ВНЕБРАЧНЫЙ СЫН ИМПЕРАТРИЦЫ

Алексей Бобринский – внебрачный сын императрицы Екатерины Великой и ее фаворита Григория Орлова. Провел бурную юность, потом остепенился, женился по любви, несмотря на недовольство матушки-государыни. За это самовольство он лишился всех своих имений в России. Родоначальник фамилии Бобринских, его потомки прославились как ученые, фабриканты, промышленники, меценаты.

 

Бобринский родился весной 1762 года, накануне воцарения Екатерины на престоле. В эпоху галантного века «опасные связи» считались делом обыденным, супруг Петр III не требовал верности от жены  но новость о рождении у царицы внебрачного сына даже в фривольном обществе эпохи вызвалa бы скандал.  

Внебрачный принц воспитывался в семье Василия Шкурина, верного камердинера Екатерины. Когда Алексею исполнилось 19 лет, он узнал о своем царском происхождении. Судя по дневникам, высшее общество вызвало у провинциального юноши удивление. На балах и маскарадах он скучал, ему были интереснее поездки на фабрики, заводики, городские больницы и покупка старинных книг.

Многие пороки высшего галантного общества Бобринский понял не сразу, судя по дневнику.«Он взял меня за руку, поднес ее к губам и поцеловал. Меня это очень озадачило, и я полагаю, что он не в своем уме» - писал Бобринский о странных манерах придворного.

Фамилию Бобринский сын императрицы получил в честь имения Бобрики, которое было ему пожаловано. По легенде, фамилия появилась потому что новорожденного Алексея завернули в бобровую шкуру и вывезли из дворца. Для отвлечения внимания верный Шкурин поджог свой дом, когда у Екатерины начались роды. Все отправились смотреть пожар, и Екатерина смогла тайно родить и передать ребенка опекуну, которым стал Шкурин.

Григорий Орлов - отец Алексея Бобринского
 

В приказе о передаче имении сыну, царица эмоционально пишет:
«А кто сей указ в исполнении помешает или кто дерзнет у того князя Алексея Григорьева сына Сицкого все или часть отимет, тот да будет проклят (он и потомки его) и страшной суд божий взыщет».

В день своего 19-летия Бобринский получил личное письмо от императрицы: «Алексей Григорьевич. Известно мне, что мать ваша, быв угнетаема разными неприязными и сильными неприятелями, по тогдашним смутным обстоятельствам, спасая себя и старшего своего сына, принуждена нашлась скрыть ваше рождение, воспоследовавшее 11 числа апреля 1762 года».

Алексей Бобринский в молодости
Рис. Федор Рокотов.

В дневнике Бобринский не описывает свои чувства от полученной новости. О матери в своих записях он отзывается почтительно, называя «Государыня», и радуясь редким встречам с ней.

«После обеда я имел счастье видеть государыню и поздравлять ее с Новым годом. Говорили о том о сем...» - пишет он.

Светская жизнь не привлекала Бобринского, особенно ему было трудно выслушивать странные разговоры придворных. Он отмечает в дневнике «сбежал от нее, но она поймала меня... и мне пришлось выслушивать от нее…».

«В клубе у Апухтина был маскарад, на котором мы оставались до 2 ½ часов. Г-жа Толстая очень стран­но беседовала со мною о брате своего мужа, который в Москве; она принималась толковать мне об этом от 5 до 6 раз; по счастию я убежал от нея, но она меня поймала в ту минуту, как я кончал кадриль, и мне пришлось ¾ часа выслушивать от нея всякаго рода сетования о том, что человек познается не тогда, когда он счастлив, но во время невзгоды, что достоинство тем выше, чем терпеливее умеешь сносить несчастия и проч. Она так много говорила, что ей сделалось дурно, чем я воспользовался, чтобы сыскать ей воды и убраться прочь. В маскараде было мно­го народа; гораздо больше, чем обыкновенно».

«При дворе был маскерад. Я на нем чрезвычайно скучал и возвратился оттуда пешком… Одна дама, маленькая ростом, идя рядом с другою, великорослою, крепко ударила меня веером; я не полюбопытствовал и не пошел за нею».

Дамы общества не оставляли Бобринского без внимания. В дневниковых записях он отзывается о женщинах очень учтиво, но подробностей личной жизни не описывает. Имен не называет.

"Боже, когда же люди, имеющие возможность оказывать важныя услуги, перестанутъ делать глупости и дурачества! Он (Дерибас) со всеми обнимался; он был пьян как свинья и кидался безпрестанно на шею к пьяному же Бригонци. Тут были: Бибиков в орденской ленте, Брандорф, Комачино, Брошар и прочие. Они ужинали и пьянствовали как свиньи. О люди, люди, как вы развращенны!" - так Бобринского впечатлил высший свет.

