Скверный анекдот: над чем смеяться и плакать в фильме «Юморист»

Выходец из Риги Михаил Идов (1976), известный как сценарист сериалов «Лондонград» и «Оптимисты», а также полнометражных фильмов «Духлесс 2» и «Лето», создал целиком авторскую картину «Юморист», в которой выступает не только режиссером—постановщиком и создателем литературной основы, но и поет за кадром устрашающее техно под названием... «Ефим Шифрин».

 

Собирательный образ

Разумеется, «Юморист» представляет синтезированную персону успешного позднесоветского мастера разговорного жанра, главный герой Борис Аркадьев вобрал в себя все родовые черты передач «Вокруг смеха», «одесского» смехового жанра на сценах отраслевых дворцов культуры и курортных летних театров. Хотя «Википедия» через месяц после выхода ленты на экраны определила фильм как «драма, биография».

В последнее время в России набрал силу поток фильмов о непростой доле деятелей культуры при социализме. Фильмы все достаточно крепкие — «Спасибо, что живой» про Высоцкого, «Облепиховое лето» о Вампилове, «Лето» про Цоя и Науменко.

Несколько же менее известное «Кино про Алексеева» выдает обобщенного барда. Вот это как раз близко по духу картине Идова — ибо и авторская песня, и юмор располагались на грани советской официальной культуры и неподцензурной контркультуры. То есть и Окуджава, и Жванецкий равно выступали в концертах — но имели и «незалитованные» тексты, которые исполняли на «квартирниках». При этом ни бардов, ни сатириков советская власть, за редчайшими случаями, серьезно не преследовала. Времена—то были вегетарианские — наоборот, давали заработать.

Исполнителем главной роли выступил актер театра и кино, режиссер Алексей Агранович. При несомненном профессионализме у него «незамыленное», «среднее» лицо усталого интеллигента, которому давно опротивела его социальная маска. Юмористу Аркадьеву хочется, чтобы от него все отстали — и жена—адвокат (ее играет Алиса Хазанова, выбранная режиссером за знакомство со средой), и дети, которых он обеспечивает за счет гонораров от левых концертов.

Претензии на высокую литературу разбились о поденщину, вызывающую не творческие, а обыкновенные алкогольные запои. В компаниях восхищающихся им друзей Аркадьев мрачен и циничен, готов увести девушку у старого друга и напомнить принимающей его на юрмальской даче латышской чете про то, что бывшие владельцы особняка расстреляны.

Словом, ничего святого нет у человека — и даже в «еврейского бога», как выясняется при разговоре с космонавтом на орбите, он не верит.

Советская Юрмала и всевидящий КГБ

Режиссерский дебют Идова в родных краях позволил ему широко использовать нашу натуру — уже в первых кадрах «Юмориста» появляется эпическая «волна» крыши станции Дубулты, а потом наши края мелькают только так — это дачи старинные и цековские, концертный зал «Дзинтари», подземелья правительственного бункера в Лигатне, столичный Дом конгрессов и всамделишный Ту—134 из рижского Музея авиации.

Периодически в кадре появляются пуйки с аутентичным ацентом — причем им автор сценария/режиссер присвоил эпизоды «стойких оловянных солдатиков», раболепно прислуживающих высокому московскому гостю. Массовка на концерте юмориста в Юрмале — это вообще несколько сотен латвийских имен, которые в титрах фильма указаны латиницей. Такую же опцию Идов предусмотрел для чешских партнеров, обеспечивших постпродакшен картины. Словом, бюджет в 1,3 миллиона евро разделили между Россией, Чехией и Латвией.

Удивительно, сколько же советской фактуры сохранилось в нашей, казалось бы, столь далеко убежавшей на Запад республике. Но любителям поностальгировать со слезой я бы не рекомендовал смотреть эту картину — и из—за весьма плотного наличия сцен и высказываний категории 18+, и по общему месседжу. Фильм, конечно же, у Идова получился таким же антисоветским, какими были «Оптимисты» и «Лето».

По некоторым нюансам все же понятно, что Идов, он же Михаил Маркович Зильберман, окончивший Рижский Пушкинский лицей, слишком долго и активно жил в Нью—Йорке, и некоторые советские детали преподносит, так сказать, с американским акцентом. Ну не вставило бы советское ТВ в 1984 году в новостную передачу картинку случайно заснятого любительской камерой падения в Рижский залив остатков космического корабля «Топаз». Это же не CNN!

Точно так же сомнительно смотрится возвращающийся с Байконура юморист, в кармане которого конверт с пачками сотенных купюр. В то время выдернуть из постели для общения по радио с попавшими в переплет космонавтами могли в порядке бесплатного «шефского концерта», и платить за это сумму, эквивалентную цене дома в Юрмале, никто бы не стал.

Аналогично по—дурацки смотрится генерал разведки, в парадном мундире с орденскими планками, на даче скоропостижно скончавшегося коллеги, запросто курящий и травящий байки вместе с майором хотя и своей «конторы», но явно иного управления.

«Пусть они пошутят...»

А вот эта фраза, произносимая все тем же генералом, раскрывает послание фильма «Юморист» — все последующее ослабление гаек, разрешение сначала сатиры на бюрократов и проходимцев, а затем и скабрезного юмора «ниже пояса», были не чем иным, как спецоперацией госбезопасности. Вроде того чтобы в жаркой парной юморист своим раскованно—рискованным конферансом а—ля Эдди Мерфи довел до кондрашки пожилого генерала Ясенева. А его коллега, вместо того чтобы оказать ему медицинскую помощь, брезгливо констатировал: «Обделался...» Чтобы после смерти сослуживца, олицетворяющего еще прежний замес, начать свою политику. Борису же Аркадьеву приход «новой метлы» ничего хорошего не сулит, и он, затравленный, даже подумывает о самоубийстве.

Но все—таки Идов не зря учился синематографу в Америке — пожертвовав «плохим парнем», он возвращает гибнущих советских космонавтов в Танзанию, а юмористу Аркадьеву дает шанс воскреснуть при рыночной экономике, где он оказывается востребован со все тем же древним монологом про пляжного фотографа с обезьянкой. Неизбывность попсового юмора в духе программы «Аншлаг» подчеркивает стабильность в стране, которой управляют те же лишь постаревшие майоры, что сидели в первых рядах на выступлениях юмориста.

Обозначая свое отношение к «этой стране», Michael Mark Idov достиг в своей картине столь высокой концентрации «еврейского вопроса» (через самые плоские шуточки) и КГБ Всепроникающего (до паранойи), что, можно предположить, сюжет из времен тишайшего Константина Устиновича Черненко делался в расчете на никогда не бывшего в СССР зрителя.

Между тем ваш автор, пребывая в описанных в фильме краях и временах, запомнил их как существенно более спокойные, можно даже сказать, разреженные. Хотя таковы особенности авторского взгляда. Пусть они снимают...

Николай КАБАНОВ.