Расчет "Утеса" : она, Елена «Мел», муж и сын.

Главные ценности для Лены — семья, род и правое дело предков. Защищали Родину ее деды и прадеды, то же самое делает сейчас вся семья — сама Лена, ее муж, сын и бывший муж, рука об руку. Сама себя «Мел» сравнивает со скифской бабой, сильной, верной, умеющей быть и матерью, и женой, и воином. На прощание мы сфотографировали Лену на Красной площади, откуда уходил на Великую Отечественную Войну ее дед.

Лена, расскажите свою краткую биографию, пожалуйста.

— Я родилась в Донецкой области в городе Горловка. Горловка стала северным форпостом ДНР и сейчас, к сожалению, подвергается массированным обстрелам. Там я жила и училась. Профессий и образований у меня много, все не буду рассказывать. В Артемовске получила диплом преподавателя по классу скрипки, сейчас это территория, оккупированная украми. Но скрипочку давненько не брала в руки, в последнее время больше играла на фортепиано. Воспитывала детишек, готовила выпускную группу по специальности художник-оформитель витрин и художник-декоратор по дереву.

Когда на Донбассе прошлой весной начались митинги, протестные движения, я принимала в них активное участие, готовила референдум, много выступала на публике. У меня просто сердце разрывалось от происходящего, я поняла что не смогу сидеть дома и смотреть на это все по телевизору. Мой сын собрался на войну, и мой муж тоже, и мы всей семьей поехали в Славянск. Мы решили посмотреть, как же там на самом деле, тогда уже были видеокадры, что в Славянске танки.

Это было 24 апреля, самые первые пробы ополчения. Мы переночевали на блокпосту с ребятами, у них тогда даже оружия не было никакого, стояли с битами, дубинками, кто с чем мог. Товарищ моего мужа из Славянска привез ППШ 1942 года с 6 патронами, эхо прошлой войны. И это было единственное наше оружие на тот момент. Тогда же был первый налет укропов. В Славянске уже ощущалось начало войны. Очень сильно на нас повлияло обращение Игоря Стрелкова, и 25 мая мы снова приехали в Славянск, а на следующий день уже были в селе Семеновка, где начался наш боевой путь. Там мы пробыли до отступления из Славянска, там же я получила контузию средней тяжести, после чего меня отвезли в Донецк, хотя я и сопротивлялась.

Но 1 июля я опять была в Семеновке, 5 июля мы отступили, приехали в Донецк и выдвинулись в район Саур-Могилы, после были на сопке в Петровском, потом в Мариновке. Это, наверное, самое тяжелое время, там мы были в полном окружении, но была оборонительная задача, стоять до конца. Потом отошли на Дмитровку, где были также разные боевые задания. Что делала в ополчении? Все, от боевых дежурств до приготовления пищи.



У нас был пулеметный расчет Утес, семейный — сын, муж и я. Муж – Владимир, позывной «Крамола», сын — «Юнга». С нами же воевал мой бывший муж, отец сына, его позывной «Матрос» (не тот, что воюет у отряде Моторолы – прим. ред), он получил георгиевский крест, за то, что, несмотря ни на что, в самые опасные моменты доставлял продукты по «дороге жизни». 5 августа получил ранение мой сын, одновременно погиб его товарищ. Я пропустила всю эту боль через себя как мать, смогла представить, что чувствует женщина, когда ее сын погибает. В результате закалилась, набралась мужества. Сейчас служу в военной комендатуре Донецка в звании прапорщика. В Москве нахожусь, чтобы решить проблемы со здоровьем и провести время с родственниками, которые живут здесь, также у меня проходят различные встречи, общение, собираю своих для ребят заказ — там самое необходимое. Мужики мои сейчас в Углегорске.

Во время войны я вела хронику, дневничок, хочу написать потом на основе него мемуары, есть что рассказать, как женщине и как бойцу. К тому же я всегда интересовалась историей Великой Отечественной войны, знаю, что Донбасс освобождался ценой больших потерь. Недавно обнаружила детскую книгу про события той поры в Мариновке, где я принимала участие в сегодняшних боевых действиях, и теперь ощущаю вдвойне и гордость, и ответственность. Мы продолжаем дело дедов, отцов и надеемся, что наш день Победы тоже настанет. Мои предки не воевали именно на Донбассе во времена Великой Отечественной, но военное дело для нас семейное. Мой дед уходил на фронт с Красной площади, у него много наград, он дошел до Берлина, мой прапрадед получил Георгиевский крест посмертно за битву при Порт-Артуре. На Донбасс в 1957-58 году из Москвы переехала моя мама, ей там понравилось, она встретила папу и 48 лет прожила на донецкой земле. Уже после смерти отца перебралась обратно в Москву, и сейчас тяжело переживает все события, ей тяжело, потому что все ее родные на войне, но она однажды сказала нам: «Вы в вечности заняли достойную нишу».

