специально для вас подготовлен маленький сюрприз: на полигоне находятся два новейших «Тигра», за один из них сяду я и проведу показательный бой с последующим уничтожением новейшего советского танка «Т-34» образца этого года под управлением советского танкового аса!
- Господин полковник, - зябко поёжился генерал, - ваш бой с пленным русским, как бы это сказать, он не опасен для меня и моих офицеров?!
- Что вы, господин генерал, - расплылся в льстивой улыбке Штумпф, - такому отважному и нужному для третьего рейха генералу абсолютно ничто не угрожает! К трибунам подогнаны танки «Панзер-35» и мощные зенитные орудия с бронебойными снарядами, абсолютно ничто не угрожает вашей жизни, господин генерал! Уверен, что после показательного боя вы сможете доложить фюреру об очередной победе немецкого оружия и об улучшении модели «Тигр-3».
- Согласен с вами, - кивнул ему генерал и вскинул руку в партийном приветствии. – Хайль Гитлер!
Все офицеры дружно поприветствовали генерала аналогичным партийным приветствием и лозунгом. Коротко усмехнувшись чему-то, генерал Ортель в сопровождении свиты и офицеров СС удалился на зрительные трибуны, построенные как раз для этого случая на их засекреченном военном полигоне.
- Подожди, Ганс, - остановил Штумпфа полковник Циммерман, - с точки зрения безопасности у тебя действительно всё в порядке?
- Кажется, ты меня не понял, Отто, - посмотрел на военного коменданта главный танкист-испытатель, - всё в полном порядке. Как я уже говорил, на полигоне будет кроме основного второй экспериментальный улучшенный «Королевский тигр» с полным боекомплектом, предназначенный для меня и моего экипажа на случай неожиданной поломки основного танка. И прошу понять, наконец, это не просто «Королевский тигр», а его новейшая улучшенная копия, такой в войсках ещё нет! Да и танки «Панзер» и наши зенитки с взводом фаустников чего-то да стоят! Не беспокойся, Отто, и не передавай своё беспокойство мне. Кроме этого, в отношении русского я придумал нашу древнюю тевтонскую хитрость: его девушка будет взята в заложники и тотчас убита, если русский танк в очередной раз уцелеет! Как ты думаешь, что выберет наш благородный русский Иван? Ответ очевиден: он даст спалить себя в первую же минуту!
- О, да ты хитрец, Ганс, - по-лисьи улыбнулся своему другу военный комендант и пошутил, - а как же твои рыцарские принципы и правила честного боя?! Впрочем, извини, шучу, шучу…
- Ничто неважно как победа немецкого оружия, одержанная перед глазами немецкого генерала и его офицеров! – высокопарно ответил полковник Штумпф. – Тем более что правила честного и рыцарского поединка к русским свиньям не относятся! Ты стал бы держаться правил чести с обезьяной или того хуже – с евреем или негром?! Поверь, дружище, славяне, как и другие второсортные народы по доктрине нашего фюрера подлежат безусловному уничтожению!
- Да, мой друг, - согласился со Штумпфом полковник Циммерман, и взаимно отдав друг другу партийное приветствие, довольные собой полковники разошлись.
Военный комендант пошёл к трибунам обеспечивать надлежащую охрану генерала Ортеля и его старших офицеров, а полковник Штумпф, сев в свой автомобиль, поехал к полигону.
В это самое время наши танкисты находились в ожидании у своего танка, который проверяла, так ничего и не найдя, бригада немецких техников-танкистов.
Внезапно к танку подъехала пятнистая легковая автомашина полковника Штумпфа, полноприводный армейский «Фольксваген», за рулём которой находился сам Штумпф, рядом с ним сидел солдат-водитель из СС.
- Так, Иван, - глянул на Найдёнова прекрасно владеющий русским языком немец, - садись в машину, проедемся немного.
Ничего не подозревающий Иван сел в машину военного испытателя. Автомобиль взял курс к испытательной площадке полигона, где за бараками и ангарами для техники тускло поблёскивали на солнце два новейших экспериментальных улучшенных «Королевских тигра». У танков находилась пара солдат СС и его Маруся.
- Выходи, Иван, - приказал, подъехав к танкам немецкий полковник, - перед нашим боем тебя ждёт сюрприз!
Найдёнов медленно вышел из машины и подошёл к Марусе.
- Так, русский, слушай, - посмотрел на советского танкиста немец, - твоя фройлян остаётся у нас в заложниках до конца боя, исход которого сегодня может быть только один: ты сам дашь спалить себя в течение первой же минуты! Игры кончились, Иван! На трибуне генерал, любимец фюрера, и никто тебе не даст играть с нами, как ты это делал с нами раньше! Сегодня немецкая кошка наконец-то съест русскую мышку! Сам понимаешь, Иван, я вынужден подстраховаться на этот случай. Поэтому сразу предупреждаю, сейчас мы подвесим твою даму на пушку резервного «Тигра», и если ты выйдешь из боя живым и невредимым, первое, что я сделаю, когда уедет генерал, я лично привяжу твою фройлян к двум своим «Тиграм» и разорву её на части. А ты будешь смотреть на это, и плакать, Иван! Ты готов к этому?
