Первое, что пришло в голову — он жив. И спасла его жена, Алёнушка. Последний звонок был от неё

— Был у меня замечательный муж, Лёнька Снегирёв, да весь вышел. Ты превращаешься в слизняка, дорогой папа двух прелестных ангелочков. Я не могу быть единственной тягловой силой в нашей семье. Не могу. Не хочу. Не буду. Так и знай. Или ты найдёшь работу с достойным заработком, чтобы мы с детьми видели, что ты всё ещё мужчина, а не опустившийся безвольный самец, или ищи другую дуру, которая приласкает тебя даром, совсем ничего не требуя, кроме любви. 

— Алёнушка, я же тружусь, стараюсь. Что можно сделать, если половину работников сократили, а всем прочим снизили заработки? Да и не нужен мне никто, кроме вас. 

— Плохо стараешься. Ищи другую работу. Иди на вторую. Осваивай что-то новое. Укради, наконец. Ждёшь, когда совсем жрать нечего будет? Нам с детьми без разницы, что за причина вынуждает тебя работать бесплатно. Мы хотим жить, а не выживать.

— Я хороший специалист. Зачем ты унижаешь меня? Разве только мы так живём? Посмотри, какие проблемы у соседей, у тех, с кем ты работаешь. Думаешь, я не искал другое место? Сколько раз. Время такое. Потерпи, всё утрясётся. Неужели деньги — повод для непримиримых конфликтов. Мы же с тобой вместе десять лет. 

— Скажи это детям. Ленка в школу ходит в перештопанном платье и дырявых туфлях. На неё подруги пальцами показывают, дружить с ней не хотят. А Машку в садик в чужой одежде отправляю. Своё платьишко купить не на что. Иди, объясни ей, что это происходит оттого, что папа лучший в мире терпила, что тебе по фигу, чем их кормить. Про себя не забываешь. Вчера опять с перегаром вернулся с работы. 

— У Дениса день рождения был. Проставился. Что с того?

— Вот. Денис нашёл деньги, чтобы вас, дармоедов, напоить. Где он их взял? Я тебя спрашиваю. Молчишь? А я знаю. Он их заработал. 

— Это самогонка была.

— Гони самогонку, продавай. Делай же что-то. Не будь иждивенцем. Разбуди в себе ярость, сопротивляйся обстоятельствам. Научись машины ремонтировать. Почему ты такое ничтожество, что не можешь создать даже мотивацию? Другие мужики могут заработать, а ты нет?

— Раньше я тебя устраивал. Ты мной гордилась. Алёнушка, это я, твой Лёнька. Можешь пощупать. 

— Ах, пощупать тебя. Может, ещё ножки попросишь раздвинуть? Или сына тебе родить? Ты же всегда мечтал о сыне. Больше не хочешь? Боишься, что не прокормишь? Так вот что я тебе скажу, Лёнечка: с сегодняшнего дня секс только за деньги. И не за те, зарплатные. Захочешь близости — заработаешь. Только так.

— Мы и так с тобой редко встречаемся по поводу любви. Предлагаешь на стороне подругу искать?

— А ты попробуй. Вон их сколько, жаждущих мужской ласки. Чем так жить, лучше никак. Даю тебе испытательный срок, два месяца. Не начнёшь зарабатывать, буду искать другого мужа.

    Это была лишь предварительная часть разговора. Дальше женщина вышла из себя, повысила голос, перешла на конкретные оскорбления. Лёнька робко ответил, чем вызвал шквал гнева. 

    Пикировка взаимными обвинениями вышла из-под контроля, приобрела скорость и силу урагана, уничтожая остатки уважительного отношения, сметая его в мусорные кучи, которые улетучивались в вихревых воронках душераздирающей брани.

    Далее в ход пошли и без того разрозненные и ветхие предметы хрупкой посуды. Алёна в пылу праведного негодования разорвала на Лёньке рубаху. Он замахнулся, возмущаясь и негодуя, инстинктивно, скорее защищаясь, чем нападая. Женщине показалось, что Рубикон противником преодолён, пора принимать превентивные меры, тем более, что терпение лопнуло.

