Ильдар Ягафаров: «Сегодня единственный недоразвитый род культурной деятельности в Татарстане – это кинематограф»

«Самые хорошие фильмы, я думаю, снимут в 2030-х годах» Проходит у нас съемка в достаточно интересном месте, похожем на музей. Здесь выставлено оборудование 60–70-х годов. Это одно из немногих, если не единственное, помещение Союза кинематографистов Татарстана на сегодняшний день, так я понимаю? – Это и есть передвижной музей кинематографа. И это единственное помещение, которое нам выделило совместно с Министерством культуры Минземимущество РТ (в здании «Татаркино»). 160 квадратов, которые мы на сегодняшний день имеем как свое личное помещение. Требуется капитальный ремонт, но место есть. Это не Дом кино, но это место, где кинематографисты по крайней мере могут монтировать, собираться, складировать свои вещи. Состояние этого места достаточно грустное, если так можно выразиться. Бытует мнение, что форма союзов, творческих объединений устарела, что на сегодняшний день союзы являются мертвыми, неэффективными структурами управления и координации отрасли, «музеями». Как вы считаете, ушли в прошлое ваши времена? – Говоря о помещении, мы его выбрали сами для съемок, оно нам показалось фактурным. И это действительно ведь так. Что касается самого союза и того, о чем вы говорите… Конечно же, можно сказать, что союз процветал в советское время. Человек, который был членом союза, получал квартиры, мог получить право на льготную покупку автомобиля, очень много было льгот. Члены союза получали работу, гонорары за свои сценарии. Время поменялось, и если говорить сейчас о союзе, все зависит от нас. На сегодняшний день самое главное назначение союза – социальная направленность. У нас есть ветераны, которым нужно помогать. И вся эта работа не остановилась, она ведется: люди получают серьезную материальную помощь – до двухсот тысяч рублей, в этом нам помогает московский головной союз. Все социальные программы совместно с Министерством культуры, касающиеся санаториев, лечения, все это проводит союз. Это такая невидимая часть айсберга – работа, которую мы ведем. Другая функция союза – ассоциация профессионалов. Мы сейчас много работаем с молодежью, хотим, чтобы она к нам приходила не случайно. Для нас очень важно существование родословной, так скажем, после ВГИКа и других профессиональных учебных заведений. Мы хотим, чтобы появилась база для производства кино. Кроме как после ВГИКа к вам можно попасть другими способами? – Конечно возможно. У нас есть правление, состоящее из девяти человек. Мы принимаем совместные решения: в том году мы приняли Лешу Матросова – это молодой оператор, который в принципе не имеет ВГИКовского образования, но он талантливый оператор, мы решили, что нужно его принять в союз. И с другими ведем работу, скажем, Ильшат Рахимбай (режиссер), Рустам Рашитов (режиссер) – мы ждем, его документы лежат в Москве. Есть молодые ребята, которые должны быть в союзе. По поводу современной административной технологии союза – очень важно сейчас создать системную базу производства (кино). Мы попытаемся оттянуть на себя одеяло по части производства полнометражного игрового кино, все-таки системность какая-то должна быть. И союз в этом направлении работает. Фильм «Байгал» полностью снят на базе союза. Четыре документальные картины сняты, и в том году было четыре. Так что мы идем к этому. Из чего складывается бюджет союза, за счет которого вы финансируете проекты, – это помощь Союза кинематографистов России или членские взносы? – В основном мы можем полагаться только на наше правительство – это конкурс Министерства культуры РТ. У нас существует экспертный совет, поддержка правительства штатного расписания союза, оно сохранено. Деньги очень небольшие, но они есть, люди получают какую-то зарплату. 