Ваш сын пошел в ополчение — это связано с особенностями семейного воспитания, как вы считаете?

— В нашей семье всегда свято чтились подвиги наших отцов и дедов. Сын и до войны всегда ходил в камуфляже, увлекался страйкболом. Когда он сказал: «Мама, я собрался на войну», я ему говорю: «Сынок, самое интересное, что я тоже собралась, пошли вместе». Хотя не принято, чтобы воевали бок о бок матери и сыновья, потому что это эмоционально тяжело. Но нам повезло, мы с ним, мужем и моим бывшим мужем вместе прошли горячие точки. Жаль, что мой сын получил тяжелую контузию, разрыв барабанных перепонок, осколочные ранения, но его в Москве прооперировали, и сейчас уже пошел на поправку, и снова в строю. Врачи сказали: «Твое лучшее лекарство — твой возраст». Совершеннолетие он встретил 18 июня в Семеновке, в боевых условиях.

А женщине не тяжело ли приходится на войне?

— Неправда, когда говорят, что на войне не страшно. Страшно, особенно, когда видишь врага, — это не передать словами, внутри все клокочет и трепещет. Но я всегда равнялась на наших женщин и хочу сказать, что среди них много тех, кто вступает в ополчение. Мы как настоящие скифские бабы, сильные, крепкие, которые идут всегда за своим мужьями, они и оружием очень хорошо владели. Я не считаю, что женщинам на войне не место, я иногда даже своим мужикам поднимала настроение, когда ситуация была совсем критическая, подбадривала их словом, улыбкой. Всегда старалась вкусно накормить, чего-нибудь придумывала, даже если было туго с продуктами. И сестрой была им, и матерью, и боевым товарищем. Сейчас вот привет из Углегорска мне передают, говорят, что им меня не хватает.

Как видится происходящее на Донбассе отсюда, из Москвы — и вам, и тем, с кем довелось пообщаться?

— На самом деле, я вижу здесь очень большое количество патриотически настроенных людей, которые в курсе всего происходящего на Донбассе. Они постоянно отслеживают информацию в Интернете, вникают в суть, так как то, что показывают в ТВ-новостях, дает только общую картинку, я это вижу. Я очень рада, что нас поддерживает основная масса — не в количественном, а качественном плане. Дело в том, что один идейный, порядочный человек, который стоит за правду и совесть, стоит сотни планктона. Я, может, грубо скажу, но планктона много — равнодушного, который плывет себе, у него в голове какие-то свои мыслишки вертятся.

А как вы относитесь к своему врагу? Видите ли возможности поставить их на правильный путь?

— Сейчас такое время, когда четко определяется, кто свой, а кто чужой, кто человек, а кто не человек. Они абсолютно переформатированы. Мы же тоже получали эту укроповскую информацию с экранов, но я же ее не воспринимала, а жаждала видеть и слышать другое. Да даже бойцы наши, которые из Киева — доказательство того, что мы ловили другие вибрации и сформировали другое мировоззрение. На их стороне бандеровские недобитки, а наши деды дошли до Берлина и они были не завоевателями, а всегда были освободителями. На самом деле надо знать историю, надо рыть ее, надо помнить дедов, чтить свои корни. А фашизм — это очень страшная штука. Мы же это все слышали и видели, как истребляли мирное беззащитное население. Это делали не люди, а двуногие существа. Это зараза, которую нужно просто искоренить и уничтожить. Я бы такую параллель провела — когда принимаешь обезболивающую таблетку, боль вроде бы проходит, а проблема остается, и тут тоже надо глубже работать. Поэтому не понимаю, когда отпускают пленных, а они потом возвращаются и, не скрываясь, бравируя, в интервью говорят об этом. Но командованию виднее. Главное, чтобы это побыстрее закончилось. Мне обидно за всех своих погибших товарищей, для меня смерть любого бойца — как острие в сердце. Я бы не сказала, что мной движет чувство мести. Есть очень хорошее слово — возмездие. Поймите, ненаказанное зло усиливается, и принцип «подставить другую щечку и простить» меня не устраивает. Идет естественный отбор и лучшие люди становятся самыми лучшими, а худшие, не использовав шанса, пропадают.

Существует множество организаций, которые занимаются гуманитарной помощью, устраивают общественные мероприятия, есть ли необходимость в таком количестве инициатив, на ваш взгляд?

— Я считаю, пусть их будет много, но их работа должна быть результативной Это самое главное, поэтому не вижу ничего плохого. На Донбассе любая помощь нужна, несмотря на то, что многие покинули свои дома, многие остались — и это те, кому некуда деться и у кого ничего нет. Не знаю, как в дальнейшем все это будет восстанавливаться, у нас вся инфраструктура нарушена, если в послевоенное время в СССР был энтузиазм, то сейчас у всех разные идеологии, разные взгляды, и нет того народного единения, как было раньше. Но, как говорится, «нас мало, но мы тельняшках» — восстановим, отстроим.