— Вон, негодяй, иначе я вызову милицию, скажу, что ты надо мной издевался, бил и унижал! 

— Дура! Я мужчина. Бабу на ночь всегда найду. А ты, отца детям, никогда не найдёшь. Ещё в ножки упадёшь. Умолять будешь вернуться.

    Гнев помутил Лёнькин рассудок. Лучше бы он этого не говорил. Алёна, женщина отходчивая. Она и ругалась-то, скорее для того, чтобы приободрить себя. Такова женская натура. Ему ли не знать? Всё-таки прожили вместе десять лет. 

    Куда там? Роковые слова выскакивали из уст с лёгкостью необыкновенной, нанося раны предельной глубины и жестокости. Слова могут быть грубыми, колючими, острыми и смертельными. Завершение дебатов изобиловало самой травмирующей разновидностью брани.

    Лёнька в сердцах хлопнул дверью, пулей вылетел на улицу прямо в домашних тапочках. В висках стучало, голова была мутной. Мысли по инерции следовали по траектории разогнавшегося до космических скоростей конфликта.

    Посмотрим, думал он, кто прав, кто виноват. Идиотка, тварь. Она думает, что он ничтожество, слабак. Зрительные и слуховые образы поставляли сцены доказательств мужского достоинства в противовес женскому ничтожеству. 

    Алёна ползла к нему на коленях, умоляла, пытаясь поколебать его решимость покинуть семью, в то время, когда у него был неограниченный выбор средств наказать её. Лёнька упивался полнотой власти, наслаждался превосходством, давая непокорной жене возможность убедиться в его мужских достоинствах.

    Он представлял себя несправедливо обиженным, но благородным. Дав жене понять, в чём и почему она неправа, мужчина великодушно поднимает её с колен красивым рыцарским жестом, обнимает, запечатывает рот поцелуем. Так в семье восстанавливается мир и любовь.

    Лёнька уже было обрадовался, решая вернуться, но врезается лбом в голову неподвижно стоящего мужчины, увлечённо подсчитывающего деньги, в котором узнаёт своего одноклассника Витьку Пронина, которого не видел много лет.

    Тот выглядит гоголем. Одет с иголочки, во всё новое, держится уверенно. В руках у него пачка купюр большого достоинства, которую держит небрежно. Лёнька отродясь таких денег не видел.

— Лёнька, Снегирёв, чёрт побери! Сколько лет, сколько зим. А я на побывку. С заработков. Тыщу лет тебя не видел. Как ты? Айда со мной, там всё и расскажешь.

    Витька приехал с золотых приисков. Рассказы о россыпях металла и сумасшедших заработках , которые буквально некуда было девать, подкреплялись реальными пачками денег. Друг детства  легко и просто расплачивался ими без всякой надобности, лишь бы показать своё бахвальство.

   О том, чего ему стоили эти деньги, умолчал. Семью Витька потерял уже после первой поездки, вернувшись из неё с деньгами и срамной болезнью, подхваченной по пути домой. 

   Воздержание в течение всего сезона добычи металла оказалось для него немыслимым испытанием. Сговорчивые девочки слетались на шелест купюр, словно бабочки на свет ночного фонаря. Витька не брезговал никем, даже услугами вокзальных шлюшек.

    Жену он заразил сразу. Лечение, правда, оплатил. Но в итоге оказался одиноким холостяком. Впрочем, его это не слишком расстроило. Парень он весёлый, общительный, в артели прижился. С тех пор так и повелось: сезон в тайге, потом девочки, пьянки… 

    Пока не потратит последнюю копейку. И в обратный путь. До выезда в поле подрабатывал грузчиком в порту.

   Эмоциональное и физическое перенапряжение, постоянные стрессы, конкуренция за тёплое место у кормушки, суровые артельные правила и порядки, а затем полное расслабление, когда можно всё, пока в кармане что-то звенит.

