Страна души

На здешних картах Грузия принципиально подписана с маленькой буквы, если вообще обозначена. Россия же пишется более крупным шрифтом в знак благодарности за признание

— Тут у нас дыра в полу насквозь до второго этажа, так что аккуратней. В этой комнате будете жить. Места много, но сначала нужно счистить плесень со стен, весь хлам выкинуть. Свет есть только в одной комнате, воды нет, так что моемся в горной реке, — девушка с перебинтованным коленом посвящает меня в быт археологической экспедиции. — Боитесь мышей или блох? Нет? Хорошо, у нас их как раз много. «Дихлофос» помогает слабо. Кстати, вы первый раз в Абхазии? Здесь, в Акармаре, Абхазия настоящая. Это вам не Пицунда!

Девушка водит меня по брошенному дому, ставшему приютом для археологов на целый месяц. Она хвастливо демонстрирует покусанную блохами шею и ждет, что я с минуты на минуту убегу навсегда из этого субтропического ада. Но я в ответ только показываю синяки, полученные по дороге. Упрямая. Сюда, кстати, от районного центра можно доехать только на попутном углевозе.

   

        

— Каждый день ходим на раскоп к девяти утра. Работаем до пяти вечера, суббота — короткий день, воскресенье — выходной. Раскоп находится на вершине горы Джантух, путь наверх довольно непрост и занимает около часа, — не сдается Перебинтованная. Я киваю молча и смиренно.

Захожу в кухню и знакомлюсь со всеми участниками экспедиции. Их человек 15. Сидят повсюду в тесной комнатке, подсвечивая содержимое своих железных кружек налобными фонариками. Один парень светит в мыльницу. Ему не досталось кружки. На полу — гигантский арбуз и 20-литровая канистра с домашним вином. Да, мне говорили, что в нерабочее время археологи пьют много: примерно так, чтобы траты на алкоголь были соизмеримы с бюджетом экспедиции.

«Абхазия» на языке местного населения звучит как «Апсны», что в переводе — «Страна души». Ее признали отдельной страной лишь несколько государств, например Россия, Никарагуа и Венесуэла. В этом списке в основном непризнанные же образования. Для остальных Абхазия — лишь часть Грузии. На здешних картах Грузия принципиально подписана с маленькой буквы, если вообще обозначена. Россия же пишется более крупным шрифтом в знак благодарности за признание.

Акармара — застрявший в абхазской глубинке и во времени поселок, дома, школы и больницы которого поросли деревьями. Квартиры давно оставлены хозяевами, в них теперь живут бродячие собаки. Отсюда и блохи. Покосившаяся стена почета с белыми классическими колоннами облеплена мхом. Ветхие комоды, нерабочие телевизоры и покрытые плесенью фотографии на стенах в какой-то необъяснимой оторопи не смеют пошевелиться. Жителей осталось не более сотни. Бывает, в брошенном доме с разбитыми окнами и растущей на балконе пятого этажа елкой живет пара семей.

На месте Акармары в IX–III веке до н. э. было поселение колхов. Уже седьмой год Российская академия наук вместе с Абхазским институтом гуманитарных исследований проводят тут раскопки. Помочь археологам за еду и «море чачи» может любой желающий, заранее заполнив заявку через интернет. Так сюда проникла и я.

До поездки я почти ничего не знала об археологии. Не пыталась умозрительно восстановить скелет бронтозавра по виду маленькой косточки или датировать глиняные черепки по орнаменту. Я только знала, что от женщин в вечности остаются, как правило, горшки, бусы и прялки, а от мужчин — всякие колюще-режущие предметы, например наконечники стрел.

Ровно в семь утра руководитель экспедиции громко запевает для всех грустную песню о войне. Из комнат начинают выходить покусанные блохами копатели и занимать очередь к умывальнику. Я проверяю постиранные с вечера вещи — они ни капельки не высохли: всю ночь шел дождь.

— Доброе утро! — я здороваюсь со всеми веселым тоном, пытаясь изобразить, будто все чудесно, хотя, конечно, ничего чудесного, кроме гор за окном.

— Утро добрым не бывает! — отвечает руководитель экспедиции и сразу объясняет, какое место в раскопе я буду занимать.

Археологи — это такая особая субкультура, а то и секта с уклоном в мазохизм

У каждого, в зависимости от квалификации и пола, своя задача. Например, археологи со стажем ответственны за наиболее хрупкие участки. Мальчики реже машут кисточками и чаще расширяют область раскопок лопатами, потому что девочкам это тяжело. Меня сажают рядом с рыжеволосой и печальной студенткой исторического факультета из Словакии. Ее зовут Барбара. Моей задачей, помимо копания, является также общение с Барбарой, потому что она скучает по дому и даже иногда ревет. Бывают ведь сентиментальные историки! Кроме того, Барбара обучает меня использованию скребка и рассказывает о способе распознавания керамики среди кусочков глины. Способ, признаться, варварский: нужно попробовать разломить материал напополам. Если получится, значит, это была керамика. Теперь я понимаю, что такое «внести непоправимый вклад в археологию».

