Секс и смерть у Гомера

С чего Одиссею было отвергать прекрасную нимфу? Или почему вдруг молодые ухажеры возжелали его жену Пенелопу? Давайте же приоткроем завесу над эротическими тайнами «Одиссеи».

Троянская война закончилась поражением Трои от рук греков, многие из которых затем вернулись домой. Но не великий Одиссей. Он попал на далекий остров Огигия и жил там, наслаждаясь — или пресыщаясь — ласками прекрасной нимфы Калипсо. «Одиссея» Гомера, как мы все знаем, — это история о долгом путешествии Одиссея от Калипсо домой на Итаку, где его ждала жена Пенелопа, окруженная в его отсутствие знаками внимания со стороны 117 князей, годившихся ей в сыновья.

В основе «Одиссеи» лежат две эротические тайны: то, почему Одиссей покинул Калипсо, и то, почему женихи так страстно желали Пенелопу. Прежде, чем углубиться в эти тайны, я хотел бы поговорить о двух других, не менее загадочных, но, пожалуй, не столь эротичных. Первая касается варварского наказания женихов — убийства. Чем они это заслужили? В поэме они часто сравниваются с Эгисфом, который сделал своей любовницей жену Агамемнона Клитемнестру, а затем убил Агамемнона, когда тот вернулся из Трои. На первый взгляд женихи Пенелопы не сделали ничего столь же дурного. Другая тайна представлена самой формой «Одиссеи», а именно ее странной смесью реализма (женихи и Пенелопа) и магии (нереальность ситуаций, в которых Одиссей оказывается между падением Трои и возвращением домой). Фантастичность этих ситуаций, кажется, совершенно не соответствуют реальности — происходящему на Итаке. У этих четырех разнотипных загадок в конце концов одно решение.

Почему же Одиссей покинул Калипсо? Иначе говоря, почему он не остался? Вы, возможно, думаете, что знаете. Но я считаю, что поэма подразумевает ваше замешательство. Во-первых, Калипсо — нимфа и будет вечно молодой. Ее грудь никогда не обвиснет, а ягодицы останутся упругими на века. Ее волосы вечно будут пышными и шелковистыми. Она всегда будет интересна в постели, и, кажется, всегда будет готова в нее лечь. Кроме того, она может даровать бессмертие и вечную молодость. Не нужны ни Рогаин, ни Виагра, вы всегда будете молодым, энергичным, мужественным и длинноволосым. Так к чему оставлять все это ради немолодой уже женщины и своей собственной приближающейся старости, а за ней и смерти?


Вопрос, конечно, острый, и по ходу повествования становится еще острее. Менелай, предводитель спартанцев, говорит нам, — и новость эта считается хорошей, по крайней мере для него, — что в конце жизни ему не придется стать тенью и попасть в Аид. Будучи родственником Зевса, должен он отправиться на Елисейские поля. Звучит отлично. Беда в том, что Елисейские поля изображаются прямо как остров Калипсо — а еще как явно небезопасные земли лотофагов, «поедателей лотоса»:

Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:
В конепитательном Аргосе ты не подвергнешься смерти.
Будешь ты послан богами в поля Елисейские, к самым
Крайним пределам земли, где живет Радамант русокудрый.
В этих местах человека легчайшая жизнь ожидает.
Нет ни дождя там, ни снега, ни бурь не бывает жестоких.
Вечно там Океан бодрящим дыханьем Зефира
Веет с дующим свистом, чтоб людям прохладу доставить.
Ибо супруг ты Елены и зятем приходишься Зевсу.

Если Елисейские поля действительно настолько прекрасны, Одиссей должен был прийти в восторг, попав туда. Но вместо этого он весь день плачет — а ночью, ясное дело, утешается в постели с Калипсо, что вполне нормально для смертного. Печаль и депрессия либидо, очевидно, не заглушают.

Вот первая загадка. Одиссей в гомеровском раю. Почему же он так несчастен?