Немец резко обернулся к эсэсовцам и приказал: - Исполняйте!
Подошедший к Найдёнову солдат из охраны СС ткнул в него автоматом: - Хенде хох, руссишен швайне!
В это время, два других эсэсовца связав Марусе верёвками руки за спиной, подвели её к танку. Забравшийся на танк полковник Штумпф, залез в кабину «Тигра» и плавно отпустил ствол длинноствольной пушки почти к самой земле.
Мордовороты из СС продели связанные руки девушки через ствол орудия и, полковник Штумпф плавно, сантиметр за сантиметром стал поднимать пушку вверх. Бедная девушка, разгибаясь от земли, поднимаемая вверх мощным орудием, встала на цыпочки, балансируя чтобы не упасть. Цинично улыбнувшись, немец ещё выше приподнял орудие. Кости девушки затрещали и, подвергаемая невыносимой пытке она на какое-то мгновение поднялась над землёй на этой средневековой дыбе. Не выдержав боли, Маруся заплакала.
- О, вам кажется, неудобно, моя маленькая фройлян, - цинично и с издёвкой улыбнулся фашистский танкист-испытатель и плавно отпустил пушку немного вниз так, чтобы девушка уверенно встала на ноги в нелепой пыточной позе, - так, думаю, вам гораздо удобнее, фройлян, всё остальное зависит от вашего друга!
Немец с сарказмом посмотрел на Найдёнова, который пытался дёрнуться к ним, но был остановлен мощным ударом ноги эсэсовца прямо в живот. Остальные охранники взяли русского под прицел своих автоматов, готовясь открыть огонь на поражение.
- Отставить! – небрежно скомандовал Штумпф и выйдя из танка подошёл к советскому танкисту. – Ты всё понял, Иван? Я хорошо тебе объяснил свою позицию? Отвечай, что ты должен сделать для меня и этой маленькой проказницы-фройлян?
- Я должен подставиться под удар вашего «Тигра» в первую же минуту боя, - хрипло ответил Найденов, вставая с земли после удара, - и я это сделаю!
- Правильно отвечаешь, моя русская обезьянка! Хоть я и привык к тебе, но сам понимаешь, на трибунах генерал, любимец фюрера, и я не могу проиграть или затянуть этот бой! Ты всё понял?! Да, пока мы с тобой немного напоследок покатаемся, а у тебя топлива не более чем на несколько минут, мои друзья из СС постерегут маленькую шалунью-фройлян, и надеюсь, за это время с ней не случится что-нибудь забавное!
- Я понял вас, господин полковник, - посмотрел на Штумпфа лейтенант, - только обещайте, что с Марусей ничего не произойдёт!
- Тебе, русский, я ничего не могу обещать, да и не буду, - зло улыбнулся немецкий танкист, - если я тебя спалю на второй минуте, ваша фройлян не доживёт даже до солдатского борделя СС, потому что познакомится поближе с моими маленькими тигрятами.
Немецкий испытатель с любовью посмотрел на свои боевые машины и крикнул солдатам: - Так, вы двое остаётесь охранять эту русскую и мой резервный танк!
После чего Штумпф приказал доставить Найдёнова в его машине к советскому танку, затем со своим подошедшим к танку немецким экипажем, сел в основной «Тигр», подготовленный к молниеносному бою и победе.
К тому времени Ивана доставили к его танку, где он занял со своим экипажем своё штатное место. Немецкий джип с охранником остался у края полигона, где и стоял советский «Т-34».
- Иван, - по рации раздался голос Штумпфа, ещё бы, радиостанция была настроена на его «Тигр», - выходи в центр полигона, я выезжаю, и помни о своей маленькой фройлян!
- Понял, - коротко ответил Найдёнов, и приказал своему экипажу. – Так, ребята, танк к бою, бронебойным заряжай!
Русский танк, подсвистывая двигателем, плавно и не торопясь вышел в центр учебного полигона. Найдёнов осмотрелся через перископический прибор наблюдения.
О, вся трибуна перед полигоном была забита и чернела вороньём немецкими офицерами вермахта и СС. Сбоку от трибуны виднелось несколько чёрных легковых «Мерседесов» и броневиков охраны. В центре трибуны была чётко видна застеклённая будка, в которой вальяжно сидел фашистский генерал в окружении старших офицеров СС и вермахта. Сбоку от трибуны на его танк была нацелена немецкая зенитная батарея «восемьдесят восьмых». Перед трибуной находились два танка «Панзер-35» с пушками, направленными прямо на него. За танками Найдёнов разглядел отделение фаустников, оснащённых убойными для их танка фауст-патронами.
- Да, серьёзно подготовились фрицы, - прервал молчание командир советского танка, - к трибунам не подъехать, генерала не поприветствовать!
- Смотри, командир, «Тигр» не прозевай, - подал свой голос танкист вологжанин Иванов, - а то встретят нас Архангелы на том свете, а мне ещё за этот свет с этими гадами поквитаться хочется!
- Не боись, Сергей, не проморгаю, - успокоил своего друга командир и прокричал, - вот он ганс, вышел, теперь молитесь, ребята, чтобы зайти ему за корму!
