Всесоюзная фирма грампластинок «Мелодия» образовалась в 1964 году. Основной репертуар релизов состоял из классической музыки, советской эстрады, речей партийных деятелей и патриотических песен. Джаз в Советском Союзе с трудом приняли, а к року относились пренебрежительно. Что не мешало молодым интеллектуалам с широким музыкальным кругозором обходить драконовские худсоветы и выпускать музыку, выходящую за рамки официоза. Успешнее всего они скрещивали народные мотивы с ритмами современного рока и творили невероятные инструментальные сюиты, которые стали классикой отечественного прога. Рассказывает собиратель пластинок Денис Ковылин.
«Песняры»: «Песняры» (1971)
Некоторые меломаны называют их хиппи из Полесья. На первый взгляд их сложно отнести к заморскому движению шестидесятых.
Ансамбль появился в 1969 году в социалистической Беларуси. В стране лесов и болот не разделяли западные ценности, поэтому Владимир Мулявин если и слышал что-либо о хиппи, то урывками. Что не помешало ансамблю создать звучание, близкое к музыке детей цветов.
Стихией «Песняров» стал фольклор. Они обожали природу родного края, их вдохновляли народные напевы и жизнь белорусской деревни. В 1971 году ансамбль выпустил первую пластинку, которая, безусловно, звучала немного архаично, но может оказаться любопытной для фанатов второй половины шестидесятых.
Дебют получился крепким замесом из фирменного многоголосия, бита шестидесятых, психоделических пассажей «Лета любви» и изящных, в духе ранних Procol Harum, клавиш.
Первый трек — «Ты мне весною приснилась» — соткан из булькающих аккордов гитары, обволакивающего баса и бархатного звука органа. Такая музыка сразу погружает в сомнамбулическую кондицию. Правда, ненадолго — до момента, когда вместе с хоровым вокалом врывается драматическая скрипка Валентина Бадьярова. Интересно, что, по словам белорусского музыкального обозревателя Дмитрия Безкоровайного, по звуку и настроению композиция напоминает раннее творчество трип-хоп-группы Portishead.
«В поле верба» открывается пением а капелла, навевающим образ одинокой вербы посреди пшеничного поля. Композиция построена на контрастах — от народной песни под тихий аккомпанемент акустической гитары до драматических заходов в духе The Beatles времен Revolver. Здесь же можно оценить манеру органиста Валерия Яшкина — вы не услышите рокового рева, потому что клавиши подчеркивают народную атмосферу песни.
«Ой рано на Ивана» — эмоциональный заряд пластинки. Одна из лучших аранжировок Владимира Мулявина. Мистические вокальные гармонии, космические запилы флейты, лиры и скрипки уносят в самое сердце народного веселья дня Ивана Купалы. Эту песню желательно слушать на приличной громкости — полет к звездам Млечного пути гарантирован.
Помимо психоделии, на пластинке можно услышать цепкие риффы задорной группы Christie времен Yellow River, но обвинить «Песняров» в плагиате было бы несправедливо, ведь бит звучал на всех танцплощадках страны. Достойным примером стали боевики с поистине битовым драйвом, такие как «Косил Ясь конюшину» или «Скрипят мои лапти».
Саунд «Рушников» более легкий и мелодичный, несмотря на разухабистые ударные. Песня ничего не потеряла от того, что в ней меньше тяжести. Напротив, одно удовольствие слушать объемный хоровой вокал и переноситься в атмосферу белорусской деревни, где красавица Алена стирает в реке расписные полотенца.
Кстати, дебютник «Песняров» высоко котируется на американском ресурсе Progarchives. Его оценка — 4,08 балла из 5, что говорит о признании группы среди западных фанатов прогрессив-рока.
Ганелин, Чекасин, Тарасов: Con Anima (1977)
Чаще всего самые креативные джазовые ансамбли появлялись в Прибалтике. Этот феномен объясняется тем, что в «советской Европе» творческим людям было позволено несколько больше, чем музыкантам из Москвы и Ленинграда. Кроме того, музыкальный язык прибалтов был близок к европейской традиции. Отсюда и «несоветский» саунд групп балтийского побережья.