Загадка эта ставит в тупик, но не идет ни в какое сравнение со второй. Пенелопа — женщина средних лет, ей около 40 — по нашим меркам еще, конечно, не старая, но уже и не цветущая. Родив ребенка, она стала уже не так свежа и прекрасна. И тем не менее, более 100 князей (117 по моим подсчетам), по возрасту годившихся ей в сыновья, в течение трех лет ночевали, ели и пили в ее дворце, глядя на то, как она стареет. Представьте, что вы мужчина в возрасте от 18 до 24 лет. Подумайте о матери одного из своих друзей. Представьте, что из всех женщин в мире вы выбрали себе в жены именно ее — не только для образовательных целей в стиле миссис Робинсон, а именно в качестве жены. Теперь подумайте об этом с точки зрения мира, в котором дети — особенно сыновья — важны даже больше, чем в нашей собственной культуре.

Когда Ахилл, будучи среди мертвых, услыхал, что его сын Неоптолем стал великим воином, он даже временно смирился со смертью, которая, как он считал, была хуже рабства — и шаги его обрели легкость, когда покидал он принесшего новость Одиссея:

И душа быстроногого сына Эака
Лугом пошла от меня асфодельным, широко шагая,
Радуясь вести, что славою сын его милый покрылся.

Женившись на Пенелопе, вы почти наверняка лишили бы себя детей, доблестных славных сыновей. Что могло бы компенсировать это? Почему ни один жених не объявился за 17 лет и почему по прошествии этого времени они все еще так молоды? И почему никто из ровесников Пенелопы не считал ее привлекательной?



Когда Одиссею было столько же, сколько его сыну Телемаху — и женихам Пенелопы — он не домогался женщин, годящихся ему в матери и уже являвшихся чьими-то женами, в компании других парней. Он готовился отправиться в Трою, дабы завоевать репутацию воина, о котором еще при жизни станут слагать песни и легенды. Феаки, например, о Трое пели уже тогда, когда Одиссей причалил к их берегам.

Вернемся к сравнению Одиссея с женихами и его собственным сыном. Мы о них никогда бы и не услышали, не убей Одиссей первых и не будь отцом последнего. О таких, как они, героические песни не слагают, а отличие от него самого. Взять то же состязание с луком Одиссея, когда Пенелопа предложила женихам натянуть его тетиву. Они не смогли ее даже нацепить. Одиссей смог не только натянуть тетиву, но и пустить стрелу через ряд колец от топорищ. Он настоящий герой, а они лишь подражатели.

Так кто же такой Одиссей? Великий воин и весьма находчивый человек — можно сказать, непотопляемый. Он умен, хитер и осторожен, как сама Афина. Богиня мудрости, кстати, покровительствовала не только ему, но и, благодаря этим его качествам, его жене Пенелопе. Он любит бороться, участвовать в схожих с боями играх, пировать с друзьями и слушать песни бардов о великих битвах и воинах. Он любит рассказывать истории схожие с самой «Одиссеей». Вот кто он такой. Не быть собой равнозначно социальной смерти, что ничуть не лучше настоящей.

Угроза потери индивидуальности Одиссея наиболее четко прослеживается в его встрече с Циклопом. Ради спасения себя и своих людей он представляется Никем. Но одержав над Циклопом победу, он не может не назвать свое имя, дабы узнали люди и об этом его триумфе:

Если, циклоп, из смертных людей кто-нибудь тебя спросит,
Кто так позорно тебя ослепил, то ему ты ответишь:
То Одиссей, городов разрушитель, выколол глаз мне,
Сын он Лаэрта, имеющий дом на Итаке скалистой!

Риск был огромен, поскольку Посейдон, отец циклопа, стал после этого Одиссею врагом и на протяжении 10 лет препятствовал его возвращению домой. Однако еще серьезнее была угроза потери собственного «я», в связи с чем Одиссей не мог позволить себе оставаться Никем даже те несколько минут, в течение которых он мог спокойно выбраться оттуда.

Цена предложенных ею вечной жизни и молодости слишком высока. Быть Никем вечно — не жизнь, а сплошная мука. Даже секс не может это компенсировать.

Циклоп — это лишь яркий пример того, что можно считать достоверным, говоря о случившемся с Одиссеем с момента его отъезда из Трои до того, как он покинул Калипсо. Цирцея, превращавшая людей в свиней; лотофаги, заставлявшие забыть свой дом и самих себя; Аид, где мертвые живут полужизнью: все это представляет угрозу индивидуальности — все формы присутствия смерти среди живых.