Без конфликтов дело тоже не обходилось. Бобринский старался быть честным в спорах, заступался за правду. За словом сын императрицы долго в карман не лез:
"За обедом много было спору о произношении некоторых Италианских слов и употребляемых терминов. Два раза правда была на стороне г-на Скванчи; но тем не менее на него нападали. Я вмешался и сказал г-ну Вукасовичу: «но может быть Скванчи прав». Я сказал это без всякаго раздражения, но тот отвечал мне с великим сердцем, чтобы я не вмешивался, что я ничего не знаю и, следовательно, должен мол­чать. Заметьте, что это было сказано во всеуслышание. Я ему возразил, что так не отвечают и что, если в другой раз он вздумает так относиться ко мне, я наплюю ему в лицо. Он замолчал..."

 

Интерес Бобринского вызывали посещение фабрик, заводов и больниц. Думаю, блогер из него получился бы знатный.
В дневнике он подробно описывал детали таких экскурсий и путешествий.

«Приехали ночевать в Билимбаевский железный завод, принадлежащий графу А. С. Строгонову, при реке Билимбаевке, которая впадает в Чусовую. Руды окололежащих мест очень богаты, ибо они из ста пудов руды 44 пуда чугуна плавят. Нам там же сказали, что сия руда в себе очень много разнородных частиц содержит, и по сей причине принуждены ее, прежде нежели в печь кидать, обжигать, чтоб все сии частицы отделились от настоящей руды и способнее стали к плавке. Работникам плата идет по работе; однако менее семи копеек в день никто не получает; в заводе же работают день и ночь.

Хлебопашества заводчики не имеют и по сей причине принуждены хлеб покупать и живут только от одного их ремесла; в огородах же только растет репа, брюква, морковь, капуста, и то не каждый год. Там видел очень хорошую и подробную ландкарту всех казенных и помещичьих заводов, с описью сколько с котораго года построено и сколько в год вырабатывали. Топится шесть часов обыкновенная всякая выплавка. Надо очень осторожно по­ступать во время как плавку из печи выпускают, ибо ежели капля воды попадет на ту доску, через которую эта плавка пройдет, то всю сию плавку разорвет. Надо очень осторожно смотреть, чтоб очень сухо было все то место, по которому чугун польется.

Семь верст от этого завода лежит другой железный завод по речке Шайтанке, от Екатеринбурга в 43 верстах. Мы там оста­новились, чтоб осмотреть и сей завод. Он точно на такой образ построен, как и Билимбаевский. Спросили, сколько дает руда из ста пудов чугуну? Сказали, что дает иногда до 55 пудов чугуна и что гораздо легче и лучше добротой против Билимбаевскаго, и что для этого и продают 10 коп. дороже, нежели на Билимбаевском заводе. Построен в 1733 году Никитою Демидовым, а теперь принадлежит г. Ширяеву. Обедали мы в деревне. Прежде нежели мы приехали недели с три, совсем сгорала; только двора четыре осталось, в которых по 10 и по 12 человек живут».

Имение Бобринского


 

Бобринский изучал механизмы, детали производственных процессов.
«По утру мы осматривали ткацкую фабрику, принадлежащую купцу М. Механизм почти тот же, как и на галунной».

При посещении городской больницы Бобринский отметил случай безумия.
«После того мы были в Екатерининской больнице, где, все отличается удивительною чистотою. Туда посылают кого угодно. По выздоровлении больнаго требуется заплатить только то, чего стоили лекарства. К этой больнице присоединен дом инвалидов для старых раненых солдат, которые не имеют никаких средств к жизни. Они получают по 4 копейки на день. Помещение содер­жится очень чисто. Между этими инвалидами мы встретили одного ослепшаго Француза. Его имя Мортье, он служил в наших полках.

Я забыл упомянуть, что в больнице показывали нам одного больнаго, совершенно обезображенного и распухшаго и нам сказали, что его довел до такого состояния родной сын. Он еле дышал. Полагали, что он не останется жив. Сын перебил ему несколько ребер. Мы видели этого сына, который находился по близости, и спрашивали у него, зачем он так поступил с отцом. Он отвечал, что если бы знали, до чего он был доведен отцом, то оправдали бы его. «Короче сказать, да будет вам известно, что он водится с четырьмя или пятью колдунами. Впрочем, если вы считаете, что я поступил дурно, то пусть мне отрубят голову». Он говорил, что он из дворян и учился ездить верхом в Петербурге. Я думаю, что у него не порядочна голова. Я был очень доволен порядком и чистотою, которые царствуют в инвалидном доме».

