Паучий заговор на Паркентской. Как государство отнимало у ташкентцев квартиры, история первая
Пострадавшие Наргиза Шоалиева и Каромат Абдукаюмова
После того как осенью 2017-го в законодательство Узбекистана была внесена поправка, отменяющая конфискацию имущества у невиновных граждан, в государстве волшебным образом прекратились массовые выявления «притонов». Напомним, что до этого конфискации домов и квартир на основании дел, сфабрикованных сотрудниками милиции в тесной координации с руководителями хокимиятов, прокурорами, судьями и представителями высшей государственной власти, были поставлены в Ташкенте буквально на поток. Изъятая собственность поступала на баланс районных администраций; а затем передавалась ГУВД, то есть тому ведомству, сотрудники которого и занимались выявлением «очагов разврата». Сейчас власть старательно делает вид, что проблемы ограбленных граждан не существует. Но она никуда не делась. Предлагаем вашему вниманию всего два рассказа людей, которые потеряли таким образом своё жилье. И таких, как они, в узбекской столице сотни.
Каромат Абдукаюмова, пенсионерка; работала заместителем начальника управления в министерстве водного хозяйства, экономистом в Мирзо-Улугбекском хокимияте Ташкента:
«У моей дочери Наимы Абдукаюмовой конфисковали её единственное жилье – однокомнатную квартиру в Мирзо-Улугбекском районе столицы. Адрес: улица Паркентская, дом 20, квартира 7. В ней она жила с 2005 года. Эту квартиру мы никогда не сдавали, она ее хозяйка и сама была в ней прописана. Это хорошее место, близкое к её работе, - она оператор на 069, это справочная аптек, - и ни днем, ни ночью там не страшно. Соседи относятся к ней с уважением.
Так получилось, что в подъезде меняли трубы в стояке, и дочери не хватило денег. Посоветовавшись, мы решили: «Сдадим квартиру хотя бы на месяц, если понравится - дальше посмотрим». Она разместила в интернете объявление, и 1 октября 2016 года к нам пришла женщина и сказала, что хочет снять квартиру в аренду. Ее звали Гузаль Абдувалиева, она рассказала, что она из Сырдарьи, замужем, у нее двое детей, но её выгоняют из дома, и ей негде жить. Моя дочь пожалела её, потому что у нее были маленькие дети, и дала ей ключи, не дожидаясь заключения договора об аренде.
Абдувалиева прожила там десять-одиннадцать дней. А в ночь с 11 на 12 октября моей дочери звонят и говорят, что в ее квартире выявлен притон. Я в это время лежала в больнице. И когда моя дочь пришла туда, она застала там инспектора профилактики с Паркентской улицы (участкового. – Прим. «Ферганы»), сотрудников РУВД и своих соседей, а также незнакомую девушку, голова которой была обмотана полотенцем. Она назвалась Замирой Мамбетовой, но в конечном итоге выяснилось, что ее настоящее имя Юлдуз Ахунова. В квартире она была с парнем по имени Джасур Джурабаев.
Интересная деталь: уже после того, как кончились суды, с помощью адвоката нам удалось получить на руки уголовное дело, которое до этого нам не давали, мы стали его читать и изучать. И обнаружили, что из нашей махалли «Турон» в милицию поступило обращение относительно квартиры моей дочки, а также относительно второй проходившей по этому делу квартиры, расположенной по адресу Паркентская, 11, квартира 51. (В ней теми же оперативниками в ту же ночь тоже был раскрыт «притон», и она тоже была изъята в доход государства; о ней рассказывается дальше. – Прим. «Ферганы».)
Оказалось, председатель махалли Бекназаров направил два обращения в милицию – от 8 и 9 октября, через неделю после того, как Гузаль Абдувалиева сняла у дочки жильё, – что в этих двух квартирах – моей дочери и расположенной неподалеку от нас, в одиннадцатом доме, – действуют притоны. Что их посещают незнакомые люди, и что об этом будто бы сообщают соседи.
