«Ты будешь это есть?» Многодетная семья из Украины объявила голодовку

В редакцию «АиФ-Тула» обратилась беженка, которая недовольна тем, как её кормят в пункте временного размещения. Что не нравится женщине и как уладить конфликт, разбирался корреспондент Дмитрий Борисов.

«Помогите! Я уже не знаю, что делать! Мы оказались в Туле, где нас кормят почти помоями, нам хамят, нас оскорбляют», – почти кричит в телефонную трубку украинская беженка Елена Тимофеева.

Многодетная мама, о которой «АиФ-Тула» рассказывала несколько месяцев назад, бежала в Россию с малолетними детьми и мужем. В Щекино родила малыша и очень радовалась тому, что встретили их там радушно: врачи внимательные, в пункте временного размещения уютно, чисто, приветливые люди вокруг.

Но недавно ПВР в Щёкино, расположенный в центре для престарелых, закрыли. Пожилым людям трудно было поддерживать здоровье с несколькими десятками семей под одной крышей. Семья Тимофеевых оказалась в Туле.

Забаррикадировались

В пункте временного размещения беженцев на проспекте Ленина нас встречают чуть ли не с кордоном охраны.

Двери двухэтажной пристройки-«стекляшки» вышли оборонять представители столовой, поставляющие сюда еду. Среди них – её директор Владимир Денисов.

Пока не слышит руководитель ПВР Дмитрий Фуртичев, директор-кормилец жалостливо объясняет:

«А мы что, мы ничего, но нам же сказали не пускать. Не обижайтесь. Да и люди, которые жалуются, они скандалисты те ещё».

Дмитрий же, безапелляционно заявивший с порога, что делать нам внутри нечего, потому что «журналисты всё переврут и нужны им только жареные факты, а не то, что я расскажу», пригрозил «позвонить в администрацию».

«Администрацией» на другом конце провода оказалась ... специалист департамента туризма, очень переволновавшаяся по поводу нашего прихода в ПВР. При чём здесь департамент туризма – не понятно, но, возможно, считается, что бегство из-под бомбёжек украинцев есть не что иное, как туризм – только вынужденный и экстремальный.

Впрочем, не будем гадать. Девушка, неохотно назвавшая свою фамилию после настойчивых просьб, потребовала, чтобы журналисты ушли, написали запрос в правительство и ждали ответа. Если в правительстве решат, что пустить можно, нас известят. Нет, пришлют ответ на вопросы. Пояснить, по какому закону препятствуют журналистам исполнять свой долг, специалист департамента туризма не смогла и пошла узнавать это у неизвестного нам вышестоящего руководства.

Заходите, гости дорогие!

Через несколько минут не выпускающий из рук телефон Дмитрий бежит к нам, добродушно улыбаясь и широко раскинув руки в дружественном приветствии.

«Там у нас уже работают представители социального министерства! – докладывает он. – Им понравилась наша еда. Проходите, сами увидите, как у нас хорошо живут, и попробуете, чем мы людей кормим. Это отличная еда. Не ресторанная конечно, но... »

В комнатах, где разместили две семьи – Елены Тимофеевой и Надежды Хохич – уютно, светло и тепло.

Надежда, переселившаяся из более заполненного ПВР на ул. Дзержинского и, как она говорит, ставшая, благодаря доброте Дмитрия, администратором в нынешнем пункте, неуверенно улыбается и через слово благодарит руководителя. По её словам, она контролирует справедливую раздачу детям из двух семей фруктов и конфет и иной раз моет полы. Кроме Тимофеевых и Хохич, в ПВР других беженцев нет.

«Запишите: мы улучшаем условия жизни беженцев, – подчеркивает Дмитрий. – Я руководитель трех тульских пунктов временного размещения. Я трудоустроил 9 беженцев официально, с полным соцпакетом. Я плачу им зарплату 25 тысяч, выплачиваю налоги. Один из моих сотрудников сделал, например, железную лестницу в этом ПВР. Я прошу зафиксировать: я заплатил ему за это 50 тысяч! А то, что некоторые жители недовольны питанием, так это самая обычная человеческая неблагодарность».

А счётчик щёлкает...

Поднявшая тревогу Елена Тимофеева живёт на втором этаже. Двухярусные кровати, на полу – коробки с соками, банки с едой.