А что же насчет самой Калипсо? Во-первых, вспомните, где она живет. Остров Огигия настолько далек, что там никто никогда не бывает. Возможно, первому за всю историю на его берега удалось ступить именно Одиссею. (Неудивительно, что Калипсо хочет удержать его там навсегда!) Эффект изоляции Огигии от реального мира, если можно так выразиться, состоит в том, что на этом острове едва ли есть что-то стоящее. Здесь нет ни пиршеств, ни поэтов, ни военных или спортивных состязаний для воспевания. А ведь это лучшее, что есть в жизни, как сам Одиссей сказал феакийцам после того, как покинул Калипсо.

Радостью светлой сердца исполнены в целом народе,
Если, рассевшись один близ другого в чертогах прекрасных,
Слушают гости певца, столы же полны перед ними
Хлеба и жирного мяса; и, черпая смесь из кратера,
В кубки ее разливает, гостей обходя, виночерпий.
Это мне из всего представляется самым прекрасным.

Угроза, которую Калипсо представляет для Одиссея, и причина, по которой он описывает ее как «опасную нимфу», — это угроза его индивидуальности; она лишает его мира, который имеет для него значение, дает ему понимание своего места в действительности. Цена предложенных ею вечной жизни и молодости слишком высока. Быть Никем вечно — не жизнь, а сплошная мука. Любовные отношения, пусть даже и анонимные, пусть даже и с нимфой, компенсировать это не могут. И даже несмотря на то, что связь Калипсо и Одиссея длилась семь лет (а это около 2 500 раз), детей у них не было. Отсутствие потомства сигнализирует об отсутствии будущего, а вместе с тем и об отсутствии истории. Вот почему Одиссей на Огигии плачет и с нетерпением ждет возможности уехать. Ему хочется вернуть свою прежнюю жизнь.

Явно странное состояние Одиссея на Огигии — его страдания в гомеровском раю — драматизируется необычной природой самого нереального острова. И то, что является правдой относительно этого острова, верно также и в отношении других мест, в которые Одиссей попадает на своем пути. В поэме он путешествует не в реальном пространстве, поскольку, находясь там, не является реальным человеком. Очевидно, что странная форма поэмы, в которой реальные события переплетаются с магическими, на самом деле, не столь необычна — того требуют описываемые в поэме события. Это и есть ключ к одной из тайн, о которых я упоминал.

Когда Одиссей покидает Калипсо и начинает свое путешествие к реальности — острову Итака — первой его остановкой становится полуреальная Феакия (суда феакийцев хоть и самонаправляющиеся, но путешествуют по реальным местам). В произведениях певца Демодока он познает свою истинную сущность и обретает истинное «я»:

Я Одиссей, сын Лаэртов, везде изобретеньем многих
Хитростей славных и громкой молвой до небес вознесенный.
В солнечносветлой Итаке живу я;

Небеса и, конечно, земля под ними. В этом и заключается разгадка второй тайны.

Подобно тому, как люди моего поколения росли на историях о Второй мировой войне, ее героях и злодеях, Телемах и женихи его матери выросли на рассказах о Троянской войне и ее героях: Ахиллесе, Аяксе, Агамемноне и, конечно же, Одиссее. Как часто они, должно быть, слышали песни об этих великих мужах. Насколько их воображение, должно быть, было заполнено этими людьми и их подвигами. Как сильно они, должно быть, хотели быть похожими на них, быть ими. Именно так, в моем понимании, и объясняется, почему женихи так молоды и так жаждут Пенелопу. Они молоды, потому что являются представителями того поколения, которое не принимало участия в Троянской войне. Они желают обладать Пенелопой, поскольку она — жена Одиссея. Овладеть ею — значит уподобиться Одиссею, оказаться на его месте, вспахивать ту же землю, что и он. Одно только присутствие рядом с ней или неподалеку от дворца Одиссея приближало их к цели. Они остаются там так долго, поскольку произведение подчеркивает их стремление подражать Одиссею.