В дневниковых записях заметно отражено отношение галантной эпохи к личным отношениям. Бобринский в спорах выступал на стороне пострадавших. Особенно возмущало его пренебрежительное отношение к дамам. Увы, и в галантный век не все кавалеры были одинаково галантны.
«Я позабыл несколько дней назад записать, что Рибас-младший сказывал мне, что он разошелся с г-жею Давиею, что она злючка и распутница. Я ему сказал на это, как он может так отзываться о женщине, которая всевозможно о нем заботилась и, так сказать, содержала его. Он возразил, что при всем том он имеет доказательства ея злости и распутства».

Семейка Рибас (знаменитые Дерибасы) часто упоминается в дневнике Бобринского, жизнь у них бурная в самом галантном стиле, о которой я напишу потом отдельный пост.

 

Бобринский записывал в своем дневнике все денежные доходы:
«Поутру был у меня банкир Цирольд, которому Нарышкин вчера вечером имел любезность сообщить, что у меня есть на него вексель. Я не мог принять его и, отправившись к нему сам, получил от него 3 т. рублей, под двойную росписку: 2 500 рубл. ассигнациями или банковыми билетами и 500 рубл. золотом. Вот форма этой росписки: «Получено от г-д Цирольда и компании, по приказанию и за счет г-д братьев Ливио, 3 т. рублей, из коих 2,500 рубл. банковыми билетами и 500 рубл. золотом. Двойную росписку эту, вместо одной, писал Бобринский».

 

После знакомства с Петербургским высшим светом Бобринского ждало путешествие по России и Европе. Перед странствием он увиделся с матушкой-государыней.
«Так мы и приехали в Эрмитаж. Государыня была уже там. Я имел счастье поцеловать у нея руку и приветствовать ее. Она играла в биллиард с Ланским. Она выиграла партию, начала другую и опять стала выигрывать. Она мне сказала, чтобы я кончил за нее партию, и я ее выиграл.. Ея Вел. села в кресла и стала говорить со мною о предстоящем мне путешествии по России и о том, что следует сначала узнать свой край, а уже потом смотреть чужие. Она милостиво сказала мне, что надеется, что я доволен распоряжениями, сделанными относительно меня. У меня выступили слезы, и я едва удержался, чтобы не расплакаться. Через несколько времени она встала и ушла. Я имел счастье в другой раз поцеловать ея руку».

Мнение современников о Бобриском различный. Завистников у царского сына было немало, которые любили позлословить.

«Вы изволите знать совершенно карактер Алексея Григорьевича: к сожалению, я все то в нем открыл, что только вы мне объявить об немизволили. Он долго под притворною своею тихистию скрывал тяжелый нрав свой, но по множеству случаев не мог не открыть себя. Нет случая, где бы не оказал он самолюбия неумеренного, нет разговора между сотоварищей своих, где не желал он взять над ними поверхности, и случилося столько раз с оказанием суровости» - писал попутчик о Бобринском.

Расточительностью Бобринский не отличался, к деньгам относился очень тщательно. Наставник Бецкой приучил его записывать все расходы. Друзьям, желающим поправить свое бедственное положение за его счет, Бобринский отказывал.

За эти качества Бобриснкого осуждали знакомые. Обиженный полковник Бушуев писал.
«Едва ли можно сыскать другого подобного ему (Бобринскому) молодого человека, который бы столько любил собственность»
«Я убеждал его, по крайней мере, подумать о товарищах своих, что они не имеют денег... на сие; он хотел назначить им сумму, но до сего времени не дает... всех неприятностей нашего положения описать трудно».
«Нет случая, где бы он не оказал самолюбия неумеренного, нет разговора между сотоварищами, где бы он не желал взять над ними поверхности. Он столь надменен и столь щекотлив, что все приемлет он с оскорблением. Из главных слабостей есть в нем еще беспечность и нерадение видеть или узнать что ни есть полезное. Его ничто не трогает, ничто не заманивает».