«В Щёкино моих детей устроили в школу. Дмитрий отказывается это делать. Там уборщица полы мыла. Здесь нас заставляют это делать. К тому же, мы несколько дней не питаемся в ПВР. В вареве чего только не найдёшь, всё разливается в грязную посуду, а одноразовая пластиковая используется много раз. Я возмутилась, пообещала губернатору написать о том, что здесь делается, так еду стали приносить получше и срочно пригласили сюда представителей министерства. Так сказать, сработали на опережение».

Тимофеева достаёт телефон, показывает фотографии: тарелки, чашки и миски, картошка, котлеты, суп в пластиковых контейнерах.

Она фиксирует каждый такой завтрак-обед-ужин и ведёт учёт своих затрат с указанием наименований покупаемых продуктов. В свою очередь, Фуртичев тоже завёл специальную тетрадку, в которой Тимофеевой предлагалось расписываться за каждый приём пищи.

Дмитрий показывает листочки с подписями из других ПВРов. Там отказов нет, люди расписываются в том, что питание и обслуживание пришлись по душе. Еда ему тоже будто бы нравится. Открыв контейнер, Дмитрий что-то берёт из него и начинает жевать.

«Неси фотоаппарат! – не прожевав, говорит он своему напарнику. Тот убегает и возвращается через минуту. – Вот, смотрите. Мы проводили праздники для детей. Накрывали новогодний праздничный стол».

«Да, на Новый год было всё отлично. Тут я спорить даже и не собираюсь. Селёдка под шубой была, правда, не очень... »

«Но вот надо же! Как же хорошо, что приехали журналисты. Сейчас, может быть, нас всех помирят. Я прошу вас зафиксировать: приходил Дед Мороз! А еду нашу вы обязательно попробуйте».

Он насаживает на вилку котлету, покоящуюся в холодных скользких макаронах, протягивает её нам, потом откусывает сам и радостно жуёт. Котлета магазинная, ничем не примечательная.

«Она стоит 55 рублей! А три блинчика с начинкой из фруктов – 70! Это ж какие деньги! – не унимается Лена. – Думаю, вы на нас наживаетесь! Вам российское государство за каждого из нас платит по 800 рублей, а вы на нас и наших детях экономите!»

Неподалеку от салатов стоит майонез. Такой совсем дёшево продаётся в одной из сети супермаркетов. Это еда экономкласса. Но всё-таки она человеческая, а не комбикорм и не баланда.

«Прошу зафиксировать!» – примерно в 25-й раз произносит одну и ту же фразу Дмитрий Фуртичев, берёт ложку и начинает активно поглощать макароны. На секунду останавливается, убеждается, что его фотографируют, продолжает есть.

«Лена, скажи в присутствии СМИ: ты будешь это есть или нет?» – обращается он к Тимофеевой.

«Нет, не буду».

«Лена, пиши тогда отказ. Это нормальная еда. Люди ели. Я ем».

«А вчера была другая».

«Какая другая? Была та же самая. Нормальная, Лена! Нормальная! Вот, смотри».

Дмитрий Альбертович с пущим энтузиазмом набрасывается на гарнир.

Пять минут помолчать

На выходе из кухни располагается санузел. Хозяйственная Елена Тимофеева тычет пальцем в серебристый гибкий шланг, лежащий на чистеньком полу и уходящий под белоснежную ванную.

«Вот, смотрите, течёт».

Шланг действительно подтекает, образуя маленькую лужицу.

«Лена! – включается в разговор Дмитрий Альбертович. – Но это разве твоя забота? Течёт – починим. Это же наша проблема. Лена, наша! А не твоя».

Конфликт Фуртичева с Тимофеевой очень похож на внутрисемейный. Когда люди, начав жить под одной крышей, притираются друг к другу или, напротив, прожив долгое время, друг от друга устают. Разрешением подобных конфликтов должны заниматься психологи. Однако в нашей ситуации он нужен двум сторонам, которые однозначно примут за оскорбление даже упоминание о консультации у специалиста.

Но если напоминание о новогоднем празднике внесло умиротворяющие нотки в голоса Дмитрия и Елены, значит не всё потеряно. И вполне может быть, что ругань прекратится, а Лена и её дети начнут, наконец, есть. Если, конечно, стороны на пять минут остановятся и по-настоящему постараются услышать друг друга.

Мнения

Евгений Домарёв, заместитель начальника отдела организации соцобслуживания, работы с инвалидами и ветеранами департамента соцзащиты

Владимир Денисов, директор столовой «Рабочий полдень»

Ольга Чижова, заместитель директора департамент социальной защиты населения