Действительно, на полигон вышел и стал приближаться к ним немецко-фашистский «Королевский тигр».
Завидев инженерно-техническое чудо фашистской Германии, трибуны с офицерами одобрительно зашумели. Генерал взял бинокль словно бы для просмотра самого интересного театрального спектакля или кинопостановки.
- Ну что, Иван, - по радиостанции прозвучал голос полковника Штумпфа, - твоя последняя минута, сейчас буду тебя жечь…
- Как и твоя, полковник, - негромко ответил Найдёнов, и со всей скоростью повёл свой танк в сторону трибун.
Фашистский «Тигр» выплюнул свой первый снаряд по советскому танку из своей длинноствольной пушки. Словно бы почувствовав выстрел по ним, командир тридцатьчетвёрки искусно сманеврировал, и раскалённый немецкий снаряд взорвался недалеко от него. Не теряя времени тихоходный «Тигр» пытаясь угадать предстоящий манёвр «Т-34» ещё дважды выстрелил по нему.
Но, куда там, мимо!
Все снаряды, выпущенные Штумпфом, разрывались или сзади или спереди советского танка, который постоянно маневрировал и уходил из-под удара мощной танковой пушки «Тигра».
В какой-то момент немецкий ас понял, что русский Иван надул его и истошно завопил по рации: - А как же наш договор, Иван?! Это не по-рыцарски и по правилам игры! Ты уже должен гореть! Я разорву танком твою маленькую фройлян!
- А ты уверен в этом, полковник? – холодно и презрительно ответил немцу командир советского танка, - Сейчас мы пощупаем твою шкуру, фашистская мразь!
И в этот момент полковник Штумпф понял, что на своём новейшем чуде немецкой инженерно-технической мысли он не в состоянии спалить и уничтожить этого русского аса!
С усилием поворачивая медленную и громоздкую башню «Тигра», экипаж полковника доворачивал всем корпусом танка свою боевую машину в сторону выстрела, безуспешно пытаясь поймать на прицел юркий и вёрткий советский танк. Выплюнув ещё пару снарядов по советскому «Т-34» и доблестно промахнувшись, Штумпф ужаснулся: такой позор, да ещё перед глазами немецкого генерала любимца фюрера!
В это время генерал Ортель презрительно улыбался, смотря на беспомощную возню элитного «Тигра» с советским танком.
- Быстрей, быстрей, - командовал своему экипажу полковник Штумпф, - любой ценой уничтожить этого русского!
Внезапно фашистский ас побледнел: в немыслимом манёвре советский «Т-34» встал между ним и трибунами, на которых находился любимец фюрера, огонь был невозможен! Взревев двигателем, держась в зоне поражения трибун, советский танк пошел прямо на него в лобовую атаку!
- Наглец! – вскипел гитлеровский ас. - Идти в лобовую атаку на мой «Тигр»?! Этот русский заплатит за неё! Я раздавлю его танк как таракана!
С этими словами по-звериному лязгнув гусеницами тяжёлый «Королевский тигр» пополз прямо на летящую на него наглую советскую «тридцатьчетвёрку», заметно уступающую ему в размерах. Огонь по русскому танку, который умело держал в зоне поражения трибуну, по-прежнему был невозможен, ведь не стрелять же по любимцу Гитлера!
- Мы размажем об землю этих русских свиней! – кипел злостью в радиоэфире полковник Штумпф. – Эти обезьяны-недочеловеки сейчас заплатят за всё!
Фашистский «Тигр» уверенно приближался к советскому «Т-34», который внезапно и умело сманеврировав, оказался совсем рядом за бортом и за кормой немецкого танка, одновременно разворачивая свою башню в сторону кормы «Тигра».
- Имитируют атаку, русские обезьянки, - презрительно усмехнулся Штумпф и, сдавая свой танк назад, успокоил свой экипаж, - у них горючее на исходе, сейчас им всем будет большой капут!
Впрочем, это были последние слова, которые произнёс в своей жизни фашистский ас.
- Огонь! – коротко приказал командир советского танка, нащупав в ходе этого немыслимого маневрирования самое слабое место «Королевского тигра». – Всеми тремя, огонь!
Мощная новая советская пушка едва ли не в упор на расстоянии убойного дуэльного выстрела выплюнула подряд три снаряда в корму - самое слабое и плохо защищённое место фашистского «Тигра», словно нащупав его ахиллесову пяту. Все три снаряда уверенно поразили свою цель. От чудовищного взрыва сдетонировали боеприпасы внутри «Тигра» и, словно бы повинуясь могучей невидимой руке, башня новейшего немецкого танка отлетела далеко в сторону!
Все немецкие офицеры, включая генерала Ортеля, изумлённо встали со своих мест, словно бы не веря в произошедшее.
Зачастили хлопками «восемьдесят восьмые» и танковые пушки «Панзер-35», в сторону советского танка полетели фауст-патроны.
- Всё, вывожу танк к немецкому джипу! – радостно крикнул экипажу Найдёнов. – А всё-таки мы сделали полковника с его хвалёным «Тигром»! Теперь до «Фольксвагена» бы успеть, пока не подбили!