Копии письма председателя махалли и жалоба соседей
Вы помните, что в 2016 году умер наш первый президент, и весь город находился на усиленном режиме. 8 октября председатель написал, по его словам, обращение, 9-е проходит, 10-е, 11-е, и только в ночь на 12-е приходят туда с проверкой. При нашей жизни, когда постоянно проводятся антитеррористические мероприятия, могла ли милиция после получения этих обращений, целых три дня, с 8 по 11 октября, ничего не предпринимать, когда РОВД буквально через дорогу, могла ли она не пойти и не проверить поступившие сигналы?.. Нет, такого быть не могло. И когда мы поговорили с соседями, они подтвердили, что ничего подобного не было: они не обращались в махаллинский комитет и не писали жалоб, что ходят чужие люди – у нас же двери все на кодовых замках, поэтому он (Бекназаров) просто лжет. Мы написали на него жалобу, один экземпляр отправили в районную прокуратуру. Правда, ответа не получили.
Получается, что Бекназаров направил ложные обращения по поводу двух квартир, дал ложные сигналы милиции, что в них чужие люди приходят. На квартиру моей дочки и квартиру родственников Наргизы Шоалиевой (которую как вскоре выяснилось, арендовала всё та же Гузаль Абдувалиева. – Прим. «Ферганы».). Наши дома не совсем рядом, между ними стадион и еще несколько домов. И получилось, что на третий день после подачи его первого заявления в РУВД было назначено мероприятие «Орият» («Порядочность») по выявлению проституции, мелкого криминала, и, по словам милиционеров, они решили пойти и проверить. Хотя в действительности, если бы председатель махаллинского комитета захотел бы что-нибудь выяснить, он вызвал бы нашего домкома, которого он хорошо знает, и просто спросил бы: «Кто у вас там ходит?»
Но его письма [в милицию] в тот момент просто не было, думаю, оно было написано и оформлено задним числом, - как основание для действий сотрудников РУВД. Домком живет в том же подъезде, что и моя дочка, и она сказала, что никто не жаловался в махаллинский комитет и никаких чужих людей они не видели. И она, и соседи, которые в ночь с 11 на 12 октября были понятыми, хотели об этом сказать в суде. Но в суд их не позвали. Следователь, который вел это дело, даже не пригласил их для беседы. Их четверо: домком, начальник ТСЖ (товарищества собственников жилья) и двое соседей, которые живут рядом.
Милиция застала парочку в квартире при следующих обстоятельствах. Согласно их письменным показаниям, они взяли ключи у Гузали Абдувалиевой, пришли в квартиру моей дочери, было очень жарко, и девушка пошла в душ. А парень сказал, что сходит купить сигареты. Он вышел, а когда возвращался, за ним следовали милиционеры: Эсонов, Вакилов, Кунузов, Жунускулов, а потом прибыл еще один. В протоколе осмотра написано, что в квартиру за ним зашли четверо сотрудников милиции.
Мне кажется, что эти парень с девушкой «подставные». Потому что там не было самого притона. Там не было даже факта интимных отношений.
Во время следствия Абдувалиева говорила: «Мне позвонил один парень, Каримов, чтобы я ему предоставила квартиру, я сказала: «Это столько-то будет стоить», потом мне позвонил другой парень, тоже сказал: «Мне нужно жилье для интимных отношений». Я сказала: «Да, дашь 120 тысяч, я тебе предоставлю однокомнатную квартиру».
Получается, что все они ей звонили (то есть уже знали ее как арендодателя – авт.), но никто не стал проверять, эти ли люди ей звонили. Никаких денег, свидетельствующих, что квартира моей дочери сдавалась [Абдувалиевой] за деньги, мои соседи-понятые тоже не видели. Об этом утверждается в материалах дела, но в действительности мы не знаем, правда ли это.
