"Мать в тебе души не чаяла, а ты ее бросила!.."

— Я просто не понимаю, как можно в тридцать два года быть такой безалаберной! — сердится моя знакомая, Варвара. — У матери давление двести пятьдесят пять! Звоню сестре — говорю, Машка, бросай все, беги к ней, скорую вызывайте! Срочно, это не шутки! А она мне отвечает — а я, говорит, не могу сейчас все бросить, у меня младший болеет, а муж на сутках. Сменится вечером, придет домой, там посмотрим!..

 ... Вот уже семнадцать лет Варвара живет в Москве — приехала в столицу из далекого городка в Иркутской области одна, без знакомых и друзей, с небольшим чемоданом в руках и десяткой на все про все в кармане. Пробивалась сама, и первые полгода столичной жизни ей было просто неимоверно тяжело. Работала и курьером, и уборщицей, и промоутером — причем, часто всеми тремя в один день, ночевала в подсобках и хостелах, ела через раз. 

Впрочем, успокаивала себя тем, что дома было бы немногим лучше. Здесь, в столице, хоть работа есть — пусть тяжелая, не престижная, но ее много. И деньги за эту работу платят хорошие, не то что в регионе...  

К тому же в своей родной семье Варя с детства чувствовала себя не особенно нужной. Особенно после того, как мать во второй раз вышла замуж и родила Марию. Сама Варвара была ранним ребенком, появившимся, как это часто бывает, нежданно-негаданно, и росшая «на перекладных», по яслям, лагерям и продленкам. 

Отношение же к младшей сестре, по мнению Варвары, у матери было совсем другим.

— Мать ей в попу дула с самого рождения! «Машенька, доченька»! Ни чихнуть, ни заплакать не давала! Игрушки ей скупала, сладости... У меня было одно-единственное платье с пятого по десятый класс. Не знаю, как так можно! Растягивалось, наверно, на мне по мере роста. А у Машки — целый шкаф одежды!..

В общем, Варвара ни минуты не жалела, что уехала с малой родины.

Тем более, что через полгода столичных мытарств жизнь ее постепенно наладилась — Варвара нашла неплохую работу, сняла комнату, стала копить деньги на первый взнос, чтобы купить квартиру...

Сейчас Варваре почти сорок пять, с ипотекой она расплатилась год назад, став собственницей однокомнатной московской квартиры в новом доме с окнами на МКАД. Работает, правда, с переменным успехом: сногсшибательной карьеры как-то сделать не получилось, хотя она очень старалась. А теперь уже сложно. Конкуренция в Москве просто огромная, и давно уже на пятки наступают юные, красивые, беззаботные, к тому же согласные на все.

С личной жизнью тоже глухо; у Варвары ни мужа, ни детей. Сначала было не до того, выжить бы, а потом не складывалось. Еще года четыре назад Варя думала «родить для себя», но потом отказалась от этой идеи.

— Зачем? Продлить род? Его вон Машка продлила успешно — у нее в тридцать два года уже трое, мал мала меньше! — говорит Варвара.

Мария так и живет в том самом провинциальном городке, где и родились сестры. Живет от матери в десяти минутах ходьбы. Вышла замуж, действительно, родила троих. Муж ее работает в службе охраны местного градообразующего комбината. Это считается, отлично устроен, многие завидуют. Зарплата смешная, но у многих в городе и такой-то нет. 

Честно говоря, Варвара на сестру смотрит с осуждением — нарожала ораву непонятно зачем, непонятно от кого, в ужасных условиях, чего ради?

А еще старшая сестра злится, что младшая никак не может мирно общаться с матерью. Конечно, мать их человек непростой — властный, авторитарный, раздражительный, в свое время ни с одним мужчиной не ужилась, а сейчас, в старости, ее вредность еще усилилась. Но это же мать!

— Мать звонит мне по телефону, плачет! — рассказывает Варвара. — Машка общаться не хочет, разговаривает сквозь зубы, дерзит! А я думаю — вот так в жизни и бывает! Надо было больше в попу дуть любимой доченьке... А теперь и вообще! У матери давление такое, что ее сейчас разорвет, а эта краля пальцем пошевелить не хочет. Пусть, говорит, в скорую звонит. А мать уперлась — не надо мне ничего, никого вызывать не буду, умру, похороните... 

Варвара беспомощно разводит руками.

— Я говорю, Машка, если мать сейчас инсульт шарахнет, это только из-за тебя! Ты дочь или кто? Сто девяносто давление — это уже криз, а тут за двести пятьдесят! Надо в больницу! Сама мать скорую вызывать не будет, ты же ее знаешь!.. А она мне — отстань от меня, это, говорит, и твоя мать тоже. Вот приезжай и вызывай ей скорую!.. Нет, ну она в своем уме вообще? Мне что, теперь брать билет на самолет и за пять тысяч километров лететь, чтоб скорую вызвать?

— Ну она же сказала, что ребенок болеет? Тем более, трое детей на руках. Может, и правда не выйти из дому? Вечером муж придет с работы, тогда она займется матерью...

— До вечера ждать нельзя, неужели непонятно! Ой, ей идти там через две улицы, на дворе не декабрь к тому же, в тапочках можно добежать!.. Я ей говорю — скотина ты, Машка, вот и все! Бросила мать! Она в тебе души не чаяла, а ты!.. Ну ничего, дождется — ее дети с ней так же поступят! Будешь лежать одна, никто не подойдет!.. Все возвращается бумерангом!

***

А как считаете вы, имеет ли моральное право старшая сестра, «москвичка», в такой ситуации упрекать младшую за нежелание «бросить все и бежать к матери»? Младшая действительно моральный урод?

Старшая молодец, что так переживает за родительницу?

Или старшая — ничем не лучше, по большому счету? Самой ей даже мысль о том, чтобы кинуться к матери «за пять тысяч километров», кажется дикой.

Считаешь, что мать действительно нуждается в помощи — помогай, причем тут сестра. А не можешь помочь или не хочешь, так нечего лезть с советами и требованиями к третьим лицам. Тем более, у младшей наверняка свои отношения с матерью и своя правда...

А вы на чьей стороне? Что думаете?

Этот и другие материалы вы сможете найти на моем канале Яндекс.Дзен. Заходите на огонек!