Яркий пример — литовское трио «Ганелин, Чекасин, Тарасов». В 1977 году они выпустили первую пластинку — Con Anima, — которая стала уникальным явлением не только на советской, но и на мировой джазовой сцене.
Джазовые традиционалисты искали в музыке трио сходство с творчеством отца фри-джаза Альберта Айлера и безбашенными экспериментами Орнетта Коулмана и Sun Ra. Апологеты авангардного рока говорили о явном влиянии Gong, Can, Magma, Soft Machine. Но всё же музыка трио — это их собственное, не имеющее аналогов творчество. ГЧТ осмелились смикшировать пост-боп, фолк и авангард. Лирическую мелодию, Стравинского и какофонию. И мрачные созвучия, идеальные для леденящего нутро саспенса.
Если услышать Con Anima впервые, то его можно не понять. И даже испугаться этих странных, гремящих и свистящих звуков, которые то и дело взрывают динамики. При этом нельзя не заметить, что музыка ГЧТ продумана и кажущийся хаос — это часть драматургии.
Впрочем, даже если вы не любите авангард, то в сюите всё равно найдутся приятные для ваших ушей моменты — например, медитативная беседа клавишных и саксофона или африканские картинки, искусно созданные флейтой, перкуссией и рыкающими, как лев, звуками синтезаторов.
Музыка финальной части альбома стала бы идеальным саундтреком к постапокалиптическому хоррору. Мрачные удары по клавишам фортепиано, отрывочные выкрики сакса и тихо звенящая ритм-секция рисуют в воображении картины разрушенного города, по темным переулкам которого бредут полумертвые люди.
«Ариэль»: «Русские картинки» (1977)
Концептуальная арт-фолк-рок-сюита — гармоничный симбиоз русского песенного фольклора и британской прогрессивной музыки. И квинтэссенция музыкальных предпочтений Валерия Ярушина — руководителя ансамбля. В то время он слушал ELP, битлов, Deep Purple, Yes и Uriah Heep. Поэтому в сюите слышны элементы музыки, которая Ярушина вдохновляла.
О том, как родилась идея «Русских картинок», Валерий Иванович рассказал в своей книге «Судьба по имени Ариэль»:
В музыкальной ткани сюиты хоть и присутствуют элементы творчества Кита Эмерсона, но первая сторона пластинки максимально приблизилась к звучанию британских прогеров Yes. Особенно это слышно в композиции «Народное гуляние» — помимо элементов йесовских треков Close to the Edge и Yours Is No Disgrace, гитарист Сергей Антонов явно находился под влиянием мастера шести струн Стива Хоу.
Самая «эмерсоновская» тема пластинки — «Скоморошина». То клавишные россыпи, то брутальные созвучия уводят сознание в первую половину семидесятых, где ELP вытворяли свои трюки. Непревзойденным получилось и соло — то ли настоящий аккордеон, то ли его филигранная имитация.
Осенью 2010 года подписчик паблика об «Ариэль» «ВКонтакте» Владимир Сапрыкин рассказал занимательную историю о «Скоморошине»:
Если вы хотите услышать, на что похож исконно русский прогрессив, то остановитесь на «Аленушке». Проникновенная песня с элементами, похожими на ажурное музицирование немецкой спейс-группы Eloy, и легкой психоделией порадует музыкальных патриотов. Валерий Ярушин, возможно, не слышал Eloy, поэтому стоит подивиться тому, как у разных людей оказывается схожее творческое видение.
Вторая сторона «Картинок» зайдет влюбленным в шестидесятые. Русские народные песни и частушки здесь балансируют на грани психофолка, бита и калифорнийского саншайн-попа, смешанного с протопрогрессивом в духе Deep Purple и Jethro Tull. Неудивительно, что в «Лебедушке» ансамбль снял кальку с «пурпурного» хита 1970 года Into the Fire.
«Весенние ритмы. Тбилиси-80» (1981)
Явно не в Тбилиси, окутанном знойными вайбами первого официального рок-фестиваля, который для советского рок-подполья стал событием сродни падению Чебаркульского метеорита. Более того, большой джем-сейшен не просто разрешили, но и выпустили на двух пластинках.