Огонь и в самом деле был очень плотным, снаряды разрывались совсем близко от танка.
- Так, ребята, доставайте пистолет и флаг, - командовал Иван, - вся наша надежда прорваться к резервному «Тигру» и завладеть им, там полный боекомплект!
- Нормально, командир, всё уже достали, - прокричал в ответ Сергей Иванов, - довези нас до места, да чтобы по-нашему, по-русски, с ветерком!
- Не беспокойся, Вологда, - ответил Найдёнов, - доедем! Да ещё музыку фрицам поставим прощальную, от нас, похоронную!
Совсем близко уже был джип Штумпфа, как вдруг танк дёрнулся и, потеряв ход, зачадил удушливым дымом.
- «Восемьдесят восьмые» достали, черти! – ругнул длинноствольные немецкие зенитки командир «Т-34». – Да и горючее кончилось. Экипаж! К машине бегом, марш!
Взяв у Иванова командирский «ТТ» и красное знамя, Найдёнов и его экипаж побежали к стоящему у края полигона немецкому джипу.
Солдат-водитель, увидев такую картину, растерялся и, встав на колени и подняв руки умолял их не стрелять по-немецки: - Нихт шлиссен, камараде, нихт шлиссен!
С презрением Найдёнов и его бойцы оттолкнули водителя и, отобрав у него автомат, запрыгнули в «Фольксваген». Хорошо хоть ключи были в замке зажигания. На огромной скорости джип подлетел к резервному «Тигру», на стволе которого до сих пор была в подвешенном состоянии Маруся Журавлёва. Охранники СС чересчур поздно заметили, что в машине полковника едет не Штумпф, а советские военнопленные. Подъехав практически в упор, эсэсовцев изрешетили огнём из автомата водителя. И пока экипаж Найденова собирал у убитых эсэсовцев их оружие, залезший в башню танка Иван, отпустил ствол орудия к земле. Ребята сняли со ствола пушки потерявшую сознание девушку и привели её в чувство.
- Так, быстро всем в танк! – скомандовал лейтенант и посмотрев как его друзья поднимали в башню его Марусю и занимали свои места, он тем временем прикрепил к радиоантенне «Тигра» советский флаг и, спустившись внутрь башни, закрыл за собой люк.
- Ну что, бойцы? - спросил у своего экипажа Иван. – Устройство зверя помните? А пока не разошлись гости на трибунах, повеселим их немного, да и негоже целого немецкого генерала заставлять ждать! Вперёд!
Танк, грозно лязгнув гусеницами, устремился в сторону трибун, где в это время в полной растерянности находился немецкий генерал Ортель, судорожно сжимавший в руках свою драгоценную папку, и вся его свита из офицеров вермахта и СС.
Ужасу немцев не было конца, когда со стороны бараков и ангаров показался «Королевский тигр» с развевающимся на ветру на его башне красным знаменем!
- Огонь! – содрогнувшись, скомандовал немецкому боевому охранению военный комендант полигона полковник Циммерман.
Зенитные орудия, танковые пушки и отделение фаустников открыло бешеный огонь на поражение «Тигра» с красным знаменем.
Куда там!
Только сейчас новейший экспериментальный «Тигр» показал свои лучшие качества лобовой брони, от которой беспомощно отскакивали все немецкие снаряды. Правда, вот этим качествам немцы сейчас явно не радовались! На ходу «Тигр» из танковой пушки уверенно подавил огнём зенитную батарею противника, одним выстрелом снёс танковую башню одному из «Панзер-35», а второго, попытавшего преградить ему дорогу к трибунам, он просто раздавил как скорлупу грецкого ореха! Куда там лёгкому танку тягаться с тяжёлым!
Подползая к разбегающимся в панике офицерам на трибунах, бросивших своего генерала, танк расстрелял их огнём из всех своих пулемётов.
Заметив садящегося в свой «Мерседес» насмерть перепуганного генерала Ортеля, отбросившего в сторону свою папку, словно бы это могло его спасти, не задумываясь ни на секунду, Найдёнов переехал всеми своими семидесятью тоннами немецкой стали любимчика Гитлера, не оставив от него и его машины буквально ничего.
Увидев валяющуюся на земле у раздавленного «Мерседеса» генеральскую папку, Найдёнов остановил свой танк и скомандовал: - Старшина, Серёжа! Хватай папку и быстро в танк!
Звякнув люком, из танка выскочил старшина Иванов и, схватив папку Ортеля, быстро и проворно забрался обратно, выдохнув при этом: - Вот она, папка генеральская, достал, командир!
Дав задний ход и переехав попутно грузовики и броневики СС тяжёлый «Королевский тигр» наехав на трибуны, разгромил и разрушил их. Затем, выехав на трассу, танк под красным знаменем пополз в сторону близлежащего аэродрома, на котором находились десятки немецких самолётов – «мессершмитов», «фоке-вульфов», «юнкерсов». При подъезде к аэродрому их танк встретили плотным огнём пара «Пантер» и вездесущие «восемьдесят восьмые». Умело маневрируя под огнём, экипаж Найдёнова меткими выстрелами из своей мощной танковой пушки уничтожил танки врага. Затем смяли огнём и гусеницами зенитную батарею противника. После чего танк выполз на аэродром, где принялся давить всей своей мощью немецкие самолёты, будто бы специально поставленные в линейки для этого случая. Не прошло и полчаса, как все уничтоженные самолёты дымили и горели на своих площадках и на взлётной полосе.
