Моя язвительная речь

Иван Рыжиков родился в 1922 г. в деревне Жерновка на Смоленщине. Живёт в посёлке Томилино Люберецкого района. В 1934 г. на Всесоюзной олимпиаде за стихи получил первую премию. Окончание средней школы совпало с началом Великой Отечественной войны. Участвовал в боях на Северо-Западном фронте, на Курской дуге, в Молдавии, Польше, Румынии, Болгарии. После демобилизации окончил Литературный институт имени А.М. Горького. В 1953 г. получил две премии – ЦК ВЛКСМ и Политотдела Советской армии. В том же году был принят в Союз писателей СССР. Работал главным редактором издательства «Советская Россия», заведующим отделом поэзии журнала «Наш современник». Автор более 30 поэтических книг.

* * *
К истине идёшь издалека,
Ищешь в ней приметы неземного,
А она порою так близка,
Так проста, доступна – до смешного!

Ты устал, извёлся, изнемог.
Затеваешь песню – не поётся.
А тебе совсем и невдомёк,
Потому она и не даётся, –

Всё отдал. Душа твоя чиста,
Но опять её сомненье гложет:
И добро – ещё не доброта,
Если безответным быть не может… 

 
* * *

На всё попроще бы взглянуть,
Пока с ума не спятили.
А мы – как звери, грудь на грудь,
Как будто неприятели.

Упрямый, сильный, –
Всех сильней! –
Как зверь, мечусь по комнате.
Я понимаю, кто умней,
Тот первым и опомнится.

Припомнит радость первых встреч…
Но в гневе благородная,
Моя язвительная речь –
Как речка полноводная.

Крепка башка у дурака,
Не думает, как водится:
Лишь потому течёт река,
Что берега – не сходятся!

* * *

Прошу, осторожнее,
Люди!
Ну, что вы –
Как в тёмном лесу!
Не водку
В стеклянной посуде –
Я сердце
Под мышкой несу!

Беда не по силам попалась,
Иль стало недужно
Словам,
Вот сердце-то
И расклепалось,
И треснуло сердце
По швам.

Но рано
Солдату сдаваться,
И если подклеить,
Подшить,
Я думаю,
Годиков двадцать
Могло бы ещё послужить! 

 

Мороз

Мороз – какая это сила!
Трещит, как в печке, старый дом.
Колодец так перекосило,
Что ворот вертится с трудом.

Стынь, как пустая бочка, гулка,
А воздух – чистый кипяток.
– Эх, вот сейчас бы на прогулку!
– Ну и сморозил ты, браток!

Писатель местный, критик смелый –
У принципала своего:
– Ну, что там слышно с нашим делом?
– Да заморозили его!

Разбалагурились. А уши,
Как у проказников горят.
– Ну, ничего, мой друг, чем хуже,
Тем лучше, – так ведь говорят.

Недолговечен этот холод,
Как все такие холода:
Старик-мороз уже не молод,
Да и зима не молода.

Как многолетний опыт учит –
А жизнь, она всегда права –
Старуху-зимушку помучить
Он может день, от силы – два.

А он то жжётся, как крапива,
То в поднебесье голубом
Возводит новые стропила –
Большую радугу столбом.

У населения одышка.
Бежит девчонка налегке.
На шали – белая ледышка,
Ресницы, словно в молоке.

Мелок на завитушке пряди,
Но так лицо её горит,
Что позабывший возраст дядя
Не по годам своим острит:

– Знать, у дедка губа не дура,
Да и характер не простой.
Хоть и состарилась фактура,
А руки тянет к молодой!

– Морозец прямо, как в Сибири.
Но он полегче там такой.

– А вы там, извините, были?
– И не однажды, дорогой!

Соседу доброму спасибо,
Что я там был, мёд-пиво пил,
Для нашей матушки-России
Большую денежку копил.

И словно вправду оба рады.
Ржут. Кулачищами в бока.
А правда, мол, что бюрократы
Под корень мрут при сорока?

Солидный дядя веско судит:
Привык, чтоб слушали его.
– Оно, смотря в какой посуде,
А то и сорок ничего!

У солнца весело и ровно,
Неподражаемо-чиста
Нимбообразная корона
Пышней павлиньего хвоста.

А по равнине низом, низом –
Дымки белее молока –
Примета, что морозец близок,
К тем знаменитым сорока.

Лишь в непомерно ярком свете
Напоминанием тепла,
Что на простуженной планете
Недавно оттепель была, –

На каждом столбике – подушка,
А поверх – с лёгкой желтизной –
Блистательный, полувоздушный
Кусочек шали кружевной.

От ветра хлопает калитка
Дымком просеянной пыльцы.
А тут – легчайшая накидка,
И не шелохнутся концы.

Заиндевевшая берёза
Ветвями клонится к земле,
Но забываются морозы
Под эти шутки в феврале.

И всё как будто так и надо –
Мечты, заботы и дела,
А ведь всего и было – рядом
Девчонка стройная прошла!..