Los Angeles Times: как убийство Немцова привело Путина на перепутье
По его мнению, в дискуссии вокруг этого преступления отсутствует "вопрос о том, является ли российская политическая система менее стабильной, чем принято считать". Шокирующим убийство Немцова делает то, что откровенное насилие по отношению к видным политикам стало в России довольно редким явлением, пишет Стронски, упоминая покушение на Чубайса в 2003 году и убийство высокопоставленного чиновника ЦБ в 2006.
"В России 1990-х - начала 2000-х годов царили политическое насилие и нестабильность", - вспоминает автор. "Путин, предположительно, изменил это все. Сейчас в Москве не так опасно, как 20 лет назад, хотя она и остается местом, связанным с риском для работы журналистов и правозащитников", - говорится в статье.
"Свидетельствует ли смерть Немцова о возвращении к прежнему уровню политической нестабильности в России, которую Кремль спровоцировал, но, вероятно, больше не может контролировать? Проблемы, похожие на проблемы 1990-х, вернулись, и появилась необходимость в козлах отпущения", - рассуждает бывший политик, упоминая излюбленное выражение Кремля о "пятой колонне".
"Насилие на Украине заслонило собой другое назревающее в России противостояние, связанное с генеральным направлением движения страны. Многие представители российских элит - и не только либералы - были недовольны решением Путина вернуться на пост президента в 2012 году. Их неудовлетворенность возросла, когда начался украинский конфликт, поскольку они видят финансовый и репутационный ущерб от него, а также дестабилизирующее воздействие на Россию", - пишет Стронски.
Их ропот переходит из частной во все более публичную сферу, на фоне их противостояния со сторонниками войны, полагает автор. Некоторые члены провоенной фракции называют своих противников внутри российской элиты опасной "шестой колонной" - предположительно более вероломной, чем "пятая колонна", из-за их негласных попыток ослабить конфликт, говорится в статье.
"Немцов не был непосредственным участником этих разногласий в элите, но у него, безусловно, были связи с людьми, которые таковыми являлись. Его убийство - это предупреждение не только оппозиции, но и тем членам элиты, которые ставят под вопрос нынешний путь России", - считает Стронски.
Пол Стронски | Los Angeles Times
"В России 1990-х - начала 2000-х годов царили политическое насилие и нестабильность", - вспоминает автор. "Путин, предположительно, изменил это все. Сейчас в Москве не так опасно, как 20 лет назад, хотя она и остается местом, связанным с риском для работы журналистов и правозащитников", - говорится в статье.
"Свидетельствует ли смерть Немцова о возвращении к прежнему уровню политической нестабильности в России, которую Кремль спровоцировал, но, вероятно, больше не может контролировать? Проблемы, похожие на проблемы 1990-х, вернулись, и появилась необходимость в козлах отпущения", - рассуждает бывший политик, упоминая излюбленное выражение Кремля о "пятой колонне".
"Насилие на Украине заслонило собой другое назревающее в России противостояние, связанное с генеральным направлением движения страны. Многие представители российских элит - и не только либералы - были недовольны решением Путина вернуться на пост президента в 2012 году. Их неудовлетворенность возросла, когда начался украинский конфликт, поскольку они видят финансовый и репутационный ущерб от него, а также дестабилизирующее воздействие на Россию", - пишет Стронски.
Их ропот переходит из частной во все более публичную сферу, на фоне их противостояния со сторонниками войны, полагает автор. Некоторые члены провоенной фракции называют своих противников внутри российской элиты опасной "шестой колонной" - предположительно более вероломной, чем "пятая колонна", из-за их негласных попыток ослабить конфликт, говорится в статье.
"Немцов не был непосредственным участником этих разногласий в элите, но у него, безусловно, были связи с людьми, которые таковыми являлись. Его убийство - это предупреждение не только оппозиции, но и тем членам элиты, которые ставят под вопрос нынешний путь России", - считает Стронски.
Пол Стронски | Los Angeles Times