Чудом выживший комендант аэродрома вопил, докладывая своему начальству в телефонную трубку: - Танк, захваченный русскими, движется в сторону города Лансдорф, срочно организуйте оборону!
В это время танк Найдёнова передвигался в сторону этого небольшого немецкого городка, распугивая редких солдат вермахта, увидевших это чудо немецкой мысли под красным знаменем в сердце Германии!
Показались пригороды Лансдорфа.
Въехав в городок, Найдёнов остановил свою боевую машину на центральной площади. Выглянув из люка, он осмотрелся: небольшой провинциальный немецкий городок, тихий и сонный. Рядом с его танком работал и разбрызгивал во все стороны радужные водные капли небольшой фонтан, напротив которого располагалась пивная. Взяв с собой «Вологду» - Сергея Иванова, Найдёнов с ним, с автоматами наизготовку зашли в местную пивную. Их встретил толстый дородный немецкий бюргер, который приподняв льстиво и приветственно свою шляпу, как заклинание бормотал: - Гитлер капут! Нихт шлиссе, камараде!
Год, проведённый у немцев, научил Ивана Найдёнова многому, в том числе частичному знанию и пониманию немецкого языка. Показав на полки и прилавок, заставленные не только пивом, но и продуктами, лейтенант указал рукой немцу на его товар, потребовав загрузить в его танк выбранный провиант.
- Битте, бите, камараде, - залебезил перед ними немец, выговаривая на ломаном русском, - пожалуста, пожалуста, друзья!
- Какой я тебе друг, - недружелюбно посмотрел на немца Сергей, - а ну живо, пиво давай, немчура, и продукты тащи к танку!
- Я, я, натюрлих, - согласно в знак понимания закивал головой немец и налил им в огромные кружки хмельной немецкий напиток, - угощайтесь, господа!
Найдёнов и Иван отхлебнули пиво из кружек и дружно переглянулись: умеют пиво варить, сволочи, одно слово - заграница! После чего они допили хмельной напиток и как-то блаженно улыбнулись.
- Давай к танку, неси продукты, - командовал немцу Иванов, - шнеллер, шнеллер, давай быстрей!
Суетливо покачиваясь из стороны в сторону под тяжестью большого мешка с продуктами и пивом, немецкий лавочник донёс свою поклажу до их танка и, распрямившись, ждал, словно бы благодарности или ещё чего-то.
- Что стоишь? - посмотрел на него Найдёнов. - Давай домой, нахауз иди, нахауз, ферштеен?
Словно бы поняв, что его отпускают восвояси, немецкий бюргер, почтительно поклонившись танку и его экипажу - для порядка, всё-таки орднунг есть орднунг, пропел: - Ауффидерзеен, камараде, до свидания, друзья!
- Давай, давай, и тебе не хворать, - улыбнулся, посмотрев на услужливого немца, Иван, затем перевёл свой взгляд на экипаж, - ну что, ребята! Город этот мы взяли, как говорится, без всякого сопротивления, едем дальше, пока топливо не кончится.
Рыкнув мощным двигателем, «Королевский тигр» с красным знаменем на башне покатил по чистенькой и ухоженной немецкой трассе. Выехав из города, танк устремился по незнакомой дороге. Вскоре вдалеке показался мост. Было видно, как охранявшие мост немецкие зенитчики поспешно отпускали вниз смотрящие до этого в небо длинноствольные зенитки, нацеливая пушки прямо на приближавшийся к ним танк.
Найдёнов буквально почувствовал как по лобовой броне его танка стали горохом хлестать немецкие снаряды, отлетая в беспомощной злости от сверхмощной брони «Тигра».
- Да, эти «восемьдесят восьмые» порядком надоели, - вздохнул лейтенант и скомандовал, - из пушки и пулемётов огонь!
В течение минуты танк в движении успешно подавил вражеских зенитчиков и, пройдя по мосту, направился по дороге дальше.
- Командир! – внимание Найдёнова привлёк москвич Прохоров, - Самолёт-разведчик на подлёте!
В самом деле, над их танком на небольшой высоте пролетел разведывательный самолёт люфтваффе.
- Зауважали нас фрицы, - улыбнулся командир танка, - авиацию на наш поиск посылают!
- Ты прав, Иван, - посмотрел на него «Вологда», - видишь лесок, давай в нём укроемся, а то на этой дороге мы как на ладони.
Увидев, что самолёт-разведчик улетел, командир согласился с доводами своего подчинённого, и решительно направил танк в близлежащий лес. Ломая громоздкой тушей «Тигра» ели и сосны и въехав в лес как можно дальше, лейтенант остановил свой танк.
- Экипаж, - скомандовал Найдёнов, - ноги в руки, маскируем танк лапником!