Есть один странный момент, обращающий, среди прочего, внимание и на это. Переодетая Афина прибыла на Итаку, чтобы разбудить в Телемахе желание разузнать больше о своем отце. Она спрашивает его, действительно ли он сын Одиссеев. На что тот отвечает:

Я на вопрос твой, о гость наш, отвечу вполне откровенно:
Мать говорит, что я сын Одиссея, но сам я не знаю.

Неопределенность эта, безусловно, касается состоятельности Телемаха. Достоин ли он быть сыном Одиссея? Нечто подобное, должно быть, приходило в голову каждому из женихов: «Завоевав Пенелопу, я уподоблюсь Одиссею и стану так же хорош, как мужчины поколения моего отца; я сын своего отца, а, значит, мужчина».

Они всего лишь тени. Одиссей же — сама суть. Их наказание — это то, что действительность налагает на фантазеров.

Странный образ самой Пенелопы только подтверждает это. Антиной, один из наиболее видных женихов, описывает ее привлекательность следующим образом:

Гордая теми дарами, какие Паллада Афина
Ей в изобильи дала, — искусством в прекрасных работах,
Разумом светлым и хитрой смекалкой, — такою, которой
Мы и у древних не знаем ахеянок пышноволосых,
Будь это Тиро, Микена в прекрасном венце иль Алкмена.
Нет, ни одна не смогла б между них с Пенелопой сравняться
Хитростью! Нынче, однако, ей хитрость ее не поможет.

Довольно странные для обожания молодым мужчиной черты. На уме у него должны быть в первую очередь дары Афродиты, а не Афины. Но обратите внимание на то, как сильно Пенелопа похожа в этом описании на Одиссея. С женской работой она справляется так же хорошо, как он — с мужской. Сходство Пенелопы с Одиссеем — вот что восхищает в ней женихов. Именно он хоть и неявно, является объектом их желаний. А она лишь заменяет им его.

Женихи «играют» в Одиссея, правда делают это в реальном мире — мире, где существуют подобные Одиссею люди. В этом и заключается опасность их фантазий и их ошибка. Вернувшийся домой и полностью принявший себя как личность Одиссей положит конец их фантазиям, и ужасная действительность — его ужасная действительность — разрушит этих молодых людей, обнажив их реальную сущность. Они лишь тени. Он есть суть. И их кажущееся чрезмерным наказание накладывается самой действительностью.

Индивидуальность Одиссея в центре поэмы Гомера подобна солнцу, вокруг которого вращается всё остальное и все остальные. Но это не та личность, которую поэма утверждает или принимает некритически. Напротив, как и в «Илиаде», Гомер проливает несколько иной свет на героические идеалы. Одиссей направляется в Трою, чтобы наказать Париса за похищение Елены. Для того, чтобы встать на защиту дома и семьи, ему нужно оставить дом и семью без защиты. Затем его целью становится возвращение к ним. Факты эти говорят о непригодности героя в отношении собственного дома и, как следствие, поставленных им целей. Возвращение Одиссея показывает именно это. Он возвращается домой не для того, чтобы вести мирную жизнь во главе семьи, а чтобы снова стать воином и защищать свой дом так же яростно, как когда-то уничтожил с той же целью дворец Приама. Выполнив свою миссию, он захочет уехать снова и отправится в такие далекие от моря края, где весло могут спутать с опахалом, а о море никогда не слышали, как и об отправившемся к стенам Трои греческом флоте — так далеко, что Одиссей снова станет Никем. Только после этого он сможет вернуться домой и спокойно умереть.

Жизнь никуда не уходит, говорит нам поэма. Воображаемый нами конец — будь то Елисейские поля, царство Аида, царствие небесное или родной дом — не дает нам того, что мы, как нам кажется, хотим: конец всех бед, проблем и распрей. То, что мы желаем, ожидая этого, — всего лишь одна из форм смерти. Ее-то мы, в конце концов, и встретим. Если повезет, смерть настигнет нас в старости и во славе, в окружении родных и близких, когда мы будем к ней готовы — так, как боги обещали Одиссею.


С.Д.С. Рив (C.D.C. Reeve, Sex and death in Homer)