Философия возрождения русскости: К 115-летию со дня рождения Алексея Хомякова
«Время славянофильствует...»
Этот «лозунг момента» произнёс в 1915 году в одноимённой статье русский философ Владимир Эрн. Мыслитель вырос в семье немецко-шведско-польско-русского происхождения, но когда наша страна вступила в кровопролитную Первую мировую войну (которую во всём мире сразу назвали «Великой», а в России – «Второй Отечественной»), вопрос крови для Владимира Францевича отошёл на второй план. Эрн не просто осознавал себя русским, но дал понять, что в горниле войны возрождается идеал Святой Руси, чуть было не утраченный в период западнических реформ XVIII столетия, теоретически возрождённый мыслителями-славянофилами века XIX, и практически воплощаемый последними русскими императорами – Александром III и Николаем II.
Пройдёт всего два года, и подорванная мировой войной и разжигаемыми революционерами внутренними противоречиями Российская Империя рухнет. Но в 1915-м, когда воины Русской императорской армии освобождали земли Галицкой Руси, чьё население в своей массе было радо вернуться из греко-католической унии в лоно Православной Церкви, казалось, что именно здесь и сейчас делаются последние шаги в деле собирания Земли Русской. Более того, в этом великом деле всему миру было явлено русское народное единство, основанное не на «крови и почве», но на истинном христианстве – Православии:
Народное действие России находится в полной гармонии с народными верованиями, теми самыми, которые легли в основу нетленного ядра славянофильских идей. "Святая Русь" – совершенно конкретная, мистически реальная святыня умного делания народа и его духовного бытия. О том, что время славянофильствует, говорит не только "разделение" Европы, предчувственно постигнутое лучшими из славянофилов, но и живое явление народного гранита в настоящем столкновении рас и народов.
Очистительная гроза двенадцатого года
Но почему именно славянофильство Владимир Эрн выделил как исток этого русского возрождения? И благодаря кому оно началось в условиях, когда, с одной стороны, Российская Империя находилась на пике своего могущества, но с другой, стремительно утрачивала базовые ценностные и культурные основания.
Владимир Эрн. Фото: www.globallookpress.com
Когда в абсолютном большинстве дворянских семей дети изучали русский язык как иностранный, и литературный образ встречи Пьера Безухова с Платоном Каратаевым в ходе Отечественной войны 1812 года стал особенно показательным.
Именно в начале XIX столетия тотальное западничество российских элит постепенно стало уходить на второй план, но заменить его, казалось, было нечем. Хотя «замена» была совсем рядом, в самом многомиллионном русском народе, подспудно хранившем идеал той самой Святой Руси. И многие юные барчуки, свидетели славных побед своего народа в страшной войне 1812 года, это прекрасно видели.
Среди них – Алексей Степанович Хомяков, родившийся ровно 115 лет назад, 1 (13) мая 1804 года, в московской дворянской семье известного англомана, одного из основателей Английского Клуба. Именно Алексею Хомякову будет суждено стать одним из отцов-основателей славянофильства, и хотя образование он получил в западноевропейском духе, уже в юные годы у него родился своеобразный русский протест. Вот, как об этом пишет один из биографов Хомякова протоиерей Николай Боголюбов (1872—1934):
В доме Хомяковых, в Москве, жил аббат Boivin, учивший Алексея Степановича латинскому языку. Однажды ученик в какой-то книге отыскал папскую буллу, заметил в ней ошибку и, показывая аббату, спросил его: зачем же он считает папу непогрешимым, когда святой отец делает ошибки правописания. За эту выходку мальчика, разумеется, не похвалили. Но уже сама собой развивающаяся мысль стремилась к серьезному делу. На 14 или 15 году жизни он уже успевает напечатать свой перевод Тацитовой “Германии”...
А уже в 16 юный Алексей Хомяков пытается бежать в Грецию, чтобы помочь восставшим против османского ига православным братьям. Конечно, побег был во многом основан на романтических чувствах, однако ещё за несколько лет до этого, огорчившись, что с поверженным Наполеоном ему уже не сразиться, Хомяков-отрок воскликнул: «Стану бунтовать славян!». Речь, разумеется, шла о желании помочь нашим «братушкам» – подневольным православным славянам – сербам и болгарам.
Русский офицер, ставший православным философом
Спустя 10 лет повзрослевшему Алексею Хомякову удастся реализовать юношескую мечту. Молодым офицером он героически примет участие в русско-турецкой войне 1828 – 1829 годов, в результате которой Османская империя признает автономию Сербии, Молдавии, Валахии и части Греции, а также уступит России значительную часть восточного побережья Черного моря, включая территорию современной Абхазии.
Время непростое: русский офицерский корпус ещё не оправился после трагического декабристского мятежа 1825 года. Но молодого Хомякова Господь уберёг: в это самое время он путешествовал по Европе, учился живописи в Париже, делал первые серьёзные поэтические опыты. Поэма «Ермак», написанная им на чужбине, показательна – в ней проявился русский патриотизм молодого европейца, увлечённого западной философией, но не оторвавшегося от родной почвы:
Ты был преступник; но своею кровью,
Сраженьями за русскую страну,
Победами, и торжеством, и славой
Ты стыд и преступление омыл...
Последующие 1830-е годы станут для Хомякова временем активных поэтических трудов и периодом обустройства личной жизни. В 1836 году он женится на сестре поэта Николая Языкова Екатерине. В счастливом, хотя и недолгом (Екатерина Михайловна скончалась в 1852 году) браке,родились девять детей. Увы, старшие сыновья скончались в младенчестве, но старшие, Дмитрий (1841—1919) и Николай (1850—1925), успешно продолжили дело отца. Первый - как выдающийся консервативный публицист, второй – как общественный деятель, председатель III Государственной думы.