После того, как его бойцы принялись за работу, он сочувственно посмотрел на пришедшую в себя девушку.
- Ну как, дорогая, - улыбнулся он любимой, - оклемалась уже? Не сломал тебе этот ирод твои бедные косточки?
- Всё в порядке, Иван, - с нежностью посмотрела на Найдёнова Маруся, - оклемалась я уже, да и недолго я на пушке-то провисела, быстро ты с ним управился, любимый.
- Тук, тук, тук, - раздался сверху весёлый голос «Вологды», - к вам можно?
- Валяй, - разрешил командир и спросил, - как дела на трудовом фронте?
- Всё чики-брики, командир, - доложил Иванов, стряхивая с себя еловые иголки, - маскировочка что надо, с воздуха не углядеть!
Как в воду смотрел лейтенант, потому что не прошло и получаса, как над ними на низкой высоте пролетели фашистские бомбардировщики и истребители.
- Всё-таки, как же ты прав, командир, - заулыбался Прохоров, - смотри, как фрицы нас зауважали, целую эскадрилью на наше уничтожение направили!
- «Вологду» благодари, он про лесок подсказал,- коротко отозвался Иван.
На какое-то время наступила недлинная пауза, прерываемая пением далёких лесных пичужек. Лейтенант осмотрел свой экипаж и внезапно подумал, что как ни крути, везунчики они и молодцы, сумели вырваться из плена и фрицам насолить, да ещё и новейший танк у них прихватить!
- Ну что, славяне, - в танке прозвучал голос «Вологды», - закусим и выпьем понемногу? Не против этого, командир?
- Ну а как же! – согласно кивнул Найдёнов. - Пора и перехватить, а то у меня уже как говорится кишке кишке протокол строчит!
Достав бутылки с ядрёным немецким пивом и закуску к нему, командир роздал пиво каждому из танкистов, не забыв и про Марусю.
- Что, товарищи, - негромко так сказал лейтенант и, все посмотрели на него, - выпьем за нашу общую победу, чтобы флаг, который у нас над танком, в Берлине развевался! Выпьем за то, что мы есть, а многих гадов, которых мы раньше знали и видели, уже нет! За Россию, за наш Союз Советских Социалистических Республик! Ура, товарищи!
- Ура! Ура! Ура! – троекратно громким шёпотом поддержали его друзья и чокнувшись бутылками, экипаж смаковал дорогое немецкое пиво. После чего все закусили колбасками, щедро положенными в мешок хозяином немецкой пивной.
- Ну и колбаски фрицевские, - удивлялась Маруся, немного захмелев от пива, - наши сардельки и сосиски ничуть не хуже!
- Ничего, под пиво и это катит, - дружелюбно посмотрел на неё молоденький лейтенант Петренко, - неплохие у немчуры колбаски, это факт!
- Всё, товарищи, отдыхать, - распорядился Найдёнов, - сегодня был очень трудный день. В боевое охранение первым заступает старшина «Вологда», простите, Сергей Иванов, потом я с Марусей, затем Петренко, Прохоров, Ползиков. Меняемся через час.
- Командир, - посмотрел на него старшина, - я не устал, могу отдежурить и за всех, сейчас только автомат да найденные в танке гранаты возьму и порядок.
- Спасибо, - уважительно посмотрел на Иванова командир, - хотя пусть каждый отстоит на часах сам, так правильнее будет. Да и решать надо, что с танком делать, не оставлять же фрицам. И из леса на танке негоже выходить, потому что надо в сторону Польши к партизанам подаваться, а без «Тигра» это сделать легче.
- Хорошо, командир, - согласился с доводами Найдёнова старшина вологжанин, - через часик я вас с Марусей на дежурство подниму.
Тепла и нежна июньская ночь в Германии. Где-то пели ночные пичужки и долгую звенящую песню выводили ночные сверчки и кузнечики.
Сон пришёл незаметно.
- Вставайте, товарищ старший лейтенант, - будил его уже по утрянке старшина, - бужу, как и просили, ваша очередь на часы с Марусей вставать.
- Что ж так поздно разбудил-то, - попрекнул старшину лейтенант, - смотри, уже светает. Впрочем, ладно, ложись спать, я Марусю растолкаю.
- Не сплю я, - сказала, словно бы и спала ничуть его любимая, - пошли, Иван.
- Ребята, - покряхтев так по-стариковски, посмотрел на них старшина, - я вам там местечко у танка приготовил, так удобнее.
- Спасибо, Сергей, - улыбнулся вологжанину его командир, - отдыхай, а мы на часы встанем.
С этими словами Найдёнов и Маруся вышли из танка и расположились в небольшом уютном шалашике, приготовленном для них заботливым старшиной и находящимся недалеко от танка.
Сидя в шалаше, лейтенант ласково прикоснулся к плечу Маруси: - Как долго я ждал этого момента, я люблю тебя!
И нежно поцеловал её в щёчку.
- Товарищ лейтенант, - засмеялась Маруся, - почему вы пристаёте к часовому на посту, ай, ай, ай, как это не по уставу!
- Твой устав сегодня и командир это я, - шутливо улыбнулся своей любимой Иван, - и поэтому, пользуясь своим служебным положением, приказываю тебе, товарищ боец: иди ко мне!