    Конечно, он не похвастался тем, что у него острый колит, вытягивающий приступами душу, вялотекущий туберкулёз,  ревматические боли в суставах, выпавшие зубы. 

    Идея рвануть за туманом и за запахом тайги захватила Лёньку с потрохами, показалась заманчивой возможностью поставить Алёнку на колени. 

    Беспомощность, которой прежде никогда не было, и вдруг появилась, которую он ощутил в ходе конфликта с женой, заставила обратить внимание на иллюзорный выход. Золотые прииски, начинающийся приступ золотой лихорадки, виделись ему вполне реальным выходом из финансового тупика.

    Лёнька своими глазами видел эти пачки с деньгами. Новые хрустящие купюры шуршали в Витькиных руках, раздавая обещания благоденствия, безграничного семейного счастья.

    Возбуждённый возможностью пустить пыль в глаза Витька повёл расстроенного, но окрылённого иллюзией свалившегося на него в одночасье богатства Лёньку к доступным, сговорчивым подругам.

    В ближайшем магазине накупил закуски, целую сумку вина и водки. 

    Пить Лёньке совсем не хотелось, но и домой не было сил идти. Слушать в очередной раз, какое он бездарное ничтожество, унизительно и горестно. Каждое обвинительное слово было ударом по уязвлённому самолюбию. Вынести ещё одно нападение выше его душевных возможностей.

    Тем более, Витька, когда Леонид стал отказываться, презрительно оглядел его, снизу вверх, хотя был почти на голову ниже, вызывающе нагло сплюнул сквозь прорехи в зубах на его ботинок, показывая таким отношением, что о нём думает, ощерился щербатой улыбкой и хихикнул.

 — Бабы своей испугался? Ну-ну. Куда тебе на прииск, к настоящим-то мужикам? Забудь. Там, таким как ты, делать нечего. Мужик… это же мужик. Вот где они у нас, бабьё легкомысленное. Всех и достоинств у них, сладкий передок. Ладно, прощаю на первый раз. Сейчас учить буду. Только не кипешуй, делай, как я. Такого шороху наведём, гульнём по-пацански. Чертям тошно будет. Нужна она тебе, Алёна твоя? Пусть других дураков поищет. Недельку погудим, потопчем непуганых курочек и в тайгу, на заработки. Я из тебя мужика сделаю, так и знай.

    Квартира, в которую они завалились без стука, просто открыв дверь ногой, являла вид убогий, нежилой. По всему коридору в три ряда стояли пустые бутылки разного калибра, Грязные полы, обшарпанные стены, спёртый, застоявшийся воздух, пропитанный запахом перегара и гнили, дополняли колоритный пейзаж звериной норы.

    Витьку это вопиющее убожество нисколько не удивило. Вихляющей походкой он прошёл на кухню, где среди окурков и грязной посуды восседали две колоритные особы, предположительно женского рода. Во всяком случае, именно на это указывало их одеяние и причёски с обилием бигуди.

    Дамы имели синюшные лица, улыбались беззубыми ртами, дымя беломоринами. 

— Неужели принцессы нас не ждали? Живо убрали со стола. Сегодня Витя вас всех гуляет. Зоечка, покажи-ка нам с Лёнечкой свою выдающуюся грудь. 

    Чучело живо соскочило с табуретки, распахнуло халат, с достоинством обнажив безобразный живот и висящие почти до колен морщинистые мешки, протягивая Витьке на ладони один из них.

— Не мне, красавица. Сегодня у нас в гостях лепший мой друг, Лёнечка Снегирёв. Попробуйте только ему не понравиться. Лишу довольствия. Лёха, дарю, эта сегодня твоя. Мне Катька. Чего сидите, шалавы, живо обновили стол. 

    Лёнька пришёл в ужас, сжался, потерял дар речи. Протянутый ему моментально гранёный стакан, наполовину заполненный водкой, он влил в себя, не заметив как. Через десять минут мир преобразился, перестав казаться неприемлемым. 

    Волшебные свойства алкоголя преобразили среду обитания, превратив нору во дворец, ведьму почти в принцессу. Водка булькала, стаканы звенели. Уходить совсем не хотелось.