700 тысяч рублей в год – это очень мало, но мы и сами участвуем в различных проектах, например объявляются конкурсы в министерствах. Так что, как вы говорите, «музей», он активен. Ленин говорил, что важнейшим из искусств для нас является кино. Понятно, что сейчас этот лозунг устарел. На этом этапе находитесь и какие задачи стоят перед Союзом кинематографистов, чем вы занимаетесь? – Мы хотим донести мысль о том, что сегодня единственный недоразвитый еще род культурной деятельности в Татарстане – это кинематограф. Но появляются первые профессиональные ростки. Да, как это ни странно, в 2018 году в современном Татарстане появляются первые ростки. Наша задача – донести это до руководства. А я скажу честно, многие меня даже будут журить «вы постоянно деньги просите», но мы растем. Если так рассматривать кинематограф, то от первобытного человека мы доросли до средневековья. Самые хорошие фильмы, я думаю, снимут в 2030-х годах, когда у нас появится системность, подход. Пока мы – энтузиасты, и главная наша задача – чтобы нас услышали и появилась системность в производстве кино. «Я ушел от коммерции потому, что мне стало немножко тошно жить» Почему вы согласились возглавить союз, как вы к этому пришли? Вы же были действующим режиссером, как и сейчас, снимали картины. Что заставило взяться за эту общественную работу? – Хочу быть честным – меня никто не уговаривал, никто не просил. Я сам хотел стать председателем, потому что дело всей моей жизни – это кино, я другого делать не умею. Я прошел разные стадии жизни в кинематографе: был и частником, и работал в Москве на студии. К сорока годам у меня пришло четкое понимание того, что моя жизнь недолговечна. Я ушел от своих полнометражных фильмов, я не снимал профессиональное кино. А как нужно было к этому стремиться? Я видел, что есть у нас союз кинематографистов. Когда я выдвинулся, действительно выборы были очень бурные, и меня поддержали члены союза, это действительно была борьба. Пришел я потому, что тоже хочу влиять на этот процесс. Я в этом процессе понимаю, пришел не со стороны. Наверное, поэтому коллеги поддержали. Я ушел от коммерции потому, что мне стало немножко тошно жить. Я понимал, что я попадаю в такой ранг, когда окажусь коммерческим режиссером, которому не будут давать снимать полнометражное кино. Конечно же, мне помогает то, что я стал председателем: открываются двери. У меня есть «погоны» председателя, мне не могут отказать. Абсолютно честно говорю, зная своих коллег, свои знания: свою энергию хочется вложить в социальные проекты. Я ни один социальный проект не уронил, все, что у нас было, мы восстановили. Основная наша задача – это Дом кино, он нам нужен обязательно. Без Дома кино не происходит централизация всех кинематографистов Татарстана. Мы сидим в этом помещении, скажем честно – это склад. А других нет. Мы сейчас воюем, капля камень точит. Мы должны об этом говорить, должны обращаться к нашему министру, к нашему президенту: «Нам нужен Дом кино, ребята». У нас есть хорошие идеи: там могут быть мастер-классы, детская киношкола, может быть музей, показы авторского кино. Но это обязательно нужно. Кино – самый современный вид искусства. В Татарстане его – нет. Надо же уметь презентовать свои идеи, свой продукт. У нас руководство очень продвинутое, они понимают, что идеи и люди, которые могут воплотить в жизнь. Им нужно помогать, финансировать. Вспомните, фильмы разные снимались и с разной степенью удачливости – тот же фильм «Сокровища озера Кабан», когда москвичи приезжали снимать. Разные отклики он получил с художественной точки зрения, но, тем не менее, поддержка республикой была оказана. Кто у вас генерирует идеи, способны ли вы сделать презентацию и доказать, что это необходимо? Хороший вопрос. Все это происходит сейчас очень хаотично. Например, я, моя команда – режиссеры, сценаристы, продюсеры – мы написали сценарий. На сегодняшний день я открыто говорю, как он называется («Живы ли вы?»). Только я иду и презентую его в Правительство РТ. Какой-то системы конкурсной пока нет. Есть система конкурсов сценариев, и туда подаются все. Мне кажется, что в министерстве нужно разработать конкурс готовых сценариев. И по тем, кто выиграет первые места, нужно запускать проекты. Может быть, я немного путано сказал, но, к сожалению, у нас как происходит: кто-то что-то придумал, прибежал в правительство, с кем-то там знаком, через какие-то руки, кабинеты прибежал и ждет, «рыбачит». Вытащил деньги, где-то втихушку снял, как снял – не понятно. Фильм появился – два-три показа, и нет фильма. Все же возвращаемся к понятию