Девушка доверчиво прильнула к Ивану.
Отложив в сторону автоматы и гранаты, лейтенант, нежно прикоснулся к своей любимой, чувствуя, как биение их сердец перекликалось друг с другом. В какой-то туманной и сладострастной неге Маруся почувствовала, как её любимый мужчина вошёл в неё. Иван был на самом верху блаженства, когда его плоть соединилась с плотью его любимой и стали они одной плотью, одной жизнью, и одной сущностью…
Быстро светало.
В лесу заливисто пел соловей и с ним перекликались сплетницы сороки и кукушки. Маруся доверчиво лежала на груди Найдёнова.
Ласковым прикосновением руки он разбудил любимую: - Пора вставать, светает уже.
Не торопясь молодые люди привели себя в порядок и, взяв своё оружие, вышли из шалаша. Над утренним туманным лесом робко показалось ласковое солнце нового дня.
- Экипаж, подъём, утро совсем проспали! – шутливо будил своих танкистов командир. – Вы вот спите, а война заканчивается, так и Берлин без вас возьмут!
С шуточками да прибауточками его экипаж выходил из танка, лениво и зябко поеживаясь.
- Товарищ командир! – внимание Найдёнова привлёк лейтенант Петренко, развернувший перед ним бумажную карту. – Карту я важную нашёл в генеральской папке, в ней вся дислокация войск, склады оружия, ГСМ, все части немцев, аэродромы, дороги и мосты указаны. Вот наша дорога, и если выйти на танке на эту дорогу, да заправиться на этой базе ГСМ, то там и до Польши рукой подать, а там партизаны, вот бы к ним примкнуть! Главное, командир, карту эту не промотать, важности она очень большой.
- Хорошо, давай её сюда, - глянул на Петренко старший лейтенант и, изучив её, свернул и положил в нагрудный карман.
Все выжидающе посмотрели на своего командира.
- Поддерживаю мнение товарищей взять базу ГСМ, - согласился с предложением Петренко Найдёнов, - обозначенную на карте, и выдвигаться в сторону Польши, где примкнуть к местному партизанскому отряду. Танк, в случае необходимости, уничтожить. Согласны, товарищи?
- Ну, здесь пять мнений быть не может, - отшутился старшина Иванов и посерьезнел, - согласны, командир, мысль дельная. Сам знаешь, в танке топлива только до этой базы доехать и всё, а далее на пешкариусе! Выбирать не приходится, командир. А идея насчёт партизан в Польше тоже верная, согласны.
Дружно переглянувшись, экипаж согласился с предложением своего командира.
Грозно фыркнув двигателем, их танк стал продвигаться по дороге по направлению к большой базе ГСМ, обозначенной на карте генерала Ортеля.
Казалось бы, всё легко и просто, но не тут то было!
Словно бы разгадав их план и просчитав их действия, немцы устроили на подходе к базе ГСМ грандиозную засаду!
Путь к базе охраняли с десяток «Тигров-1» и «Пантер», при этом вся база была набита и нашпигована ощетинившимися в их сторону дулами «восемьдесят восьмых». И было видно, что на этот раз зенитные орудия были снаряжены именно противотанковыми бронебойными снарядами. Их путь отступления к лесу перекрывала небольшая река, которую при всём желании их танк не смог бы преодолеть. Сзади, перекрывая их путь к отступлению, показались очередные танки врага.
- Да, влипли, командир, по самое не хочу, - горько произнёс старшина Иванов и посмотрел на командира, - слушай, Иван, я уже своё пожил, забирай Марусю и экипаж и дуй вплавь на тот берег реки. Там лес, видишь, только поспешай, пока эсэсы не сообразили дорогу к реке перекрыть, топлива у нас уже нет, боезапас практически исчерпан, а новейший «Тигр» им отдавать, вот уж дудки! Пусть обломаются, уроды!
- Слушай, Сергей Иванович, - уважительно посмотрел на пожилого танкиста Найдёнов, - в танке мы можем и все остаться и погибнуть за Родину как герои!
- Не надо высоких песен, командир, - улыбнулся Сергей Иванов, - ты мне ещё про долг и товарища Сталина спой, не надо! А вот карта у тебя очень важная, спасай её Ваня, и девочку свою спасай, как и наш экипаж! Ты меня знаешь, командир, я упрямый, как сто ослов, что решил, меня с места не сдвинуть! Дуй отсюда, Иван, и людей выводи!
- Ты знаешь, кто ты… - не выдержал и внезапно как-то заплакал старший лейтенант. - Таких, как ты, больше нет…
- Нет так нет, - коротко ответил старшина, - будешь на Родине, так Вологде привет передай и адресок мой возьми, жёнке и детям передай, что любил я их и в общем… пусть будет, что пропал я без вести…
Степенно и не торопясь, старшина подал своему командиру приготовленную, на этот самый, последний случай, бумажку с адресом его родных и его прощальные слова к ним.
- Поспешай, командир, того и гляди, фрицы очухаются и путь к реке и лесу перекроют, тогда всё, амба!- подторапливал своего командира и экипаж старшина. – А пока вы отходите, я остатками боекомплекта фрицев угощу. Не зря же они здесь собрались в таком количестве, как тут без угощения!