Проведению рок-фестиваля способствовали несколько причин. Одна из них была в том, что рок-музыка усложнялась, тексты становились остросоциальными, поэтому власти решили не бороться с молодежным явлением, а направить его в правильное русло.
Другая причина состояла в том, что в республиках цензура была слабее. Поэтому в Средней Азии создавали уникальный джаз с этническими оттенками, в Грузии играли достойный фьюжен, а Прибалтика стала вотчиной прог-рока.
Музыкальный критик Артемий Троицкий, один из организаторов советского «Вудстока», написал к альбому аннотацию:
Уникально и то, что на первом рок-фестивале не было самодеятельного «советского» налета — «Весенние ритмы» оказались пиршеством интеллектуальной музыки и драйва. Та же «Машина времени» показала артовый, в духе венгерской «Омеги» опус, текст которого повествовал о лирическом герое, бродящем среди безжизненных хрустальных стен.
Жесткая музыка «Автографа», пронизанная сверхскоростями, дыханием НТР и баховскими фугами, теперь признана классикой русского арт-рока. Текст их антивоенного гимна «Ирландия. Ольстер» по накалу гнева и тревоги можно поставить рядом с «пурпурным» Child in Time.
Играли в неожиданной манере и грузины «Лабиринт». В композиции «Сакартвело» местные мотивы хоть и были, но основой стала мешанина в британском стиле кентербери. И, наконец, удивили туркмены и латыши. «Гунеш» отожгли чумовой хард-джаз в «Реке Туни», а «Магнетик бэнд» удивили ощущением блюза, близким если не к чернокожим родоначальникам, то — на сто процентов — к атмосфере Британского вторжения.
ВИА «75»: «Ритм радости» (1981)
Лонгплей грузинской группы, который в хорошем смысле оторван от советской музыкальной реальности. Всего за четверть часа креативные генацвале пережили три трансформации: от безумной латины к гаражному блюз-року и китчевым аранжировкам грузинской народной песни «Оровелла», из музыки которой многое могли бы взять на заметку Сергей Курёхин с «Поп-механикой».
Хоть на диске нет слабых мест, несколько моментов хочется выделить. Первый трек — «Ветер» — вдавливает в кресло, словно джаз-роковое цунами. Его духовая секция, кажется, лопнет от запредельного напряжения, а драйв перкуссии заставит танцевать даже ленивого. И, наконец, изюминкой семи минут крышесносного джаз-рока стало короткое, но мощное соло азербайджанского волшебника джазового фортепиано Вагифа Мустафы-заде.
Кавер-версия на хендриксовский Red House, пожалуй, даст фору гигантам Британского вторжения конца шестидесятых. И заставит подивиться тому, как ощущали блюз далекие от Туманного Альбиона загорелые генацвале. Пусть в плане музыки он аскетичен — бальзамистую гитару сопровождают только вокал и ритм-секция, но сыгран с таким чувством, что хочется раствориться в шести с половиной минутах волшебства.
Зафиналили пластинку изящно стилизованным под самое начало семидесятых гаражным рок-н-роллом, подходяще названным «Ритм радости». Думается, что фанаты стиля изошли на серотонин и дофамин, услышав приправленный жаркими грузинскими специями кавер на Bullfrog Blues Рори Галлахера. Это были шесть минут жирного и крышесносного тяжелого буги с чувством, на которое только способны жаркие генацвале.
Kaseke: Põletus (1983)
С давних времен эстонцы славились умением играть прогрессив. Сдержанные прибалты освоили это искусство благодаря близости к Финляндии. Они могли добывать фирменные пластинки с новинками западного рока и смотреть по телевидению концерты трендовых заморских звезд. Так как Эстония обладала большей свободой, нежели другие советские республики, там сформировалась местная, с обильными европейскими влияниями, рок-сцена.
Таллинская фьюжен-супергруппа Kaseke появилась на руинах коллектива панков Propeller. В конце 1980 года четверо друзей — гитаристы Айн Вартс и Рихо Сибул, басист Прийт Куулберг и флейтист Петер Малков — очутились под опекой известного джазового пианиста Тыну Найссоо. Вместе с ним они записали выдержанный в стиле Чика Кориа миньон, а в 1983-м выдали лонгплей Põletus. О нем мы и поговорим.