    Что было потом, Лёнька не помнил. Среди ночи с больной головой он попытался встать. Ноги не держали, предметы расплывались. Рядом с ним лежала страшная, вонючая, обнажённая нимфа, вид которой возбудил желание блевануть, что и произошло немедленно. Он даже не успел от неё отвернуться.

    Лёнька тоже был голый, никак не мог отыскать одежду. Спотыкаясь и падая, мужчина бродил по квартире, разыскивая предметы своего гардероба, оказавшиеся разбросанными по всему дому.  

    Сколько времени ушло на поиски и многократные попытки одеться, понять в таком состоянии было невозможно. Насилу одевшись, Лёнька напился из-под крана, отыскал выход и сквозанул прочь.

    Видимо сегодня был не его день. Пройти мужчина успел метров сто, не больше, как возле него остановился милицейский воронок. Под белы ручки Лёньку подсадили в заднюю часть дежурного автомобиля с решётчатым окном и доставили в вытрезвитель.

    Процедура раздевания и холодные водные процедуры были ужасным испытанием. Далее его голышом уложили на кровать без подушки. Когда попытался сопротивляться, надавали по почкам, привязали к спинкам кровати, больно стянув руки.

    Заснуть не получилось. Лёнька временами проваливался в бессознательное состояние, потом приходил в себя, испытывал жуткие мучения от боли в руках, тошноты, неприятных ощущений в желудке. Зачем он пошёл с Витькой? Ах, да, чтобы тот взял его добывать длинные рубли.

    Эта идея уже не казалась такой заманчивой. Боль в руках стала нестерпимой. Лёнька закричал. Пришёл мужик в милицейской форме, врезал по печени. Потом отеческим тоном спросил, чего беспокоит людей среди ночи. 

    Он пожаловался, что затекли руки. Тот проверил, увидел, почти до локтя они уже почернели. Сжалился, отвязал, но пригрозил, если что, пусть не обессудит.

    Утром Лёньке выдали одежду, составили протокол, выписали штраф. Чем его оплачивать? События складывались скверно. Однако он пошёл домой, позвонил в дверь. 

    Алёна почему-то оказалась дома. Выглянула, окинула недовольным взглядом, принюхалась. Реакция жены не предвещала ничего хорошего. 

    Дверь закрылась. Через несколько минут супруга вынесла чемодан, выставила за дверь.

— Всё, Снегирёв, свободен. Полный расчет и девичья фамилия. На развод подам сама.

— А я, куда мне теперь?

— Раньше нужно было соображать. Это же додуматься нужно, к Зойке за утешением пошёл. Да на ней клейма ставить негде. Я бы на твоём месте сходила к врачу, проверилась. Тьфу, на тебя! Беспутный ты человек, Леонид. Я уже готова была простить, остыла, а ты такое учудил. Ладно бы только денег домой не приносил, так ещё заразу… Уйди. Видеть не могу. За что мне такое наказание?

    Алёна захлопнула дверь. Лёнька впал в полную прострацию. Семьи нет, работу потерял, спал с беспутной ведьмой. 

    Дверь снова раскрылась. Жена протянула ему телефон с зарядным устройством и опять захлопнула.

    Отправляться было определённо некуда. По лестнице начали ходить соседи. Пришлось забирать чемодан и выметаться, чтобы не мозолить людям глаза.

    Единственным возможным прибежищем мог стать выселенный пятиэтажный дом, неожиданно, после двадцати лет проживания в нём людей, развалившийся сразу по двум подъездам. В нём часто видно было бомжей и наркоманов, но другого варианта не было.

    Самое удивительное оказалось то, что в доме не отключили электричество и воду. Лёнька сразу нашёл чистую, без следов недавнего обитания, квартиру. Больше того, в замке входной двери торчал ключ. 

    Пройдя по подъездам и этажам, Лёнька обнаружил годную к употреблению мебель, матрац, посуду и многое другое. Заселение и связанные с ним хлопоты отвлекли на время. Жизнь уже не казалась настолько законченной и беспощадной. 