Выходя последним из танка, Найдёнов с любовью посмотрел на остающегося старшину: - Спасибо, тебе Сергей, спасибо тебе, товарищ старшина! Для нас и для Родины ты не останешься неизвестным солдатом!
- Иди, командир, с Богом! – неожиданно на прощание троекратно перекрестил его старшина. – Я буду молиться за вас! И только дойдите, обязательно дойдите, за всех наших ребят, которые горели на полигоне, за всех тех, кто ещё не вернётся с фронта! Дойди, командир, об этом тебя прошу, дойди!
Посмотрев в последний раз на старшину Иванова прощальным долгим-долгим взглядом и, как-то виновато улыбнувшись ему, командир спрыгнул с танка и побежал к реке вместе с Марусей и оставшимися с ним танкистами его экипажа лейтенантом Николаем Петренко, сержантами Григорием Ползиковым м Фёдором Прохоровым.
Всё-таки прав был старшина: на дороге остановились грузовики СС и из них выпрыгнули здоровущие мордовороты с автоматами в руках. Некоторые из них держали на поводках свирепо лающих немецких овчарок.
Целая рота, не меньше, бегом, перекрывая им путь отступления, ринулась к реке. Заметив беглецов, эсэсовцы открыли бешеный огонь по ним из всех автоматов. Советские танкисты открыли ответный огонь из своих «шмайсеров», заставляя залечь немцев.
Фашистские кинологи спустили на них своих собак. С десяток немецких овчарок с яростно оскаленными мордами побежали на них. Дружный автоматный огонь русского экипажа уничтожил этих немецких бестий вместе с поднявшимися за ними их хозяевами-кинологами.
Словно бы услышав у реки автоматную стрельбу, «Королевский тигр» с развевающимся на ветру красным знаменем развернул свою башню в сторону грузовиков СС. Из пушки «Тигра» вырвалось пламя и, гром выстрела потряс округу. Один из грузовиков вспыхнул как спичка от меткого попадания старшины Иванова.
Второй, третий, четвёртый выстрел потряс воздух и, немецкие грузовики один за другим окутались чёрным дымом от прямых танковых попаданий. В башне танка застрекотал пулемёт, отсекая уцелевших эсэсовцев от танкистов лейтенанта Найдёнова.
- Ну, старшина, молодец! – крикнул старший лейтенант и посмотрел на свой экипаж. – Ребята, короткими перебежками к реке!
Постреливая из автоматов, танкисты побежали к реке, которая была так далеко, и одновременно так близко. Поняв, что окружённый войсками «Тигр» с красным знаменем на башне и не собирается сдаваться, враг со всех сторон открыл по нему яростный артиллерийский огонь из всех стволов.
Старшина посмотрел по сторонам, ища боезапас: всё, больше ничего нет, ни снарядов, ни патронов. Танк трясло, как консервную банку, от множества прямых попаданий разнокалиберных снарядов.
- Ну что, тигрёнок, - выплюнув сгусток крови, сказал вслух и улыбнулся как-то печально старшина, - послужи мне в последний раз и, как говорится, пишите письма, детвора!
Взревев мотором, тяжёлый «Королевский тигр», набрав максимальную скорость, невзирая на множество прямых попаданий в него, быстро пополз к базе ГСМ.
На въезде на территорию базы он, буквально, как детские игрушки, отпихнул в сторону, вспыхнувшие немецкие «Пантеры» и, не снижая скорости, въехал в огромные баки и цистерны с топливом.
На всю округу ахнул чудовищный взрыв, буквально стёрший с земли всю базу-хранилище ГСМ, и всю бронетехнику, и зенитки, стоявшие на его охране!
Потрясённые подвигом советского танкиста, эсэсовцы у реки ужаснулись и дрогнули.
- Вперёд, за Родину! – поднял своих бойцов в последнюю атаку их командир. – За старшину Иванова, ура!
- Ура! – дружно подхватил его экипаж, и все пять автоматов ударили по врагу.
Поливая врага длинными очередями, танкисты и Маруся приближались к реке.
А река была уже совсем близко, рукой подать, как оставшиеся в живых эсэсовцы очухались и открыли шквальный огонь по их героическому экипажу.
Первым погиб лейтенант Петренко.
Затем замертво упал сержант Ползиков.
Уже при форсировании реки злой осой ударила пуля в сердце сержанта Прохорова, который умирая, прошептал: - Ты только дойди, командир, за всех нас дойди… и живи тоже за всех нас…
Плача и отстреляв свой боезапас из автомата по отступившим эсэсовцам, уже на том берегу, Найдёнов повторял: - Я дойду, ради вас, ребята, дойду…
- Вместе дойдём, Иван, - положила ему руку на плечо Маруся, - вместе дойдём и послужим…
По разведданным, полученным из советского партизанского отряда в Польше, Красной Армией была разгромлена крупная группировка немецко-фашистских войск.
Партизанскими соединениями были уничтожены вражеские склады и места дислокации военной техники немецко-фашистских войск.