Дебютная, полностью инструментальная пластинка зайдет эстетам, которые ищут нечто оригинальное или тоскуют по старому доброму эстонскому року. На ней группа отошла от формата а-ля Return to Forever, и некогда четкие джазовые обертоны скрылись за артовой пеленой и даже иногда за хардовыми риффами. Если, например, Elevant — бескомпромиссный тяжеляк, словно встреча гигантов Джимми Пейджа и Джеффа Бека, репетирующих «Кашмир», то в джазово-спокойную, словно созерцающую морской штиль, Valhalla мрачные тяжелые клавиши буквально ворвались!
Впрочем, на этом сюрпризы не закончились. В Salajane Rõõm клавишник Март Метсала устроил медитативный лаунж, который явно вырос из саунда Mahavishnu Orchestra. Põletaja напомнила о том, что в Прибалтике умеют творить космический рок — это было хладнокровное межгалактическое сражение гитары Айна Вартса и синтезатора.
И, наконец, изюминками пластинки стали нервная Näotused с техничными, но живыми и горячими запилами Рихо Сибула и Põlenud Maa, в которой поучаствовал клавишник культовой в Эстонии формации In Spe Эркки-Свен Тююр. Финальная пьеса закрепила гармоничный союз харда, арта и симфоавангарда.
In Spe: In Spe (1983)
Дебют In Spe — это эльфийский рок, не отпускающий сознание даже после многократного прослушивания. Уже с первых аккордов семь эстонских чародеев дают понять, что не только британцы и скандинавы умеют творить фэнтезийные миры. И эти дивные звуки родились из синергии неопрога и современной камерной музыки.
Творец уникального опуса — молодой интеллектуал Эркки-Свен Тююр. Академист до мозга костей, он мечтал поделиться с миром своим видением камерного спейс-рока и в стенах Таллинского музучилища имени Георга Отса сформировал первый состав In Spe.
Классический вектор In Spe ярко проявился в «Симфонии для семи исполнителей» — опус занял всю первую сторону пластинки.
Трехчастная сюита гармонично соединила в себе противоположные настроения. Открывающий диск этюд Ostium хоть и пропитан пафосом европейского романтизма XIX века, но звучит вполне современно даже сорок лет спустя и не давит на слух как чистая классика. Под воздушные хитросплетения клавишных и флейты Illuminatio хочется отключить мозг и наблюдать в телескоп за эфирными существами из других галактик.
Выделяется в сюите Marie Vitreum синергия разных полярностей, где ажурный спейс-рок сошелся с солидными, немного мрачноватыми, но по-человечески теплыми гитарными соло Рихо Сибула и клавишными пассажами, словно взятыми из будущего, где правили Transatlantic Нила Морса и Dream Theatre.
Вторая сторона пластинки звучит более жестко и полифонически. Массивный Antidolorosum — единственный трек с вокалом — подводит слушателя к брутальности метала. Вязкая гитара, медленная и твердая поступь ритм-секции и приглушенные клавиши как будто заложили основы местного стоунер-метала. Впрочем, на этом группа не остановилась — в «Солнечном челне» можно услышать трансовые синтезаторы в духе Tangerine Dream, а «Борьба сфер» вовсе может похвастаться заходами на тропу прог-метала, который играли Symphony X.
«Автограф»: «Автограф» (1986)
К «Автографу» в российском рок-пространстве относятся амбивалентно. Часть меломанов ругательно называет направление группы «парт-роком», намекая на слишком антивоенный месседж, прокачка которого задобрила бы Компартию СССР. Другие же, причем не только российские, рок-диггеры считают «Автограф» мастхэвом советского прога. Кроме того, в 2010-х годах заслугой группы стало то, что они взрастили «арийца» Артура Беркута.Первый инструментал — S.O.S — сломает ваши границы неистовой битвой ELP, Kansas и баховских фуг. Пусть на фоне неопрог-гигантов вроде Rush и Marillion наши герои звучали несколько наивно, но упрекнуть их в отсутствии академизма и твердой ориентации в основах арт-рока невозможно.
Центр тяжести альбома — «Реквием». Он посвящен Джону Леннону. Пожалуй, это лучшая дань памяти от русскоязычных рокеров тому, благодаря кому они, собственно, пришли в рок.