Сам же Алексей Степанович как мыслитель впервые проявил себя достаточно поздно: в 1839 году вышла его знаменитая статья «О старом и новом», по сути, ставшая манифестом славянофильства (хотя сам этот термин появится значительно позже и поначалу будет звучать как издёвка со стороны оппонентов). Было бы неверным утверждать, что в этом тексте Хомяков резко противопоставляет свои идеи западникам. Скорее он задаётся вопросами:
Что лучше, старая или новая Россия? Много ли поступило чуждых стихий в ее теперешнюю организацию? Приличны ли ей эти стихии? Много ли она утратила своих коренных начал и таковы ли были эти начала, чтобы нам о них сожалеть и стараться их воскресить?
Автопортрет Алексея Хомякова. 1842 год. Фото: www.globallookpress.com
Но сами эти вопросы уже были консервативно-революционными по своей сути. Ответ же молодого мыслителя весьма глубок и интересен, он предлагает воскресить древнюю Русь, но не чуждается заимствовать и западный опыт, преломляя его сквозь призму православного миропонимания, в том числе, что крайне важно, на основании традиционных семейных ценностей, в некоторой степени уже пошатнувшихся в современной ему Европе:
Мы будем подвигаться вперёд смело и безошибочно, занимая случайные открытия Запада, но придавая им смысл более глубокий или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории Церкви и законов её – светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской, потому что они были основаны на святости уз семейных и на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда, в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью.
Этот манифест славянофильства отнюдь не стал «единственно верным» учением. Противопоставившие себя западническому декадентству молодые мыслители (наряду с Алексеем Хомяковым первыми славянофилами были братья Киреевские и братья Аксаковы, Александр Кошелев и Фёдор Чижов) отнюдь не вырабатывали некую антизападническую догматику. Более того, были свободны в критике друг друга. Единственное, что их точно объединяло – это стремление возродить Россию на основе подлинно народных начал, главным из которых была верность Православию.
Церковь одна, и эта Церковь – Православная
Начиная с 1840-х годов, многие тексты Хомякова были посвящены религиозной тематике. Он не только утверждал верность Православной Церкви, но и жёстко критиковал западное христианство – католицизм, именуемый им «романством», и протестантизм. В отличие от уже распространявшегося в то время западнического экуменизма, Хомяков нисколько не сомневался, что Церковь одна, и эта Церковь - Православная. В еретических же течениях, каковыми являются католицизм и протестантизм, Церкви нет:
Романизм и протестантство, если рассматривать их в отношении к Церкви, имеют между собою то общее, что у них обоих извращён основной закон Церкви – свобода в единстве. Романизм, отвергнув живое единство Церкви, свободу принёс в жертву искусственного единства – деспотизма папы; протестантство, восстановив свободу, разрушило единство. У римлян единство состоит в стройности движения подданных, рабов, а поэтому оно исключает истинную свободу; у протестантов свобода состоит в произволе личности, а поэтому исключает единство, которое для них возможно лишь в смысле арифметического итога. На Западе, следовательно, или единство без свободы, или свобода без единства. Но так как в Церкви ни истинная свобода без единства, ни истинное единство без свободы невозможны, то там поэтому нет ни истинной свободы, ни истинного единства, а следовательно, там нет и Церкви.
Говоря о свободе, мыслитель, в первую очередь, имел в виду свободу внутреннюю, духовную. Но в то же время был последовательным сторонником освобождения крестьян от крепостной зависимости, выступая за единение царя, дворянства и народа. Хомяков был уверен: монархия – единственно приемлемая для нашей страны формой государственного устройства, но вместе с тем выступал за созыв «Земского собора». С ним мыслитель связывал надежду на разрешение противоречия между «властью» и «землёй», возникшее в России в результате западнических реформ Петра I.
Егор Холмогоров рассказал, что открыли миру славянофилы
Колонка обозревателя Царьграда о юбилее одного из основателей славянофильства
Трудом всей жизни Алексея Хомякова стал так и не дописанный трактат «Семирамида», в котором мыслитель попытался систематически изложить смысл и логику всей мировой истории (на тот момент подобную попытку среди европейских философов предпринял только Гегель в своей «Философии истории»). История была представлена им в виде многовековой борьбы двух противоположных духовных начал, названных по именам двух древних цивилизаций: «иранской» и «кушитской». Первое символизировало «свободу духа», второе – «преобладание вещественной необходимости». Единственным народом, сохранившим вплоть до XIX столетия «иранский» религиозный и культурный тип, Хомяков считал русских.
Увы, мыслитель прожил недолгую жизнь, отойдя ко Господу в своём родовом селе Спешнево-Ивановском 23 сентября (5 октября) 1860 года на 57 году земной жизни. Самоотверженно пытаясь исцелить крестьян во время эпидемии холеры, Хомяков заразился и вскоре скончался, не завершив ряд своих трудов. Похоронили Хомякова на кладбище московского Данилова монастыря, а уже в советское время, в 1931 году, могилу перенесли на Новодевичье кладбище. Существуют свидетельства, что во время эксгумации тело Алексея Степановича было обретено нетленным. И хотя речи о канонизации мыслителя не ведётся, нет никаких сомнений, что для нас, православных христиан XXI века, его творчество находится в одном ряду со святоотеческими трудами древних учителей Церкви.