системность, все же нужно создавать киностудию свою. Все равно, конечно, будут частники, но государственная киностудия должна быть. Правительство должно закачивать финансирование в студию, а студия должна отбирать сценарии, которые будут сниматься. «Башкирия 100 миллионов нет-нет, да и выделяет на производство своих фильмов» В апреле этого года пост министра культуры Татарстана заняла Ирада Аюпова. Вы уже с ней разговаривали на эту тему? Каков ваш посыл новому руководству? – С Ирадой Хафизяновной мы разговаривали, и у нас есть понимание, чему я очень рад. Она понимает, что сегодня кино надо поднимать. Но как поднимать – это вопрос, который должны ставить мы. Разные есть источники информации. Мы гнем свою линию. А она уже должна лоббировать ваши интересы дальше? – Мне кажется, что она уже начала это делать. Первое выступление в Госсовете РТ по кино, которого не было никогда, сделала Ирада Хафизяновна. Она во всех интервью говорит сейчас про кинематограф. Мы большую надежду питаем, потому что она человек, который знает, как выстроить команду. И мы надеемся, что мы войдем в эту команду по производству кино. Сколько денег вам нужно для счастья – для реализации всех ваших «хотелок» с Домом кино, студиями? Сколько должен выделять бюджет в год? – Если говорить только о производстве фильмов, нужно запускать три-четыре полнометражные картины в год. Потому что, во-первых, должна быть конкуренция, во-вторых, люди должны быть в работе. У нас ни одного рабочего места кинематографиста в штатном расписании нет. Они могут зарабатывать только в процессе кинопроизводства. Бюджет одной картины – около 20 млн рублей. То есть 80 млн рублей, плюс 10 добавим на организацию околопроизводственного процесса, и, я думаю, что порядка шести-семи короткометражек должно выходить для молодых, а это не меньше 500 тысяч рублей. То есть в сумме – 100 млн, на сегодняшний день – абсолютно адекватная сумма. Например, Башкирия 100 млн нет-нет, да и выделяет на производство своих фильмов. А у нас сколько выделяется сейчас? – Официально 8–9 миллионов на конкурсы документальных и игровых фильмов, но там в этих восьми млн порядка десяти фильмов. И плюс еще кто-то «порыбачит» в Правительстве РТ? – Я выразился достаточно фамильярно. Но мы, кинематографисты, иногда видим, что люди заходят случайные… И берут. То есть официально 10 миллионов? – Да, 10 миллионов. Но тут не надо лукавить, нам же помогают. Я могу говорить о себе: «Байгал» ведь отдельно был профинансирован, нас поддержал Президент РТ, Лейла Ринатовна Фазлеева, помощник Президента РТ, поддержала нас, ей эта идея понравилась. Мы, конечно, долго ждали, но нужно благодарить за это, деньги были немаленькие – порядка десяти миллионов было выделено отдельно на «Байгал». «Первого ноября начинается прокат «Байгала» – как ни странно, в Бурятии» «Байгал» сняли, пошла раскрутка «Муллы», «Байгала». Ленты дебютировали, катаются по фестивалям. Можно говорить о том, что татарстанский кинематограф переходит на качественно новый уровень. Что дальше – наметилась ли тенденция? – Мне кажется, что 2017–2018 годы – переломный момент. Вы говорите, «катаются по фестивалям». Они не «катаются по фестивалям», мы рекламируем татарстанское кино во всем мире. У нас есть уже контракты на покупку телевизионными компаниями, то есть человек в Китае, в Египте или в Аргентине может увидеть нашу картину. Кино снимается долго и дорого, но мгновенно попадает во все точки мира через телевизионные каналы. Мне кажется, что процесс уже начался. С 3–4 декабря в прокат выходит картина «Мулла». У нас был прецедент еще за два года – «Семейные хлопоты» Алексея Барыкина тоже был в прокате. Это первые шаги, мы пробуем прокат. Это очень сложно на самом деле, нас не так-то и хотят впускать кинотеатры. Почему? – Потому что отношение предвзятое: кто пойдет смотреть татарстанское кино? И когда у нас вдруг случилась премьера в «Синема 5», (закрытый показ художественного фильма «Байгал» состоялся 11 апреля 2018 года), у них были глаза кругом. У нас есть своя публика, которая хочет смотреть кино на татарском языке, пусть немного, пусть два-три сеанса, но она есть. И для этого в прокат надо выходить. Куда двигаться? Опять