Начинается пьеса с шипения радиоприемника: невидимая рука водит поплавок по шкале с городами, попадая сначала на пражскую волну, а потом бесстрастный голос диктора сообщает, что «вчера, 8 декабря 1980 года, в Нью-Йорке был убит Джон Оно Леннон». Камерные клавишные, трагическая игра гитары Ситковецкого, тревожные ускорения только усилили эффект от трибьюта «посланнику мира».
Еще одна фишка релиза в том, что «Автограф» играл на аналоговых инструментах. В эру синти-попа и цифровых синтезаторов такая музыка вовсе не звучала архаично, а стала глотком свежей воды для уставших от механистического саунда восьмидесятых. Живые аранжировки украсили даже AOR-песни вроде «Истины» и «Монолога». По живости музыки эти треки ближе к европейскому спейс-року второй половины семидесятых.
«Горизонт»: «Летний город» (1986)
Феномен поволжской арт-рок-группы «Горизонт» состоял в том, что, находясь в глубинке — в удалении от столичных музыкальных трендов, — почти неизвестный на советской рок-сцене коллектив дал достойный ответ британским прог-гигантам. Другой же парадокс заключался в том, что самодеятельный «Горизонт» принадлежал Чебоксарскому тракторному заводу, и фабричные рабочие вряд ли слушали продвинутый арт-рок. Поэтому музыка группы была для местного мейнстрима в диковинку.
«Летний город» — первый альбом «Горизонта». Музыка на пластинке — замес из классики, Тарковского, гениальности и безумия. А еще здесь много контрастов. Да и безуминка здесь стройна и продумана. При этом не без эффекта неожиданности. Это неудивительно, ведь руководитель группы Сергей Корнилов в 1980 году писал дипломную работу по творчеству группы Yes.
«Снежки» — новогодняя тема пластинки. В ней смешались ELP и Стравинский, но за счет флейты и гитары трек звучит живее, чем трио Эмерсона. Мажорные клавиши создают атмосферу праздника на площади. Валит густой снег, переливается разноцветными огнями елка, и в середине площади крутится карусель. А дальнейшая трансформация настроения в задумчивое похожа на паузу, когда всё замедляется и ребенок — один из толпы, — позабыв обо всём, ждет чуда. И с ним оно случается.
Следующий этюд — «Чакона» — напоминает не старинный европейский танец, а трагизм Альфреда Шнитке, который, впрочем, не лишен контраста. Тема начинается с тревожных клавиш, которые рисуют сцены вроде той, что была в кино «Забытая мелодия для флейты», где в затемненном помещении люди ожидали Последнего суда. А потом — путь к свету.
«Летний город» — заглавная пьеса альбома. Восемнадцать минут чистого артхауса. Дань уважения King Crimson эпохи Starless. Хаотичное полотно мегаполиса, где смешались неоклассика, романс, гротеск и причудливые звуки большого города — пугающего и неприветливого.
Джазовый фестиваль «Тбилиси-86» (1987)
Сама атмосфера джазового фестиваля заставляет мозг изливаться потоком эндорфинов. К тому же редакция фирмы «Мелодия» позаботилась о комфортном вхождении в сложный джаз, поэтому пластинка открывается кавером Маркуса Миллера Run For Cover. У Гиви Гачечиладзе и ансамбля «Театрон» пьеса получилась с грузинским колоритом и колючая, словно пузырьки лимонада «Воды Лагидзе». После этого оригинал Маркуса Миллера и Дэвида Сэнборна кажется стерильным.
В композиции «Колыбельная осенним ритмам» ленинградский джазмен Давид Голощёкин передал вайбы родного города. Его квартет сыграл блюз, вязкий и пробирающий до печенок, с порочным саксом, насыщенными гитарами и глубокими басами. Его блюз — это Ленинград в эпоху зеленоглазого такси Боярского. Улочки города пусть строгие и мрачные, но они родные. И на одной из них есть старое кафе, где в свете тусклой лампы сидит и пьет коньяк одинокий человек.