Мы просмотрели письмо, которое требует возбуждения уголовного дела. Это оповещение, которое присылается замначальнику РУВД за подписью инспектора профилактики майора Эсонова, и он пишет, что 12 октября в двух этих квартирах были обнаружены две пары, то есть четыре человека. Его письмо было датировано 12 октября, и в тот же день его начальство ему якобы поручило: «Примите предусмотренные законом меры». А само письмо зарегистрировано 11 октября, то есть раньше, чем всё это задержание произошло! И даже с указанием фамилий задержанных посетителей притона - Мамбетова, Джурабоев. Возможно, это и повлияло на то, что в ту ночь девушка назвала себя Мамбетовой. То есть ее фамилия была Ахунова, но по уже утвержденному плану там должна была быть Мамбетова. У них был готовый протокол задержания еще до того, как они пришли туда. Это мафия, я по-другому не могу их назвать.
Когда они «выявили» притон в нашей квартире, я находилась в больнице и этого всего не знала. Соседи потом рассказали, что когда они зашли, милиционеры пытались раздеть эту девушку, которая вышла из ванной, только помыв голову. У нее оказывается, волосы были мокрые и она голову полотенцем накрыла. Сотрудники милиции сдирали с нее полотенце, одежду, видимо, хотели ее голой сфотографировать. Она не хотела раздеваться - ей было неудобно перед соседями. Еще милиционеры держали деньги и говорили: «Они заплатили эти деньги, поэтому мы пришли сюда». А откуда мы знаем, что это их деньги, что, кто-нибудь проводил дактилоскопию? Это и дураку ясно, что Абдувалиева всё заранее подготовила и им сдала.
После этого квартира была опечатана, и ночью моя дочь написала в объяснительной обо всём, что произошло. А через несколько дней дала дополнительные показания, уже вместе с Гузалей Абдувалиевой. Они рассказали одно и то же об условиях аренды, всё как было.
Ну, прошло несколько дней, в РУВД сделали внутренний приказ и поменяли фамилии: была Мамбетова - стала Ахунова. Никакой очной ставки не проводилось, ни мою дочь, ни соседей никто никуда не позвал - они так и не узнали, та ли это задержанная или уже другая женщина.
Документы суда были составлены очень небрежно. Про мою дочку в них было написано, что она замужем и временно не работает, хотя она не замужем и имеет стабильную работу, причем не первый год. Хотя мы смотрели протоколы допроса - везде у следователей было четко: работает в такой-то организации, живет по вышеуказанному адресу. Она же хозяйка квартиры, с нее документы еще потребовали, что она хозяйка. Но нигде - ни в уголовном деле, ни в документах суда - нет определения, что истинная хозяйка не Гузаль Абдувалиева, а моя дочка, нигде этого нет. Всё представлено, как будто Абдувалиева преступница, и это ее собственная квартира.
Фотографии Гузаль Абдувалиевой из ее аккаунта в Telegram
Сама Абдувалиева и на допросах, во время следствия, и на суде утверждала, что впервые сдаёт квартиру парочкам за деньги. «Я первый раз сдаю это жильё, у меня безвыходное положение. За первую из этих квартир я взяла 150 тысяч сумов ($23), а за другую 120 ($18)». Они заявляют: «Мы не верим преступнице». Хорошо, а зачем ее тогда допрашивать?..
Никто не выявил там признаков притона. В уголовно-процессуальном кодексе признаки притона определены: там есть девушки по вызовам, проститутки. Еще очень важный аспект - систематичность. В квартире проституток не было, там встретились обычные люди. Даже если они вступали в близкие отношения, ни в административном, ни в уголовном порядке это не наказуемо. Но ведь не было даже этого. Они сказали, что только зашли, она в ванную пошла, а он за сигаретами вышел, видит - магазин закрыт, стал идти обратно, и за ним уже оперативники зашли. А в это время девушка только голову помыла. Парень с девушкой написали, что дали Абдувалиевой деньги. Но этого никто не видел.
2 декабря 2016 года Мирзо-Улугбекский суд по уголовным делам рассмотрел наше дело. Во время суда мы узнали, что Гузаль Абдувалиева уже имеет две судимости по 131 статье («Сводничество или содержание притонов» – авт.). И во всех случаях квартиры этих людей конфисковывались, а она отделывалась штрафом, в нашем случае ей дали два года условно. Я думаю, что всё это было сфабриковано, придумано, она так «работала» всё время, это уже её третий суд по этой статье.