же, кинематографист должен снимать то, что любит, то, в чем понимает. Просто нужно давать всем клич, разговаривать, не сидеть на месте, а разговаривать с Правительством РТ. Другого спонсора не будет. Татарское кино можно снять только на татарские деньги и с татарским режиссером. Это мое личное мнение, пока я так думаю, хотя это и может кому-то не понравиться. В Татарстане запущены съемки фильма по роману Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» для телеканала «Россия 1». Не испытываете ли вы профессиональной зависти – москвичи снимают картину о татарах, да еще и по книге казанской писательницы? – Абсолютно никакой зависти нет. Это было у меня лет десять назад, такая амбиция, что «вот, как же так, заходят москвичи, и мы тут никак не участвуем». Но с другой стороны, любая команда – отдельный мир, это их мир. Они молодцы, и для нас это большой плюс, что у нас снимается такое кино, наши люди работают у них, получают зарплаты. Ну, я никак не могу войти в «Россию 1», у меня другая задача – делать татарстанское кино. Я звонил продюсерам, они – мои знакомые, говорил: «Сделайте, пожалуйста, как-нибудь, чтобы наши участвовали». Но, к сожалению, москвичи приходят: приехали, сами заработали, уехали. К этому надо нормально относиться. Скорее всего, мы тоже, когда окрепнем, будем делать так: зачем нам кого-то приглашать, ведь команда – это вещь, которая складывается годами, это как большая семья. Татарстанское и татарское кино – в каких отношениях для вас существуют эти понятия, какое из них для вас ближе? – Да, со временем это приходит. Скажу откровенно – для меня сейчас ближе татарское, потому что, кроме нас, этого никто не сделает. Но «татарское» не означает лишь замкнутый круг татар. Татарское кино как грузинское кино, как армянское кино, казахское кино – этот цветок должен расцвести в мире кинематографа именно как «татарское кино», это моя личная задача. Многие говорят: «Вот вы, татары, татарское кино снимайте, вы забыли про русское кино, про докапиталистское». Нет, не забыли, но, кроме нас, никто не сделает татарское. Вот «Бибинур» – отличный фильм, опять буду размышлять со своей точки зрения, внутри много «нетатарского». Эти нюансы чувствовать, наверное, можем только мы в своем доме, со своими бабушками-дедушками, со своими колыбельными, со всем тем, что впитали с молоком матери. Я попробовал пригласить известного актера московского, ну здорово – якорь (Владимир Вдовиченков исполнил эпизодическую роль в фильме «Байгал»). Но сейчас – нет. Сейчас важно найти своих таких актеров. Важно делать звезд, кинематограф не может без звезд. Мы пока пользуемся нашим татарстанским театром, наших «киношных» звезд нет. Но к этому надо идти. Человека должны узнавать на улице. Если его узнают на улице – значит, идут в кинотеатр. Система производства звезд должна быть. Мы должны своих снимать так, чтобы люди сказали: «Посмотрите, как он сыграл в кино», чтобы до слез. Пока мы очень формально пользуемся нашими актерами. Для больших ролей нужны опять же настоящие сценарии. А у вас есть настоящие сценарии? – У нас есть сценарий, он называется «Живы ли вы?». Такое интересное название… Татары здороваются – «исямисис». И никто не задумывается, что это значит. А ведь это народ говорит: «Живы ли вы?» И мы на эту тему «жив ли ты, татарский народ» написали сценарий. Маленькая татарская семья, а татары живут всегда кучно, они собираются на сабантуи, говорят друг другу красивые слова, пьют водку, закусывают, и разъезжаются. И тут происходит в семье трагедия: один человек заболел раком, и нужно помочь отправить его лечиться в Германию. Начинается переполох. Вот об этом фильм. Я хотел бы анонсировать это как сценарий. Он уже готов. Кого бы из ведущих актеров того же Камаловского театра вы видите в качестве главных звезд? – Пока еще три-четыре человека у меня стоит перед глазами. Назвать какую-то фамилию пока сложно. Скажу лишь, что Фарид Бикчантаев (главреж Камаловского театра) взял на постановку наш сценарий. Это очень приятно. Вы увидите, на афише написано: спектакль «Исямисис» Мансура Гилязова. «Витала у нас идея сделать фильм о теплоходе «Булгария» В российском кинематографе уже есть история яркого