Как вы, жительница Донбасса, участница ополчения, относитесь к новым минским договоренностям о мире?

— Политика есть политика, что тут сказать, тут даже комментировать нечего. И изначально было понятно, что именно их сторона соблюдать перемирие не собирается. Перемирия мы видели, знаем, как они проходили и чем они заканчивались.

Готовы ли вы, жители Донбасса, согласиться на компромисс, остаться в составе Украины, если сменится правительство в Киеве или произойдут другие изменения?

— Не хочу я никакой Украины, я ребенок Советского Союза. Моя мечта — чтобы был снова Советский Союз, поэтому хочется, чтобы все это восстановилось побыстрее. Везде на постсоветском пространстве есть патриоты, люди здравомыслящие. Я верю в победу, наше дело правое.

Откуда у вас награды? И расскажите обстоятельства своего ранения, пожалуйста.

— Это медаль за оборону Славянска. На самом деле, мы все время были в Семеновке, вместе с нашим командиром Дмитрием Жуковым, «Кедром». «Кедр» — самый лучший, самый добрый командир. Вот он, кстати, киевлянин — ответ на все вопросы, его же не переформатировали.

Это за боевые заслуги — за Мариновку. Вообще, Мариновка — это была такая решающая точка на Южном котле, если бы мы сдали позиции, тогда был бы конец всему, но мы выстояли, хоть и с потерями. Там как раз вышли бойцы после Степановки, я их откармливала и перевязывала.

Ранение получила, находясь в секретном окопе вместе с мужем, у нас шло дежурство по суткам, в то время очень усилился артобстрел, он не прекращался ни днем, ни ночью, все виды артиллерии применялись, как раз жестко этот квадрат бомбили. Нервы уже сдавали, думаю, если бы не были вдвоем с супругом, выдержать это было бы невозможно. Для меня очень важно, что на войне я была рядом с родными людьми. Еще у меня тогда внук должен был родиться, и я подумала, как же так, неужели не доживу до этого события, и вслух стала провозглашать, что все будет хорошо. И когда в трех метрах от нас «150-ка» разорвалась, меня контузило, может, потому, что я без каски была, но я держалась. Это был последний взрыв, и, когда я смогла уже выглянуть из окопа, увидела, что от зеленки остались одни обгорелые зубочистки. Когда уже пришла домой, стала терять сознание, вызвали полевого врача, который сказал, что нужно меня отправить в Донецк. Что тогда было — я сопротивлялась из-зо всех сил! Все равно я не смогла морально находиться в спокойном Донецке, где все гуляют, пьют пиво, едят мороженое и выгуливают собачек, и вернулась обратно в Семеновку.

Как это событие изменило ваше отношение к жизни и смерти? Что помогало вам выживать в бою?

— После контузии я еще больше почувствовала то, как прекрасна жизнь, что нужно дорожить каждой минутой, любить своих близких, стараться их не обидеть, потому что все может в одночасье закончится. Я и до этого на самом деле жизнь любила, но полюбила ее еще больше. Это было такое второе рождение, чудесный случай. Чуть-чуть левее и от нас бы осталось мокрое место. Я знаю, что смерти нет, есть лишь смена мерности. Но хочется быть полезным в этой рубашке, в этой оболочке принести пользу, выполнить свою миссию, я считаю, что если жизнь проходит эгоистично это неправильно. Я хочу жить не для себя, а для других. Я почитаю древний уклад наших пращуров, копное право, то, как они жили родом, друг другу помогали, каждый был занят своим делом и каждый был друг другу брат — это было хорошо. Есть еще заповедь «Возлюби ближнего как себя самого» — других заповедей и не нужно, если будешь соблюдать ее, будешь жить по-человечески, а у нас многие живут по принципу «хочу», в ущерб другим.

А если о ближайших месяцах, как вы думаете, будет новая Русская Весна?

— Опять-таки все зависит от того, как решат политики, а дальше будет выходить ситуация из-под контроля или нет. Вообще, по весне всегда обостряются боевые действия, начнутся все эти распутицы, грязь, которая осложняет передвижение техники. Не хочется прогнозировать. Все устали от войны, особенно мой народ, эта война отзывается в нас очень сильной болью. Если бы наступил Мир… Но вы понимаете, Мир это дело такое — если не покончить с фашизмом раз и навсегда, будут те, кто подхватят эту идею, и опять он будет возрождаться. Сейчас потомки недобитых бандеровцев творят то же самое, что и раньше, только еще и в более извращенной форме. Но в нас тоже течет кровь наших дедов. И это на самом деле пробирает до слез, это настолько свято. Я во время войны это ощутила, эти песни, фильмы военные… Особенно, песня Марка Бернеса «Летят журавли», я ее уже просто не могу без слез слушать…"

 

http://etoonda.livejournal.com/1250285.html