Три оттенка любви

Толя

Нельзя сказать, чтобы он женщин боялся, но как-то побаивался. Они всегда казались ему существами порядка высшего, более сложными, чем мужчины. А потому просто так подойти на улице к ней и начать разговор было для Толи так же невозможно, как встреча с Пушкиным, например. Да что уж там на улице! Вот, скажем, Лена живет этажом ниже. Уже несколько лет. Они здороваются всякий раз, когда встречаются. Случается даже, что перебрасываются какими-нибудь совершенно соседскими фразами, но не больше. Лена его дважды приглашала в дом, чтобы он помог ей справиться с упавшим карнизом и с текущим на кухне краном. Но это ведь ничего не значит, потому что мужчины у нее в доме нет. То есть нет, мужчинка, маленький такой, у-ж-ж-жасно симпатичный, есть. Это ее сын Ванька. Но ему пока только лет пять, и самое большее, на что его хватало в этих двух историях с устранением хозяйственных неполадок, так это сидеть на корточках рядом и подавать дяде Толе «шупопы» (это он так называл тогда шурупы) в первом случае и «кулюч гаевичный» — во втором.

После ремонтов этих пили чай на кухне, разговаривали, но опять же это ведь ничего не значило: Лена так благодарила. Ну не деньги же ей соседу предлагать было! И разговор за чаем был легкий, простой, но как-то вот перевести его в плоскость более близкого знакомства Толя не мог. Это у него с детства еще от мамы. Они с мамой жили, потому что отец погиб при пожаре на заводе, когда Толику и трех лет не было. Мама так замуж и не вышла. Растила сына. И очень боялась, что без мужского влияния вырастет из него черт знает что: полумужчина, полунаглец, получеловек и полуиждивенец. А потому научила Толю стирать себе носки и гладить брюки, еще когда он в детский сад ходил. А еще всегда говорила сыну, что самое важное в жизни — уважать женщин, потому что хамство для любой из них всегда бывает ранним. Ведь и для девочки, и для девушки, и для женщины, и для старухи одинаково горько, когда мужчина сквернословит при них или (этого быть, конечно, не может, но вдруг!) распускает по отношению к ней руки.

Вот Толя и помнил это всегда и боялся быть неверно понятым какой-нибудь из женщин, а потому даже после маминой смерти так один и оставался, хотя… 32, знаете ли, не возраст для мужчины, конечно, но это уже и не возраст для жениха.

Толя несколько раз собирался совершить поступок и предпринять первый шаг. Один раз даже цветы купил, чтобы с ними просто прийти вечером к Лене и поздравить ее… с чем-нибудь поздравить. Но в тот день Лены дома не оказалось, потому что она Ваньку водила к врачу, а очередь в поликлинике сами знаете какая. Назавтра цветы завяли, а вмести с ними увяла и Толина решимость.

Лена

После смерти мужа Лена ну просто убеждена была, что жизнь закончилась, и самое большое, что она может сделать, это вырастить сына настоящим мужчиной, который будет столь же бережно, как и Сергей, отец Ваньки, относиться к женщинам. Теперь Ванька стал тем самым, о котором гласит женская мудрость: «Идеальных мужчин на свете не существует, значит, рожу и выращу сама». В первый год после смерти мужа (автомобиль, скользкая дорога… авария) Лена просто глаз от земли не отрывала и каждые выходные ездила вместе с Ванькой на кладбище. Потом боль поутихла, и мир вокруг снова начал наполняться цветом, запахами и людьми, среди которых были даже очень симпатичные. Вот, например, сосед сверху, Анатолий. Он всегда подтянутый такой, аккуратный, даже не скажешь, что один живет и сам себя обихаживает. А когда улыбается Лене при встрече, то становится похож или на Жана Маре, или на мужчину с плаката социальной рекламы, где власти ратуют за крепкую семью. А потому рядом с ним на плакате всегда красивая русоволосая женщина и дети — мальчик и девочка. Мальчик уже есть…

Лена робкие попытки предпринимала, чтобы Анатолий на нее внимание обратил: дважды приглашала его в дом для какого-то мелкого ремонта. Но дальше так и не пошло. Ну как вот взять и ни с того ни с сего переступить ту грань, за которой люди становятся больше, чем соседи?!

Однажды она совсем уж осмелела. Поднялась этажом выше и позвонила в дверь к Анатолию, чтобы пригласить его на пирог, который она сама испекла в честь Ванькиного дня рождения. Дверь долго не открывали, а потом из квартиры напротив вышла соседка и сказала, что нет Толика, на кладбище он, потому что сегодня годовщина со дня смерти Елизаветы Петровны, матери его, славная была женщина.

«А если тебе чего нужно, Лен, по дому там, так давай Борька мой сделает», — продолжила соседка.

Но Лена отказалась, и пирог они с Ванькой ели вдвоем.

Ванька

А Ваньке жилось замечательно! Потому что утром, когда мама его будила, нужно было идти в детский сад, где его ждали Васек с Пашкой. И еще там была Оля. Ванька с ней еще ни разу не разговаривал, но два раза уже давал ей свою игрушку поиграть. И издалека наблюдал, как она со всех сторон рассматривала его экскаватор, а потом осторожненько катала его по полу взад и вперед. Затем взяла носовой платок и стала его протирать: и снаружи, и в кабине, и гусеницы.

А вечером, когда они с мамой из садика возвращались, очень подробно всегда друг другу рассказывали, как у них день прошел, и строили планы на ближайшие выходные. Иногда в подъезде они сталкивались с соседом дядей Толей с верхнего этажа. И встречи эти Ваньку радовали, потому что дядя Толя был веселым, всегда называл Ваньку стариком и спрашивал, как у него дела. А два раза дядя Толя даже к ним в гости приходил, чтобы отремонтировать карниз и кран на кухне. И Ванька ему помогал оба раза. Да так хорошо помогал, что перед уходом дядя Толя говорил, что без него ни за что бы не справился.

Иван как во сне помнил, что у него папа был, давно когда-то. Помнил, как отец брал его на руки и подбрасывал вверх. И как к своей колючей щеке прижимал потом и все говорил: «Сын… сын… сын…» И помнил, как от папы пахло табаком и одеколоном. От дяди Толи тоже так пахло… Потому и радовался Ванька, когда видел соседа в подъезде. И хотел, чтобы у них опять что-нибудь сломалось. А оно все не ломалось и не ломалось.

Тогда вечером в ванной Ванька взял да и уронил мамино зеркало. Специально уронил, чтобы разбилось. И когда мама на кухне спросила, что там у него случилось, то крикнул:

«Мам, у нас зеркало разбилось! Маленькое, которое с ручкой. Я сейчас сбегаю и дядю Толю позову, чтобы он пришел и починил…»

И, чтобы мама не успела его не пустить, тут же выскочил в прихожую, а там за дверь и по лестнице — на следующий этаж. Когда уже нажал кнопку дверного звонка и увидел дядю Толю, открывшего ему дверь, то в первый момент растерялся, потому что тот стоял в носках, фартуке и держал в руках сковородку с пригоревшей яичницей. Ванька набрал полную грудь воздуху и выпалил почти без остановок: «Дядь Толь! У нас зеркало разбилось — приходи его чинить. А потом мы будем пить чай. А потом ты на моей маме поженишься, а у нее яичница никогда не сгорает!»