В колхидской культуре был такой обычай: относить умерших людей на вершину горы. Вот их-то мы и раскапываем. Попадаются кости, украшения, предметы быта. После четырех часов работы под палящим солнцем в компании надоедливых насекомых начинает казаться, археологи — это такая особая субкультура, а то и секта с уклоном в мазохизм.

Если ты не археолог, копаться в земле не очень интересно. Ведь, не зная контекста, сложно оценить значимость своей работы. Чтобы энтузиазм не покидал нас, новичков, руководитель экспедиции рассказывает об истории древнего поселения, существовавшего на месте современной Акармары.

Лекционный материал перебивается житейскими историями других участников раскопок. Вот, например, кудрявый молодой человек Саша из Тамбова щурит глаза и детально припоминает подпольные тамбовские бордели. Он оперся на лопату, что придает его образу степенной мудрости. Все верят на слово: и тому, что бордели в Тамбове есть, и тому, что Саша знает про все.

Конечно, в ответ многие рассказывают про подобные учреждения, кто что знал.

— Барбара, а как в этой вашей Европе с борделями-то? — Саша выводит обсуждение на международный уровень. — Настя, Андрей, Слава — кто-нибудь! Переведите ей мой вопрос!

Мы переводим. Почему-то на английском вопрос звучит странновато. Барбара не отвечает, а только еще больше углубляется в работу. Скоро она будет понимать русские шутки и чудачества, но пока, видимо, не готова.

Рабочий день заканчивается. За это время я перебрала килограмм 15 земли. Нашла три ярко-синих бусинки и с десяток глиняных черепков. Пора спускаться. Сладчайший момент! Внизу ледяная река, песни под гитару, полевой ужин. Но прежде всего — Нанули!  Местная бабулька Нанули — типичный абхазский предприниматель. Она продает в ларьке у подножья горы самодельную чачу в бутылках из-под пива «Балтика

и ту же «Балтику», но немного просроченную. Все это пьют, пока ничего страшного. А еще прямо в ларьке Нанули печет удивительно вкусные пирожки. Только если ты спускаешься последним, то пирожков тебе не достанется.

Помыться можно в речке с водопадом, перейдя по скользкому неровному мосту из целых бревен. Или в речке без водопада, пройдя по мосту, сделанному из старых дверей. Если не лениться, можно добраться до заброшенного советского санатория с термальными сероводородными ваннами. Конечно, за две недели пребывания в Акармаре помыться я успею везде, но сегодня я не ленюсь. Заражаю идеей еще семерых — и в путь. Космическое зрелище: под открытым небом над обрывом висит платформа, обклеенная квадратиками коричнево-зеленого кафеля, в которую вмонтированы чугунные ванны. Вода в них теплейшая, только пахнет плохо. Она поступает из родника по подвешенным сверху ржавым трубам. После тяжелого рабочего дня принять горячую ванну — прекрасно. После рабочего дня археолога принять горячую ванну с видом на закат в субтропическом раю — бесценно.

   

  

Знаете ли вы, что такое «Апсуара»? Лежа в горячей воде над пропастью, я задумалась над этой важнейшей абхазской материей. В одном-единственном слове заключена вся витальность народа. Апсуара — что-то вроде одушевленной философской категории, включающей всю Абхазию целиком: от неизменных традиций до развивающейся жизни. Апсуара — то, что было, и то, что будет с Абхазией. Сложно представить. Как бесконечность Вселенной…. Кажется, что ванны держатся на волоске и вот-вот сорвутся в пропасть. Скорее всего, так и есть.

Вся экспедиция обязательно будет приглашена в гости к местному деду на шашлык с контрабандным грузинским вином.

 

Обратный путь длиной 5 км после заката — не самое приятное занятие, если есть вероятность внезапного появления медведя. На счастье, мимо проезжает припозднившийся углевоз, мы тормозим его и забираемся все вместе в кабину. Там уже сидят двое. Так что общее количество людей в двухместной кабине — семь человек. Недалеко от поселка мы объезжаем двух медвежат, играющих посреди дороги.

Впереди еще две недели работы. Нам предстоит перемять в руках огромную кучу земли. Археологи обязательно съездят к берегу Черного моря в свой единственный выходной. Я же свой единственный выходной посвящу трехчасовому подъему к древнему храму на вершине еще одной горы и помогу Нанули испечь пирожки. Вся экспедиция обязательно будет приглашена в гости к местному деду на шашлык с контрабандным грузинским вином.

 

Каждый день станет более-менее похож на предыдущий, и я привыкну к сюрреализму обстановки. Труд на раскопках для археолога — не просто один из элементов работы. Это, должно быть, очень трепетный момент кинестетической связи с историей. Это вера в чудо. Это волнительные моменты постановки новых вопросов и нахождения ответов. Также это ежедневный рутинный труд в сложных и опасных условиях. Наверняка археологи чаще многих других ощущают себя героями приключенческих и фантастических книг. Быть может, для них это — ничего особенного. Просто представьте как-нибудь перед работой завтрак в доме с дырой в полу и с видом на холодный туман высоко в горах. Надеюсь, у вас получится.