перевоплощения комедийного актера – Нагиев в картине «Непрощенный». В целом он справился, как вы считаете? – Справился. Если коротко говорить, для меня опасны эти темы. Они настолько кровью брызжут… И на эту тему сделать кино… Просто витала у нас идея сделать фильм о теплоходе «Булгария», есть сценарий очень хороший. Но настолько там все живо, живы люди, жива история. Как они будут выкручиваться, не знаю. Ведь можно снимать фильмы, когда есть стихийное бедствие, от природы, когда человек не виноват. А тут человек сам виноват. Популизмом попахивает? – Да, использование темы для того, чтобы люди пришли в кино и поплакали. Но я как человек, у которого есть дети, к таким темам очень настороженно отношусь. Вы не считаете, что сильная эмоция – это и есть самый короткий путь к осознанию каких-то процессов, которые происходят в мире? – Для меня важна сильная тонкая эмоция, чтобы пройти тонким путем к человеку, чтобы его всколыхнуло. Я понимаю, что, наверное, о Беслане надо снимать, но документалистика была бы там более уместна. Я уже ухожу в размышления… Мы для этого и собрались. События последних дней, я имею в виду то, что произошло в Керчи, у вас такой же взгляд на них? Это становится уже историей, которая повторяется неоднократно. – Ужасно. После этих историй бежишь скорее домой обнять своего ребенка. Когда у тебя в голове возникает мысль о том, что родители с утра отправили взрослого 18-летнего ребенка и потеряли его. Растили всю жизнь. Это не просто трагедия, это кошмар. Об этом, наверное, надо говорить, но не сразу. Мне кажется, так сильна боль тех людей… Когда ты снял фильм, помимо того что ты рассказал историю, ты ведь еще имеешь в виду прокат – что ты заработаешь, станешь чуть богаче. Вот поэтому мне начинает сильно не нравиться, когда берут эти темы. Ведь эту тему взяли для того, чтобы заработать. Нагиев – гениальнейший актер, актер очень большого формата, я не берусь судить, молодец, что снялся. Я просто хотел сказать, что люди на этом зарабатывают. Надо быть с этим аккуратнее. «Прекращать нужно говорить себе неправду» Какие темы вам близки, о чем вы бы хотели сказать и что уживалось бы с вашими моральными принципами? – Конечно, мне близко авторское кино. В данном случае это такие повести, кинороманы. Сейчас я хочу в этом фильме проанализировать нас, татар, насколько мы честны (проект «Живы ли вы?»). Мы ведь как хронические алкоголики – не признаемся, но сами это делаем. Мы запутались: например, мы снимаем кино и не можем показать сцены застолий. Это странно, ведь когда приезжаешь в деревню, первым делом наливают рюмку водки. И это нормально, мы светский народ. Кино должно проникать в тайны семьи, по-другому – никак. Если какая-то обнаженная сцена – куча негатива, и немногие актеры соглашаются, нужно брать непрофессионального актера. Мы в каких-то таких тисках находимся. Мы с Лешей Барыкиным (татарстанский режиссер-документалист) говорили, он мне сказал очень правильную фразу: «Мы какое-то несмелое кино снимаем и от этого очень сильно страдаем». Все говорят: «Ой, какие мы все красивые, хорошие», а сами на эти фильмы не идут. Потому что там драматизма нет никакого, там не на что смотреть. В кино так не бывает: в кино обязательно надо кого-то убить, есть «хороший» и «плохой», это драматургия. Поэтому прекращать нужно говорить себе неправду. Приведу пример. Проблема номер один: когда ты находишься в городской среде, очень сложно говорить на татарском. Я хотел бы это сделать на экране, но это будет немножко неправда. Из-за этого создается неправдивая среда. Потом, среди татар происходит раскол. Извините, я применю это слово «татарская интеллигенция», которая в первом-втором поколении вышла из деревни и очень хорошо знает татарский, она глумится над татарами, которые не очень хорошо знают свой язык. Но мне кажется, нам сейчас, татарам, на этой теме разделяться нельзя, надо друг друга прощать. А в кино это может сработать, потому что это более высокий технологический уровень подачи материала. В кино должно быть все, но на татарском, тогда, может быть, и молодежь потянется изучать свой язык. «Слово «мусульманский» как бренд мешает разворачиваться фестивалю» Казанский международный фестиваль