    Есть совсем не хотелось. Более сильные потребности заглушали дискомфорт от голода. О работе не хотелось думать совсем. Зачем? Для чего нужно работать, если нет будущего. Чувство обречённости и одиночества надвигалось постепенно, заполняя всё пространство сознания.

    Лёнька свернулся в позе эмбриона на добротном ватном матрасе, укрывшись пахнущим сыростью одеялом. Беспомощность, безмолвие, безысходность. Теперь это его образ мысли, его повседневная жизнь.

    Вспомнилась история из какого-то романа, где мужчина потерял всю семью в автокатастрофе. Он просто лёг и решил умереть. У него получилось. Наверно тот человек был сильнее. Лёнька умирать не готов. 

    Он начал представлять, как приходит к  Алёнушке, кладёт повинную голову на плаху, предлагает сделать выбор, соглашаясь жить, как прежде, или умереть, на её усмотрение. Мысли о том, что любимая жена способна его приговорить, даже не возникло. 

    Сколько раз он подходил сегодня в иллюзорном восприятии действительности к этой ситуации, столько раз она спасала его. Хотя, перед этим раздумывала. Любимая, шептал он, и это было истинной правдой. 

    Нет, она не способна его предать. А он, он сам, способен? Что вчера привело его к Зойке, как он мог улечься с этим подобием женщины в постель? Неужели у них что-то было? Быть такого не может. Но ведь они лежали рядом, абсолютно раздетые.

    Скорбные мысли перемежались совсем иными видениями. Вспомнилось, как они познакомились. Юный Лёнька и восторженная Алёна. Он никогда до знакомства к ней не подходил к девушкам на близкое расстояние, а тогда вдруг сошёл с ума.

    Ему в голову пришла мысль, если не познакомиться сразу, с первой попытки, второй может просто не быть. Таких девушек уводят, не дожидаясь, когда они подрастут.

    Лёнька не на шутку расхрабрился, пытался быть шутом и героем одновременно. Ему повезло. Девушка сама мечтала о знакомстве с ним. Так совпало.

    Почти два года они жили на вершине блаженства, держась за руки, не смея проявить потаённые мечты и желания. Сближение произошло неожиданно, можно сказать, не согласуясь с их желаниями и планами. 

     Ребята заснули, готовясь к экзаменам у Алёны в квартире, а проснулись, потому, что не могли поступить иначе. Слишком жаркая была она, чересчур возбуждённый он. Не произнеся ни одного слова, они обследовали пограничные зоны, последовательно освоив науку сближения без единой помарки, сразу набело.

    Урок был усвоен поистине гениально. Души и тела воссоединились, зачав плод и создав семью без каких либо вопросов и трений, сразу. Основательно и бесповоротно.

    Лёнька волшебным образом вспоминал не только события того времени. Перед его восприимчивой памятью проплывали видения, эмоции, чувства и запахи. Алёна была и остаётся всем, что дорого. Неужели они действительно расстались?

     Он пришёл в неописуемый ужас, лишь задав себе этот вопрос. Такой исход сразу напомнил о конечности жизни, заставляя подумать о последнем дне. Где-то в глубине мелькнула внезапная мысль, что, если не ждать, когда жизнь станет совсем невыносимой? Взять и уйти, пока есть силы.

    Удивительно, но это не показалось греховным или абсурдным. Почему нет? Самое прекрасное уже пережито, ничего заманчивее жизнь преподнести уже не в состоянии. Взять и уйти. Конечно, лучше бы сделать это на вершине блаженства, но если это уже невозможно, если отрезан путь назад? 

    Были и другие мысли, о том, что ничего невозможного нет, пока жив, что нельзя опускать руки и сдаваться. Тут же перед глазами появлялась Алёна с чемоданом, её скорбные обвиняющие глаза. Ничего вернуть невозможно. Он проиграл. Взял и разрушил до основания всё, что создавалось долгие годы. 