 

В дневнике Бобринского много интересных заметок о путешествии по Европе, где он лично познакомился со знаменитым авантюристом Калиостро. В дневнике Бобринский упоминает слухи о похищенном ожерелье королевы

 «Флоренция, 1 Августа 1784. Князь Волконский, сын покойнаго Московскаго генерал-губернатора, разсказывал о том, что делал князь Вяземский в Милане, Турине и Бордо. В один поч­товый день он явился к первому министру, в круглой шляпе и в Английском наряде, и просил, чтобы его представили ко двору. Министр ему отвечает, что он не может этого сделать, что он представляет только одному императору и спрашивает, есть ли у него рекомендательныя письма. Вяземский говорит, что писем у не­го нет, и что если бы он знал, то привез бы ему свое Русское метрическое свидетельство. Затем министр препроводил его к графу Альбани для представления ко двору. Граф назначил ему день и час. Эрцгерцог дожидается его. Посылают в гостинницу осведомиться о нем и узнают, что он уехал в Бордо. Он похитил женщину, которую возит с собою. Полиция гналась за ним, чтобы взять бриллианты, которые эта женщина увезла с собою, бросив своего мужа, и в Модене он был принужден выдать все увезенное ею. Эта женщина обедала при дворе, и когда спросили, кто она, оказалось, что она у него на содержании. В Англии князь Вяземский давал балы, человек на 200 приглашенных».

 

15 Декабря 1784. Ездили после обеда к Калиостро и просидели у него слишком два часа. Узнав, что я Русский, он велел кланяться князю Потемкину и Елагину. Кажется, князь Потемкин не очень с ним хорош. Калиостро говорит, что, когда кто приедет Русский, он просит немедленно его к себе, потому что он любит Русских. Он говорит, что живет с давних пор.

Г. Зейферт говорил со мною о довольно многих матерях. Сказывал, что он зван был от Великаго Князя быть доктором, но что он отказался, потому что, будучи уже раз при дворе, он знает, что есть двор и что в разсуждении сего все дво­ры одинакие: ибо придворные, или окружающее все похожи в малом или немного поболее виде. Сказал, что Императрица освободит из крепости всех своих подданных во всем пространстве Империи и что ему весьма чудно показывается, что у нас столь мно­го перемен в столь малое время случилось и что нет владения, в коем сие случилось в столь коротком времени, и прочия разсуждения философския.

 

Конечно, тема публичных казней не осталась без внимания.
«3 Августа 1785. После обеда был я смотреть ехécution молодаго человека, котораго зажгли живаго за то, что покрыть хотел воровство свое пожаром, который он к сему концу и зажег. При сем положил 15 фунтов пороху, чтоб взорвало.
Великий дождь был в самое то время, как приготовили сжигать человека. Град и гром продолжался около ¾ часа. Всего народа перемочило так, что по месту реки текли, и принуждены солому, которую приготовили, переменить. Мы на верху были у одной женщины в 4-м этаже в покоях, откуда всю эту жестокую церемонию в сем столь славном, человеколюбием прославленном, народе смотрели».

«19 Октября 1785 г. Был поутру трубку мою в кофейном доме искать, где я тому дня с 4 назад позабыл и нашел ее. Был у доктора, который весьма на шарлатана похож и говорил, чтобы продолжать пилюли принимать и что сим я выздоровею одним».

«1 Ноября 1785 г. Был у колдуньи, которая мне удивительныя вещи сказывала. Много лгала, но говорила много правды. Получил известие Пескорский, что наши господа уехали из Страсбурга». 

Бобринский надолго обосновался в Париже, царственная матушка пожаловала ему 74 426 рублей, также ежемесячно присылала ему средства.
«Говорил я с хозяином сегодня, прежде нежели идти обедать, о цене моих покоев, и мы согласились по 18 луидоров на месяц, считая поденно» – пишет он о цене съемной квартиры.

В Париже Бобринский особенно увлекся азартными играми. Эта страсть проявлялась у него раньше. В дневнике мелькали записи: сели играть, сегодня выиграл 30 рублей, вчера проиграл 20 рублей. Говорили, что в Париже карточные долги Бобринского достигли миллиона, а императрица Екатерина отказалась оплатить долги сына.
Кажется, я становлюсь зависим от игры - отмечает Бобринский в своем дневнике.

«Этот юноша крайне беспечный, но я не считаю его ни злым, ни бесчестным, он молод и может быть вовлечен в очень дурные общества; он вывел из терпения тех, кто был при нем; словом ему захотелось пожить на своей воле, и ему дали волю», - писала Екатерина о сыне.

Сложилось как в анекдоте.
- Сын, ты связался с плохой компанией.
- Нет, мама, я ее основал.

Может, под влиянием примера Калиостро, осторожный ранее Бобринский пускается во всякие авантюры, окружив себя сбродом, пользующимся в Париже дурной славой.

Бобринскому было велено покинуть Париж и переехать в Ревель (нынешний Таллин) подальше от соблазнов блистательных столиц Европы. Алексей купил провинциальный замок Обер-Пален неподалеку. Вскоре в его жизни начались перемены. Бобринский познакомился с баронессой Анной Унгерн-Штернберг и стал частым гостем в доме ее родителей.