мусульманского кино отсчитывает уже второе десятилетие. Как вы относитесь к этому формату, не считаете ли, что он устарел и нуждается в изменениях? – Работа большая ведется, фестивалю огромное спасибо хотелось бы сказать. Но у меня существует мнение, и это не только мое мнение, кто-то должен об этом говорить… Я не против, скажем, организаторов фестиваля – Министерства культуры, Правительства РТ. Но слово «мусульманский» как бренд мешает разворачиваться фестивалю в большем объеме. Я – мусульманин, это моя религия, это внутри меня, моей семьи, моей традиции. Но когда при слове «мусульманский» появляются ограничения в показе фильмов и, так скажем, в светском мероприятии, когда людям это мешает полноценно общаться… Вот приедешь, например, на какой-нибудь «Киношок» (кинофестиваль в Анапе), там люди полноценно общаются, банкеты и так далее. Киношники к этому привыкли. Вы говорите о том, что на фестивале не наливают именно из-за того, что он «мусульманский», или о том, что рамки КМФМК ограничены тематикой? – Вы знаете, первый фестиваль назывался «Золотой минбар», в кулуарах его называли «Золотой мини-бар». Все равно люди выпивают. Я против глобальной выпивки, алкоголизма. Но без этого мы существовать не можем. К сожалению, в формате встреч – не можем. Если я прихожу на другие мероприятия, это там есть. А мы в какие-то игры играем – чайники, застольные пакеты… Опять же, к вопросу об употреблении алкоголя – вроде нет-нет, а ведь да. Если говорить серьезно, мне кажется, фестивалю надо дать новое дыхание. Я бы его видел как «Казанский международный кинофестиваль», возможно «тюркского мира». Но я слышал мнения других фестивалей: «У вас там ограничение «мусульманский», мы, наверное, не поедем». А мы хотели бы видеть на нем многие картины. Вы считаете название фестиваля сдерживающим фактором? – Фестиваль попал в капкан. Он не знает, как себя вести. Да, все привыкли и едут по рельсам, «мусульманский», «исламский мир» – здорово, у нас такой бренд, все его знают, только за его счет можем выехать. Но кто-то же должен начать говорить, что Казань – красивый туристический большой город, и фестиваль другую функцию должен выполнять – туристическую, что, например, делает Каннский фестиваль, который проходит в мае. Почему в мае? Потому что в мае туристов мало было, и они придумали, как их привлечь. Тогда никто и не думал, что идея вырастет в такой глобальный проект. Город опять же разделился: бабушки в платках приходят, смотрят кино и недовольны тем, что происходит на экране. В то же время отделена молодежь, которой не интересно смотреть «масло масляное» – кино о каких-то ограниченных по сюжету историях в Кувейте, в Египте: «Хочу американское кино хорошее посмотреть, хочу финское кино увидеть, хочу немецкое на моем фестивале и без ограничений». «Помещение, которое мы получили, – тут без письма Никиты Сергеевича не обошлось» Скажите, как складываются с Москвой отношения, с федеральным Союзом кинематографистов? Помогает ли он вам? Я знаю, что Никита Сергеевич Михалков в очень хороших отношениях с Рустамом Нургалиевичем. Используете ли вы это для продвижения ваших тем? – Стараемся использовать. Опять же, помещение, которое мы получили, – тут без письма Никиты Сергеевича не обошлось. Он написал письмо Президенту РТ, большое спасибо хочется сказать Айрату Миннемуловичу Сибагатуллину (до 14 апреля 2018 года – министр культуры РТ. – Ред.), мы тогда с ним работали очень плотно. Он нас поддержал, выделил это помещение. У головного союза достаточно много и своих проблемных мероприятий, но мы стучимся, и нас постоянно слышат, это все от нас зависит. Вот у нас недавно случилась беда – человека надо было на операцию отправлять, нужны были деньги. Нас же в союзе услышали, срочно перечислили пусть небольшие, но 50 тысяч рублей. В Татарстане есть организация «Татаркино», которая по логике должна заниматься прокатом. Вы должны заниматься производством. Сегодня этот баланс соблюдается? И что им прокатывать, если вы ничего не снимаете? – Вы сами на этот вопрос ответили. «Татаркино» находится в заложниках производителей фильмов. Они прокатывают в основном не наше кино – по документам вижу иногда. Закупается казахстанское кино, индийское кино, кино других стран, чтобы прокат как-то существовал.  