    Лёнька был абсолютно уверен, что его уход, не важно, из дома или жизни, не отразится на судьбе дочерей. Он просто возьмёт и освободит всю семью от своей невезучести, от неумения быть добытчиком, строить счастливое будущее.

    Ещё недавно у него были крылья. Не так давно Лёнька умел летать во сне. Как и когда успел стать пассивным, поверить в то, что ничего невозможно изменить? 

    Обстоятельства и трудности жизни убили его способность видеть прекрасное, поступать не так, как все. Если человеку долго и обстоятельно что-то ломать и запрещать, у него появляется стойкая реакция отторжения и страха на любой сигнал. 

    Как же ему хотелось прекратить эти несуразные размышления, но они наступали. Лишь одно обстоятельство придерживало скорость принятия решений, желание узнать, так ли всё безнадёжно? 

    В его кармане лежит телефон. Стоит только сделать звонок жене, задать вопрос, попытаться реабилитироваться. Ведь он даже не знает, что в той квартире происходило на самом деле. 

    Ну, не верит Лёнька в то, что способен был спать с той ужасной женщиной. Он может поклясться чем угодно, что ни разу в жизни не изменил своей Алёнушке, даже в мыслях. Нет для него ничего более дорого.

    Целую ночь, прожил он в кошмаре, создаваемом собственными мыслями. Как же это страшно, присутствовать на суде совести, самого безжалостного и беспристрастного судьи, которого только можно вообразить.

    Постепенно нарисовалась цель, чёткий план действий. Лёнька держал в руках заряженный телефон, просмотрел все семейные фотографии, не понимая, надеется или уже прощается с самыми дорогими людьми. 

    Время тянулось безжалостно, приближая рассвет слишком медленно. Лёнька не мог себе позволить разбудить Алёну раньше времени. Она не виновата в том, что он потерялся в реальном мире, став из настоящего прошлым.

    Он считал минуты. Сейчас зазвонит будильник. Алёна встаёт, умывается, готовит завтрак, накладывает контейнеры с бутербродами для Леночки. Сейчас её разбудит первый раз. Девочка никогда не встаёт сразу. Теперь Машутка. Эта вскакивает, но не просыпается.

    Минута за минутой Лёнька воссоздавал реалии жизни, и своей недавней жизни, которая вот-вот начнётся снова или закончится совсем. Алёнушка, милая, а ты вспоминаешь о своём муже? Нет? Как же это печально. 

    Сейчас, ещё несколько минут. Лёнька набирает заветный номер телефона, слышит сигнал, потом отбой. Это невозможно перепутать, Алёна нажала кнопку отмены звонка. Он пытается успокоиться. Удаётся с большим трудом. На глазах выступают слёзы.

    Усилием воли Лёнька подавляет желание расслабиться, утонув в слезах. Не время проявлять слабость. Он дошёл до грани, когда или да, или нет. Смахнув невольно выступившую каплю, мужчина набирает номер вновь. И опять отбой.

    Двадцать попыток. Одна за другой. Тишина. Это приговор. Никто, кроме него, в этом не виноват. Печально. Так нелепо завершить жизненный путь. Наверно он что-то упустил гораздо раньше. Не бывает так, что в результате одного нечаянного, невольного промаха, сразу оглашают смертный приговор. 

    Даже приговорённый к расстрелу должен иметь шанс. Хотя бы надежду, что изменения возможны. Значит, ещё один звонок не будет лишним. Лёнька дрожащей рукой, уже не стесняясь потока слёз, набирает номер любимой, которая сейчас должна поставить точку, уже не важно, какую, в его нелепой судьбе.

    Милая Алёнушка, где ты, где, может на планете, на Земле? Может, только в сказке ты живёшь, может, на планете дальних звёзд. Почему ему вспомнилась именно сейчас эта песня, которая никогда не нравилась? Наверно, так прощаются с жизнью. Ну и пусть. Его некому будет вспоминать и жалеть.

    Телефон опять оставляет гудки без ответа. Это судьба. Нельзя играть с такими однозначными знаками в прятки. Сколько не скрывайся, нужно отвечать за поступки.

