Новости по-русски

Долгий день, ушедший в ночь

Ушла из жизни Народная артистка СССР Элина Авраамовна Быстрицкая.

Что в нашей жизни предопределено и, значит, закономерно, и в какой момент в эту предначертанность вмешивается его величество случай? Ответ на этот вопрос, возможно, самый интригующий в каждой отдельно взятой судьбе. Имя для дочери родители Быстрицкой позаимствовали у Кнута Гамсуна. Элиной звали одну из героинь пьесы «У врат царства», и, вот странность, оно той взбалмошной особе совершенно не подходило. Но для старшей из сестер Быстрицких оно стало поистине судьбоносным, можно даже сказать пророческим, — ​мудрости и душевной стойкости этой удивительной женщине хватило на весь долгий и трудный жизненный путь.

Девушка с необычным именем, и к тому же наделенная редкостной — ​спокойной, несиюминутной, уверенной в своем праве — ​красотой, самоотверженно и достойно следовала по стезе, которая, казалось бы, была ей уготована самим фактом рождения в семье врача. В 13 лет она пришла в прифронтовой госпиталь, где работали папа и мама. Раненых туда доставляли прямо с передовой. Изувеченные тела, крики и стоны, доносящиеся из операционных и перевязочных, неизбывный запах пропитавшихся кровью бинтов… То, что довелось повидать и пережить худенькой девочке-подростку, не всякая взрослая женщина вынесет. Она справилась. Видимо, дар облегчать страдание, делать не такой невыносимой самую острую боль, достался ей по наследству. И она была готова реализовать его по прямому назначению — ​после войны поступила в медицинский техникум, готовивший фельдшеров и акушеров. Училась отлично, но что-то видимо, оставалось в ней, что требовало выхода за пределы выбранной профессии. Элину увлекла самодеятельность.

Ну кто в те, да и в более поздние времена, не играл в самодеятельности? Все. Или почти все. Но мало какому коневоду или трактористу действительно удавалось пройти путь «от артиста из народа до народного артиста», о котором не без юмора пелось в «Кубанских казаках». У целеустремленной и методичной Быстрицкой получилось. Поставив крест на медицине, послушная и рассудительная Элина, вняв увещеваниям родных, пошла на компромисс — ​поступила на филфак педагогического института. Но половинчатость была ее натуре все-таки несвойственна — ​через год она стала студенткой Киевского театрального института. И это при том, что отец сам ходил к ректору, в надежде, что тот докажет его строптивой дочери, что на сцене ей делать нечего.

Элина не напрасно стояла на своем — ​театр стал смыслом ее жизни. Но и отцу не пришлось жалеть о том, что она не продолжила династию. Свой «долг» медицине Элина Быстрицкая вернет. Причем сторицей. Выбирая между шекспировской Виолой и современницей в белом халате, Быстрицкая, судя по всему, даже не колебалась. В фильме Фридриха Эрмлера «Неоконченная повесть» она сыграла врача Елизавету Максимовну и сделала это так ярко и убедительно, что многие юные зрительницы, вослед полюбившейся героине, решали посвятить себя этой нелегкой профессии. И молодые родители, как когда-то ее собственные, называли дочерей Элинами. Уже в ее честь.

Аксинья в «Тихом Доне» стала звездным часом Быстрицкой. Она мечтала об этой роли еще в институте, была уверена что это — ​ее. Потому и пришла к Сергею Герасимову в надежде убедить дать ей пробу. Это сегодня мы другой шолоховскую героиню и представить себе не можем. А тогда пробы длились почти полгода. Наконец сам Шолохов признал в Быстрицкой Аксинью. А после выхода картины на экраны казачьи старейшины предложили ей сменить имя и фамилию на Донскую. Быстрицкая отказалась, приняв лишь звание почетной казачки.

И кто бы сегодня, да и тогда, пожалуй, поверил, что был момент, когда Быстрицкую чуть не сняли с роли. И причиной была «профнепригодность» весьма специфического свойства — ​актриса испытывала мучительный страх перед лошадьми. Пересилить себя и сесть в седло ей все-таки удалось. Пока коня вели под уздцы, все было прекрасно, но как только его отпустили, ужас заслонил все, и Быстрицкая даже не помнит, куда и как она скакала, кто и каким образом сумел ее остановить. Все решила казачка, которую решили снимать в качестве дублерши. Она окатила артистку-неумеху таким презрением, что гордая девушка не выдержала и пошла сама выбирать коня, с которым смогла бы найти «общий язык».

Кинематографическая судьба Быстрицкой могла сложиться и ярче, и счастливее. И у нас, и за рубежом. Она действительно могла бы стать мировой кинозвездой — ​предложения от иностранных режиссеров шли потоком, но актриса об этом в большинстве случаев даже и не подозревала — ​все оседало в недрах Госкино.

Несмотря на необъятную кинематографическую славу, Элина Быстрицкая главным делом жизни считала театр. Но всегда подчеркивала, что если бы не успех в кино, она вряд ли набралась бы смелости показаться в Малом. А он стал ее судьбой на долгие шесть десятилетий. Дебютом на прославленной сцене стала леди Уиндермир. Каким широчайшим актерским диапазоном нужно было обладать, чтобы после резковатой донской казачки сыграть утонченную английскую леди так, чтобы удостоиться похвалы самой Александры Яблочкиной: «Я поняла все, что она говорит… Надо брать». На эту «великую старуху» Малого кинематографическая слава дебютантки не произвела бы никакого впечатления — ​на сцене царят свои законы. И осваивать их Быстрицкой пришлось под пристальным вниманием Елены Гоголевой, Веры Пашенной, Михаила Царева, Михаила Жарова, Николая Анненкова. Закалка, полученная в работе с корифеями, делала ее работы не просто точными, выверенными до миллиметра, но наделяла какой-то совершенно непостижимой, вдохновенной свободой чувств. Каждая героиня, со всеми страстями, страхами и желаниями, становилась не просто ролью — ​судьбой, прожитой на одном дыхании. Вот почему Быстрицкая была неподражаемо прекрасной, кого бы ни играла — ​герцогиню Мальборо в «Стакане воды» Эжена Скриба, Кручинину/Отрадину в «Без вины виноватых» Островского, Марию в «Выборе» Юрия Бондарева или Мэри из спектакля «Долгий день уходит в ночь» по Юджину О’Нилу.

Давать интервью Элина Авраамовна не любила. Считала, что все, что может и должна сказать о людях, жизни, об этом жестком, неустроенном, далеком от идеала мире, она говорит на сцене устами героинь. В каждой роли она была предельно искренна, к каждому слову относилась бережно. Возможно, сказывалась сохранившаяся с юности вера в незыблемость клятвы Гиппократа «не навреди!». То, что не вместилось в их страстные монологи, вынесла на страницы своей книги «Встречи под звездой надежды».

«Потрясающая особенность нашей профессии заключается в том, что там — ​в кино или на сцене — ​мы можем все. Там мы всего достигнем, у нас все получится, осуществятся наши самые несбыточные и заветные мечты. Мне кажется, что наша жизнь — ​черно-белая, а искусство — ​все цветное. А если наоборот, то не будет ни жизни, ни искусства».

Когда подходит к концу такая светлая, ясная жизнь, на земле становится сумрачнее.





Фото на анонсе: Александр Куров/ТАСС

Читайте на 123ru.net