Это было уголовное дело против неё, а мы проходили как свидетели. И судья Камолов постановил конфисковать нашу квартиру как «орудие преступления». Принял ли суд во внимание то, что ее уже дважды за это судили, неизвестно, ведь свидетелей вызывают и после допроса сразу же выпроваживают. Абдувалиевой дали два года условно, позже мы выяснили из уголовного дела, что суду были предоставлены справки, будто она болеет раком очень тяжелой формы. Хотя никаким раком она не болеет, она совершенно здоровая женщина.
Через неделю мы подали апелляцию в городской суд. 23 декабря состоялось заседание, и судья Алимов полностью поддержал решение районного суда. Затем мы еще раз попытались отстоять нашу квартиру и подали заявление в надзорную инстанцию, в феврале получили отказ и обратились в Верховный суд. В марте мы получили ответы от заместителя председателя Верховного суда Тогаева, а позже и от второго зампредседателя Дехканова, что решение суда первой инстанции правильное.
Квартиру нашу отобрали 14 июня 2017 года. Хокимият Мирзо-Улугбекского района предъявил на нее иск (с сентября 2016 года по апрель 2018-го район возглавлял Шерзод Кудбиев, племянник Шавката Мирзиёева; в этом же районе было больше всего «милицейских» отъемов жилья – авт.). Состоялся районный гражданский суд, потом, через неделю, городской суд, и он автоматически решил всё в пользу администрации района. Так у нас отобрали жильё рыночной стоимостью около 25 тысяч долларов. И сейчас в нем живет вышедший на пенсию милиционер.
Я хочу обратить внимание на то, что правоохранители к нам не относятся как к пострадавшим, они относятся к нам как к преступникам. Как будто не Абдувалиева организовала фиктивный притон, а мы, причем настоящий. Они считают, что мы должны просто подарить свои квартиры районным администрациям, чтобы кто-то там жил».
Наргиза Шоалиева, филолог-востоковед, кандидат филологических наук
«У нас одно [уголовное] дело, нас обманула одна женщина – Гузаль Абдувалиева. Ей 32-33 года, около этого. И в одну и ту же ночь, с 11 на 12 октября 2016 года, сотрудники милиции в наших квартирах, которые сняла Абдувалиева, обнаружили две парочки и написали, что это были «притоны».
Квартира, которую я ей сдала, принадлежала моей золовке, она была оформлена на неё и её мужа Махмудова Шукурходжу. Они поженились, купили трехкомнатную квартиру и дали мне на неё генеральную доверенность. Сами не смогли тогда там жить, потому что по нашим традициям после свадьбы сначала надо немножко пожить вместе с родителями мужа, поэтому они решили через год туда переехать, а пока жили у мамы этого мужа, она болела, и они присматривали за ней. На покупку квартиры они сильно потратились, денег еле-еле хватило, и чтобы лишней нагрузки не было, решили с моей помощью сдать ее - чтобы квартира себя окупала. И на основании этой доверенности я её сдала.
Квартирантку я нашла с помощью маклеров, но я ее раньше видела - она один раз приходила ко мне как уборщица, помогала убирать. Это была Абдувалиева Гузаль. Я узнала ее, удивилась, она говорит: «Я вышла замуж за нормального человека, он теперь снимает нам жильё, поскольку мы с родителями не можем жить», - и якобы этот человек работает в МВД. Я поверила, говорю: «Ну, главное, чтобы в этой квартире жила нормальная порядочная семья». После того как я сдала квартиру, это произошло в феврале 2016-го, я сказала: «Давайте договор оформлять». Она отвечает: «Ладно, ладно, сделаем», и каждый раз отговаривается: «Вы не беспокойтесь, мой муж работает в МВД, мы сделаем этот договор аренды». Ну, короче так мы и не дошли до этого. Я пару раз сходила, посмотрела - квартира аккуратная, чистая, всё нормально, я ничего неестественного не увидела. Аккуратно и вовремя платила, я даже не подозревала, что она такой профессионал и что сдает её посуточно. Она, оказывается, берет у людей квартиры и сдает на сутки, так зарабатывает. Обманным путем в доверие входит, изображает, какая она порядочная вся.
