Начальника транспортного цеха мы больше не услышим

Ушел из жизни Роман Карцев. Атомный реактор его жизнелюбия, к которому мог в любой момент подключиться любой желающий, израсходовал запас прочности и перестал снабжать наш мир энергией мудрого, с лукавинкой юмора. И мир в одночасье погрустнел, в очередной раз признав, что незаменимые — ​существуют.

Артисты такого калибра и в прежние времена были, что называется, авторской ручной работой, а нынче их вообще больше не делают. И в том жанре, которому Карцев со товарищи отдали всю свою жизнь, это заметнее, чем в любом другом. Да и существует ли сегодня то, что благодаря им называлось высокой эстрадой? Карцев сам когда-то ответил на этот вопрос: «Сейчас все очень просто: не нужно думать или вдаваться в подробности, поржал — ​и пошел, как лошадь».

Рома Кац не собирался становиться артистом. Он им был. Просто по праву рождения. Как и его будущие соратники — ​Жванецкий и Ильченко. Для таких, как он, весь мир — ​большая сцена, где в любом случае отыщется место. Оно, собственно, и нашлось — ​в любительском театре Института инженеров морского флота, который для Одессы был примерно тем же, чем для Москвы студенческий театр МГУ. Более того, провидение позаботилось подыскать молодому дарованию «крестного отца»: с подачи Аркадия Райкина Кац превратился в Карцева, чтобы лучше запоминалось.

Под сенью патриарха советской эстрады перебравшееся даровитое одесское трио мужало и оттачивало мастерство. Но когда стало ясно, что могучая крона готова заглушить их собственный голос, они покинули родное гнездо ради свободного полета. Дуэт Карцев —Ильченко был неразлучен в течение тридцати лет. В лаконичность эстрадной миниатюры они умудрялись уместить целую жизнь. Как правило, не одну. И хохотавшей до слез публике порой даже в голову не приходило, что у произносимых ими текстов есть автор. Их диалоги западали в память мгновенно и оставались там навсегда, чтобы в нужный момент всплыть хлесткой репликой, сражавшей оппонента наповал. «Так что такое теория относительности? Все относительно», «Ставь птицу. Найдем», «Нету брезента, и не наливай». Ну и, конечно, как обойтись без раков, которые «вчера были по пять, но большие, а сегодня по три, но маленькие», и «начальника транспортного цеха».

Их концерты тайком записывали на магнитофоны, чтобы потом собирать «на них» друзей. Гастролей с нетерпением ждали разбросанные по миру соотечественники. Они играли свои миниатюры на чешском, румынском и иных языках, и зал взрывался от смеха. Кто после этого рискнет утверждать, что чувство юмора — ​свойство сугубо национальное.

Лишившийся партнера и друга, Карцев до конца своих дней ощущал фатальную располовиненность.

Ему хватило мудрости не пытаться войти дважды в ту же реку и сил, чтобы продолжать свое странствие в одиночестве. И театр «имени самого себя», как в шутку именовал свои сценические опыты артист, стал для его многочисленных поклонников и потрясением, и откровением.

Можно сожалеть, что он так немного успел сыграть в кино, но не лучше ли поблагодарить судьбу за то, что это было, — «Собачье сердце» и «Мастер и Маргарита», «Биндюжник и Король» и «Улыбка Бога», «Небеса обетованные», «Предсказание» и «Старые клячи».

Он был абсолютно народным артистом. И к этому можно больше ничего не добавлять. Один из его персонажей, старый еврей-портной, утверждал, что «если человек любит женщину, то его с ней не может разлучить даже такая серьезная неприятность, как смерть». В отношении любимых артистов этот закон тоже работает.

Фото на анонсе: Иван Мурзин/ТАСС