Но опять же, делать нас виноватыми неверно – мы сделали две картины за год. Но на двух картинах прокат не сделаешь: одна прошла, вторая – это месяц. Поэтому «Татаркино» тут никак нельзя обвинять. Во-первых, мы находимся в Российской Федерации, нам надо показывать все фильмы, которые мы производим. В данном случае «Татаркино» выполняет свои функции. Другое дело, что люди в селе сейчас не ходят в кино, как мне кажется. Пока еще видеомагнитофон, который перерос в компьютер, не отстал от них, он еще присутствует в их голове. Массовое хождение в кино не принято – нужно придумывать, как привлекать людей. «Уровень такой, что просят бумагу, карандаши, ручки. Я понимаю, насколько у людей все плохо» Еще раз вернемся к тому, что вам нужно для счастья. Вы сказали о программе максимум, это 100 миллионов, а программа минимум – что необходимо для работы, чтобы хоть немножечко развернуться? – Нам не хватает: первое – это автомобиль, микроавтобус. Мы ездим по регионам, нам нужно перевозить людей, отвозить их обратно. Мы все делаем «немножко за свой счет» – на своих автомобилях. Делаем потому, что любим это делать. Такая помощь нам нужна, необходима. Второе – это Дом кино. Дом кино – это прямо важнейшая часть, с маленьким кафе, где люди могли бы собираться, с просмотровыми залами и мастер-классами. Нам это нужно. Я думаю, это мгновенно заработает. Мы пока маемся, мы постоянно «у кого-то»: или мы в каком-то кинотеатре, или в каком-то ДК постоянно кого-то просим. Надо прекращать, мы уже взрослые люди. А есть кому ходить? Какая армия кинематографистов сейчас существует в Татарстане, сколько человек вокруг вас сейчас может объединиться, так или иначе причастных к профессии? – Членов союза на сегодняшний день 54. Молодежь, которая учится в Институте культуры, тоже объединяется вокруг. Мы еще думаем, как быть: создать молодежный союз или сразу принимать в наши ряды, потому что «молодежный» звучит, как будто полупрофессиональная какая-то организация. Таких людей на сегодняшний момент, я думаю, порядка 500–600 человек, это только в Казани, которые «магнитировать» будут этот Дом кино. Им надо показывать фильмы, им надо делать презентации. Надо разговаривать с гостями, и опять же – куда их вести? Сюда? А к нам приезжают очень высокие гости на тот же фестиваль. Когда мы говорим «Союз кинематографистов», слышим: «Ну, пойдем в гости к вам, посидим». И мы приходим сюда, в кабинет. Вот так вот. А на сегодняшний момент Союз кинематографистов Татарстана находится на пятом месте среди всех союзов. Первая – Москва, затем – Санкт-Петербург, Екатеринбург, после него идет Новосибирск. После Новосибирска – мы. По каким критериям? – По численности, по производству. По многим и многим обстоятельствам мы уже даже на четвертом месте. В других регионах даже меньше десяти млн выделяют на кинематограф? – Вообще ничего не выделяют. Мы были на собраниях, я присутствовал с Никитой Сергеевичем, уровень такой, что просят бумагу, карандаши, ручки. Я понимаю, насколько у людей все плохо. У людей не просто нет помещений, столов и стульев, просто они дома и типа у них «союз» – они где-то созваниваются, собираются. «Расцвет кинематографа – это национальные регионы: Башкирия, Татарстан, Якутия, Бурятия и Чечня» Грешно было бы. У нас, у Татарстана, такие традиции – какая мощная была студия кинохроники. Куда все делось? – Сложнейшая, темная история. Всем взяться бы, восстановить эту Казанскую студию кинохроники. Кинематографисты плакали бы от счастья, спасибо бы сказали. Вот где надо создать студию, поставить один павильон – и все. Да ведь было же все, был этот один павильон, с оборудованием, пускай старым, но был. Куда ушло все? – Здание принадлежит России, с документами не могут разобраться. Рядом на территории этого кинокомплекса решили поставить жилой дом, все сильно запуталось, остановилось. Настолько сложно все там с документами, что мы можем разобраться только на уровне Госсовета, Правительства Республики Татарстан – волевым решением восстановить Казанскую студию уже не кинохроники, а просто сделать Казанскую киностудию. Нашему народу сильно повезло – у