    Решение приходит мгновенно. Нечего прикидываться слабаком. Он докажет, что не перестал быть мужчиной, уйдёт из жизни достойно.

    Лёнька рвёт на полосы две старые простыни. Они ветхие, но если брать шире, потом скрутить, выдержат. Неожиданно пришло спокойствие, даже руки перестали дрожать. 

    Верёвка готова. Только куда её приспособить? Нигде нет годных крюков. 

    Лёнька долго осматривал комнату, наконец, решил просто выкинуть конец верёвки с большим узлом через форточку и закрыть её на шпингалет.

    Сделав петлю, испытав, как она затягивается, Лёнька предпринял необходимые меры, чтобы не отыграть назад, если испугается и передумает. Всё просто он отодвигается до предела назад, встаёт на колени, набрасывает петлю, извиняется перед дочками и женой, что не может попрощаться по-настоящему, лишь мысленно.

    Он позволяет себе последнюю слабость, ещё один звонок. Контрольный. Тишина. Ухмылка, больше похожая на крик ужаса. Раскрытый телефон аккуратно ложится на пол. 

    Нужно отрезать последнюю возможность избавления. Лёнька выбирает позу, из которой невозможно вернуться к свободе, засовывает обе руки под брючный ремень, протискивает до самого конца и затягивает петлю, повисая в ней таким образом, чтобы она под весом тела  выполнила безжалостную задачу.

    Сначала стало невыносимо больно, не хватало воздуха. В голову пришло сомнение, так ли необходимо уходить из жизни? Ужас происходящего пронзил всё его живое существо.

    Поздно, руки прочно затянуты. Идея просунуть их под ремень была предельно циничной. Его начинает мутить. Несколько неудачных рывков, нелепых попыток освободиться, лишь затягивают петлю. В голове появляется пелена, предметы слегка расплываются.

    В это время зажигается экран телефона, высвечивая фотографию улыбающейся жены. 

    Это она, Алёна! Всё-таки позвонила. Извини, ты немного опоздала. Совсем чуточку.

    Практически без сознания Лёнька предпринимает бесполезные попытки лихорадочно ползти, чтобы ослабить натяжение верёвки. Звонок напомнил, что жизнь не настолько плохое и бесполезное занятие.

    Инстинкт самосохранения начинает работать сам по себе. 

    Неожиданно Лёнька начинает мочиться под себя, лужа под ним растекается, снижает трение. Всего несколько сантиметров удаётся отыграть у неизбежного, чтобы подтянуться напряжением шейных мышц, перевернуться, вытянуть одну руку из удавки ременного пояса, расслабить убийственную петлю. 

    Вдох отдаётся в лёгких ударом, по всему телу прокатывается невыносимая боль. 

    Лёнька, несмотря на возможность дышать, теряет сознание, но перед этим успевает схватить телефон, как спасительную нить, прижимая  его к себе.

    Очнулся он довольно не скоро. Горло сковывала сильнейшая боль. Казалось, что в трахею забили тугую пробку. Сознание возвращалось очень медленно, словно качалось на волнах. 

    Первое, что пришло в голову — он жив. И спасла его жена, Алёнушка. Последний звонок был от неё. Ничего не понимая и не видя, он нажал кнопку вызова. Жена ответила моментально, словно ждала этого звонка с нетерпением.

    Увы, Лёнька ничего не мог ей сообщить, потому, что потерял дар речи, даже хрипеть  неимоверно мучительно, зато был неимоверно благодарен за то, что простила. В этом он был уверен.

    Всё-таки жизнь прекрасная штука, как ни крути. Если судьбе будет угодно, всё разрешится хорошо. Он найдёт другую работу, землю рыть будет, но не заставит больше семью, ни в чём нуждаться.

    А Алёна непременно найдёт его, поможет выжить, если смерть захочет уступить. В голове промелькнули ещё несколько размытых, но радостных мыслей, обрывками и погасли. Наверно Лёнька просто устал.
Источник: https://liwli.ru/relations/story/poka_ty_zhiv-234162.html