С первых аккордов «Мантеки», кавера на Диззи Гиллеспи, сыгранного новосибирским коллективом Виктора Бударина, рождается вопрос: а точно ли эти ребята с севера?! Они играли как безумные латиносы, что давали концерт где-то в кедровой тайге! Казалось, что вокруг пляшут люди и животные, ведь латинский вайб захватил всё и всех.
На самом деле на пластинке нет слабых мест, и ее можно смело назвать еще одним хайлайтом советского джаза. Кроме того, поклонников вокального джаза порадует дочь Вагифа Мустафы-заде Азиза.
«Браво»: «Ансамбль „Браво“» (1987)
Группа «Браво» дерзко ворвалась в элиту московского рока в декабре 1983 года. Их наглость заключалась в том, что они противопоставили мрачному пост-року, рычащему металу и жесткой новой волне летнюю, солнечную и лиричную танцевальную музыку пятидесятых. После их первого выступления на столичной дискотеке трудно было представить советскую рок-сцену без четырех смешных ребят и нелепой девчонки-инопланетянки Жанны Агузаровой, которая еще и обладала чистым, звонким голосом.
До момента выхода дебютного лонгплея в рокерской среде постоянно циркулировали кассеты и бобины с песнями ансамбля. Сравниться с ними по частоте перезаписей могли лишь «Банановые острова» Юрия Чернавского.
В мае 2021 года «Афиша Daily» назвала стартовый винил коллектива сокровищем советского рока:
На самом деле в стилистике новой волны на пластинке звучал только «Звездный каталог». Его фишкой стали стихи Арсения Тарковского, на которые наслоились повторяющийся техногенный звук синтезатора и холодные, словно далекие галактики, соло гитары и саксофона.
Основу альбома составили стиляжные свинговые темы с объемным басом, жгучими духовыми и гитарными аккордами, что попали на винил из 1957 года. Чтобы очутиться в квантовом портале и слетать в винтажную Москву, достаточно раствориться в свинге «Ленинградского рок-н-ролла» и «Желтых ботинок». А вечером, под бокал грузинского «Киндзмараули» погрузиться в регги-романтику «Верю я» и «Старого отеля».
Интересную историю о том, как Жанна Агузарова пришла в «Браво», рассказал Александр Кушнир — автор книги «100 магнитоальбомов советского рока»:
Интересно, что музыку коллектива посчитали гениальной и в соседней Финляндии, где альбом хоть и с измененным трек-листом, но был выпущен на местном лейбле Polarvox.
Квинтет Николая Панова: «Созвездие Девы» (1988)
Концерт в стиле пост-боп, который подойдет для идиллии летнего вечера и наслаждения фруктовой тягучей наливкой. Его записали молодые музыканты под руководством Николая Панова — тенор-саксофониста из «Каданса» Германа Лукьянова и оркестра Олега Лундстрема. Здесь же поиграл «восточный трубач» Юрий Парфёнов, творивший колоритный этно-джаз с Олегом Гоцкозиком и «Бумерангом».
Костяк релиза — кавер-версии американских джазистов. При этом квинтет не снимал бездумно кальку с зарубежных треков — музыканты пропустили пьесы сквозь себя, и они заиграли новыми оттенками.
Например, в 1964 году Fallen Grace звучала не более чем приятно в сочетании джазового трио и звонкого вибрафона Гэри Бёртона. Она же, теперь известная как «Ниспосланная милость», благодаря флейте и трубе обрела стержень.
Ее можно назвать образцом протолаунжа. А еще благородная мелодия украсила бы фильм вроде «Забытой мелодии для флейты».
Достойным выбором стало сделать кавер-версии на Virgo Уэйна Шортера и Dolphin Dance Херби Хэнкока. Если «Дельфин» оказался близок к боповой традиции шестидесятых, то «Дева» — растворяющая сознание и проникающая в глубины бессознательного кул-джазовая медитация.
Там, где засветился Юрий Парфёнов, всегда будет знак качества. И трибьют «Бумерангу». Его «Гюрза» словно сошла с первой пластинки казахского джазового ансамбля. И пьеса эта не про опасную и ядовитую змею. Она про Восток. Впрочем, в плохих проектах Парфёнов не участвовал. Кроме того, пластинка редкая — существует всего три тысячи копий альбома.