нас есть национальный фактор. Я сказал про карандаши, ручки – это Псковская область, какая-нибудь Воронежская область. Я понимаю, сложно – у них уже есть Москва, Санкт-Петербург, где производится кино. Но мы-то можем объединиться на национальном факторе, на татарском. Везде, где есть расцвет кинематографа, – это национальные регионы: Башкирия, Татарстан, Якутия, Бурятия и Чечня. Нигде больше нет всплесков. А в Чечне как? – В Чечне очень хорошо – снимают кино, выигрывают тендеры и в Российской Федерации. Есть своя специфика – снимают историческое кино. Да и потом, об этом тоже надо говорить: это такая сложная ситуация, мы ведь все-таки в Российской Федерации живем. Мы – россияне. Как только появляется кино, сразу же хочется всем снять исторический фильм о былой гордости своего народа. И что происходит? В России такое недоумение: «Мы вам дали деньги, а вы такой сепаратистский ход делаете». И намек читается – когда-нибудь мы станем самими собой, Татарстаном… Сложная тема. Давайте поснимаем пока хорошее авторское профессиональное кино. Ко мне все подходят: «Когда ты будешь снимать хороший исторический фильм о Болгарах, о Казани?» Сняли уже один, хватит. У нас есть люди – сценаристы, операторы, актеры? Есть материал, на котором может возродиться и развиваться наше татарстанское, татарское кино? – У нас есть. Но у них есть еще и дети, и жены. И, к сожалению, иногда заниматься сценариями, за которые не хотят платить… Люди уходят в другие профессии, становятся журналистами, редакторами, потихонечку отходят от профессии. Это надо признать. Но есть сумасшедшие, у которых ну никак не получается отойти. Наверное, один из них – я. Не могу. И страдает иногда семья, и финансово страдает, но… Потом, обернувшись назад, я не должен себе сказать: «Я прожил, пустую, бестолковую жизнь». А это может произойти. «У этого пирога есть разные «перчинки» Собрать под какую-то идею ты сможешь квалифицированные кадры? Деньги под идею? – Сейчас пока да. Давайте без какой-то пафосной философии: если есть сценарий и бюджет, тут же собирается народ. Настолько талантливые, настолько профессиональные люди есть! «Байгал» это доказал, он абсолютно автономно сделан в республике. И мы московских профессионалов подтягивали под свой проект. Чтобы это наоборот не происходило, надо все свое держать в своих руках. Задача союза на сегодняшний момент – отстаивать свои проекты, чтобы наши ребята росли у нас. Удается ли участвовать в каких-то федеральных грантах? – Мы постоянно участвуем, но пока, на протяжении последних лет, ничего не выигрываем. Почему – некачественный материал или плохие презентации? – Возможно, некачественный материал, а возможно, и лоббирование российских компаний. Все-таки любой финансовый поток имеет свойство принадлежать кому-то. Вот так, напрямую, очень сложно выйти.  У этого пирога есть разные «перчинки», например, полтора миллиона нужно внести, чтобы войти в конкурс. Обычная казанская студия не может себе это позволить. Хотя есть входы-выходы, об этом тоже надо говорить: можно взять какие-то банковские гарантии – это тоже подходит. Например, если ты выиграл, банк туда платит, а ты банку можешь уже вернуть. Есть еще крупные московские менеджеры, которые рассуждают так: «Как это взять и отдать Татарстану 60 миллионов, давайте мы как-то сами их возьмем. Все-таки я знаю этого и того, можно позвонить». То есть ваших лоббистских способностей на сегодняшний день не хватает? – Немножко мы должны стать повзрослее. Надо сотрудничать с московскими компаниями, с ними вести работу. Поработать с московским продюсером, может, не напрямую, но заявиться к ним, чтобы он выделил эти деньги, может, под московской студией. Возможно. Но я думаю, что время придет, и будут давать, потому что национальная политика должна в России начать существовать. Это все-таки та «крышка скороварки»… Чтобы она не лопнула, давать надо на игровое кино – бурятское, якутское, татарское. К сожалению, по-другому не получится. Все эти взрывы по языковому вопросу можно было бы и так решить: «Мы же вам даем снимать кино на татарском языке – даем». Один из выходов. Спасибо. – Вам спасибо. Я надеюсь, в следующий раз мы уже будем общаться не в музее.