О том, что в квартире кого-то задержали, я узнала только через два дня, когда она была уже опечатана. Рассказывают, эта пара - они любят друг друга и давно встречаются, ну, они снимут квартиру, переночуют и потом обратно сдают. На сутки снимают. Их задержали те же самые оперативники, которые обнаружили «притон» у дочери Каромат-опы. Самое интересное, задержанные парень с девушкой рассказали, что они только зашли, еще трех минут не прошло, еще они не сняли ничего с себя – и за ними уже пришла милиция. Это они сами рассказывают.
Никаких доказательств существования притона у милиции, кроме собственных признаний задержанных, не было. Никто же не говорит, когда он хочет снять квартиру: «Я хочу её снять, чтобы иметь там близкие отношения». Любой скажет: «Я хочу снять квартиру», без лишних уточнений. А в материалах следствия написано, будто этот человек позвонил Гузали Абдувалиевой и сказал: «Я там буду именно этим заниматься». Это же абсурд! Еще дела нет, суда нет, но они сразу же признаются: «Да, мы сняли квартиру, чтобы именно этим заниматься».
Но ведь нормальный человек не станет об этом [во всеуслышание] заявлять. Он скажет: «Нет, мы хотели просто посидеть, побеседовать». Но они сами подчеркивают именно этот момент. (С поличным их не поймали, тем не менее по неизвестной причине они дают нужные следователям показания. – авт.)
Гузаль Абдувалиева такими делами занимается постоянно, это мы поняли уже во время следствия и суда, когда вынесли приговор. Чувствуется, что она сотрудничает с милиционерами - она приходит в милицию как к себе домой, всех там знает и уже третий раз по этой статье попадает под суд, причем второй раз в Мирзо-Улугбекском районе.
Я в первый раз была в РУВД, потом в суде, и я находилась, конечно, в шоковом состоянии. Следователь Сардор Рахимов фабриковал дело, делал всё для того, чтобы отнять у нас квартиру. Он вел оба наши дела (по «притонам» в квартирах Наимы Абдукаюмовой и родственников Наргизы Шоалиевой. – авт.). Это одно уголовное дело - дело Гузали Абдувалиевой. Мы по нему проходили как свидетели, но в результате квартиры отобрали у нас, как будто это мы преступники. Хотя эта Абдувалиева столько раз сказала на следствии и суде, что она нас обманула. Мы - обманутые люди, но при этом еще и отдаем свою собственность.
Следователь знал, что эта квартира принадлежит не мне, что я сдала ее на основании доверенности. Но он ни разу не позвал для объяснений законного владельца квартиры, даже не искал его, - Сардора Рахимова это не интересовало. Ему надо было как можно быстрее подготовить все документы и передать их в суд, чтобы квартиру забрали. И в суде тоже судья не спрашивал, кто её хозяин. Всё наше дело рассматривалось в один день, у нас с Наимой Абдукаюмовой был один следователь, один судья, всё одно. А мы проходили как свидетели, в итоге у нас отняли квартиры, как «орудия преступления».
Настоящий её владелец, Махмудов, вообще был не в курсе происходящего. Потому что я не ожидала, что будет такой конец. Думала, что раз я её сдала, то меня и оштрафуют из-за того, что я не заключила вовремя договор об аренде, я выплачу штраф, потом верну квартиру хозяину и скажу, что больше не буду с ней связываться. И я хозяевам квартиры не сказала о происходящем, не поставила их в известность, я сама не ожидала такого поворота. Но суд взял и конфисковал квартиру. По рыночной стоимости она оценивается примерно в 45 тысяч долларов. В результате хозяин, ни в чем не виновный человек, лишился единственного жилья. При этом у нас есть закон, что государство охраняет неприкосновенность нашей собственности.
В прошлом году ее отобрали окончательно, примерно в августе. Кто-то в ней сейчас ремонт делает, то ли чтобы жить, то ли готовит к перепродаже».
Алексей Волосевич, Ташкент, специально для «Ферганы»