Баронесса Анна по отзывам современников отличалась «весёлым характером, добротой в намерениях и простотой в обычаях», она была женщиной «отменного ума и сердца».
Матушка Екатерина планировала выгодно женить сына на немецкой принцессе и для этого вызвала его в Петербург. По легенде, Бобринский встретил по дороге своего приятеля, который рассказал ему о намерениях императрицы. Тогда Алексей поступил наперекор воле Государыни – он повернулся назад и отправился в Ревель к своей возлюбленной. Анна и Алексей обвенчались в январе 1796 года. Царица дала сыну согласие на брак при условии, что он лишится всех своих имений в России, у него останется только замок Обер-Пален. Бобринский принял условия Государыни.

 

Императрица Екатерина любезно разрешила молодоженам явиться ко двору. Царица предчувствовала, что этот год станет для нее последним и пожелала увидеть сына.
«Et vous n’avez pas eu peur d'épouser ce mauvais sujet» («И вы не побоялись выйти замуж за недостойного мужа») – приветливо сказала она невестке, пожурив сына за бурную юность.
Однако остаться в столице Бобринским царица не позволила.

В ноябре 1796 года императрица Екатерина Великая скончалась. Корона перешла к ее старшему законному сыну – Павлу I, который отнесся к брату весьма доброжелательно. Император прилюдно называл Алексея своим братом.

Павел I пригласил Бобринского на похороны матери.
«Я представлялся также императрице, великим князьям Александру, Константину и Николаю... также великим княгиням, их супругам и сестрам. Я ходил к телу покойной государыни и поцеловал у нея руку... Все глядели на меня такими удивленными глазами, не зная, чему приписать мое появление. За обедом император и императрица несколько раз говорили со мною, и внезапно взоры всех присутствующих устремлялись на меня».

Царским указом Павел пожаловал брату имение и чины. Он вернул брату все, что у него забрала мать Екатерина в обмен на разрешение жениться по любви.
Графский титул Бобринскому тоже был пожалован Павлом.
«Его императорское величество высочайше повелеть мне соизволил объявить правительствующему Сенату высокоманаршию его волю, чтобы потребныя сведения к составлению диплома на графское достоинство графу Бобринскому получить от самого графа Бобринскаго и от графа Петра Васильевича Завадовскаго. На подлинном подписал князь Алексей Куракин. Ноября 30-го дня 1796-го года».

Беседка дворца Бобринских в Петербурге. Этот дворец тоже был пожалован Павлом


Беседка дворца в наши дни


Парадный фасад дворца

«Граф Петр Васильевич. Находившиеся в особом ведомстве вотчины в Тульской губернии волости Бобриковскую и Богородицкую 10, за исключением в последней устроеннаго уезднаго города, да в Московской губернии волость Киясовскую 11 с принадлежащими к ним землями и угодьями, и со всеми хозяйственными строениями, и наличностью, тако ж в Санкт-Петербурге дом на Мойке лежащий, имянуемый Штегельманский, всемилостивейше повелеваем отдать в вечное и потомственное владение бригадиру графу Алексею Бобринскому.

А как вы по воле блаженныя памяти нашей любезнейшей родительницы государыни императрицы Екатерины Алексеевны имели попечение о делах его, то и возлагаем на вас сие повеление наше, чрез кого следует по порядку привесть в исполнение; впрочем, вы не оставте продолжать таковое ваше попечение, подкрепляя его потребными советами при новом его устроении».

Бобринский вскоре отказался чинов служебных, занялся делами своих владений и научными исканиями, которые его привлекали с юности. Особенно Бобринский интересовался астрономией.









В быту Бобринский был скромен, носил невзрачный сюртук, в кармане которого всегда были монеты – во время прогулок граф любил одаривать приглянувшихся ему простых людей.


Граф Алексей Бобринский умер в 1813 году в возрасте 52 лет, оставив своей любимой супруге солидное состояние.
 

Анна Бобринская, супруга его, пользовалась любовью и уважением.
«Одна из почтеннейших, умнейших, и наиболее любимых дам высшего круга. Замужество открыло ей доступ ко двору, а высшие качества и красивый ум не замедлили к ней всех привязать» - отзывались о ней современники.

Анна Бобринская в преклонные годы

Сам император Николай I называл ее «матушкой». Пушкин вспоминал, что Бобринская часто выручала его из неловких светских ситуаций. Однажды у поэта вышел конфуз со шляпой - «треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами). Граф Бобринский (сын её) велел принести мне круглую».

Фамильный склеп Бобринских