Платон Беседин: Казнь русского украинца.

Писатель Платон Беседин — о том, почему при столкновении двух радикальных позиций нужно выбирать третью — здравый смысл

Меня спросили недавно:

— Вас представлять как русского или как украинского писателя?

— Это принципиально? — удивился я.

— Да, — насупился собеседник.

Конечно, я уже слышал данный вопрос. И даже с той или иной степенью успешности отвечал на него ранее.

Но сейчас, после раздрая российско-украинских отношений, когда точка невозврата пройдена, разбираться с подобными вопросами стало труднее. Особенно если собеседник излишне ангажирован.

Да, безусловно, я русский писатель.

Потому что пишу, думаю на русском языке, а язык — это интеллект, душа народа, как подметил Чуковский, и продолжаю традиции русской литературы.

Мне более близки Достоевский, Чехов, Толстой, Лесков, Трифонов, чем, к примеру, Франко, Квитка-Основьяненко или Шевченко.

Между тем для меня первичен Гоголь, а с его национальной идентификацией всё не так просто.

«Знаю, — писал Николай Васильевич, — только то, что никак не дал бы преимущества ни малороссу перед русским, ни русскому пред малороссом. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, — явный знак, что они должны пополнить одна другую». 

Действительно, если и быть, так мне кажется, то быть вместе: и на уровне стран, народов, и в каждом человеке.

Я вырос, жил в Севастополе, 5 лет мне довелось быть в прекрасном Киеве, во мне сидит то, что принято называть русской ментальностью.

Родился в Советском Союзе, но в 6 лет портом моей приписки стала Украина.

Я не выбирал, не давал на это согласие — так распорядились история и другие люди.

Выкатывать на палубу ядра, дабы заряжать пушки для стрельбы в Украину, как делают то многие крымчане, я не хочу.

И не буду.

Мне нравится Украина: ее люди, просторы, культура, язык — они сделали меня чище, свободнее, богаче.

Я люблю эту страну.

Но это не отменяет того, что я всегда был русским.

С украинским паспортом.

Однако в условиях войны — как минимум, информационной — между Россией и Украиной быть русским украинцем, кажется, невозможно.

Вернее, так: не разрешают.

Претендуют даже на то, чтобы кто-то в принципе был.

Тянут, как на дыбе, в разные стороны.

И в конечном итоге — разрывают.

У Юрия Трифонова в блестящем романе «Старик» есть чудная фраза:

«Вот этого не понимаю: черные да белые, мракобесы да ангелы. И никого посередке. А посередке-то все. И от мрака, и от бесов, и от ангелов в каждом…».

Те, кто посередке, прежде всего и страдают.

Те, кто не хочет примыкать ни к одним, ни к другим мерзавцам и прохиндеям.

Но те, кто во что бы то ни стало всегда остается со своим народом.

Думать не в моде. Думать неактуально.

Ведь думать — значит искать выход, сомневаться.

Для чего?

Если всё и так однозначно, если всем всё давно разъяснили.

Смотрите, как хорошо получается.

Есть добро и есть зло.

Они маркируются в зависимости от того, кто расставляет флажки, и уже в таком виде скидываются в массы.

Тем остается лишь открывать рты и глотать яд, несмотря на слабую печень и поджелудочную.

Ложка за ложкой потреблять вражду, смуту и разделение.

Но люди кушают это. И кушают охотно.

Ни тени сомнений, ни отблеска истины — всё выкрашено в один цвет.

Такой, чтобы максимально скрыть изъян шаткой логики.

Мне говорят в Киеве: «Российские СМИ врут».

Мне говорят в Москве: «Украинские СМИ врут».

И прикрывают одно другим: мол, а что, те лучше?

Будто можно противопоставить одной нелепице другую, выяснив, кто гуманнее — Вельзевул или Левиафан.

Думаю, что когда Судный день настанет и на скамье окажутся те, кто рассорил Украину с Россией, СМИ будут судить первыми.

Слишком много мерзости, лжи они сгенерировали.

Но и те, кто ретранслировал эту позорную гнусь, наложив табу на использование своего мозга, получит не меньшее наказание.

Потому что глупость — не оправдание.

Наоборот.

Она порождает ощущение ложной истины, наделяя ее носителя чванством и самоуверенностью.

«Правота разделяет пуще греха», — писал Бродский.

А правоты стало много.

Ее отмеряют в неограниченных количествах каждому, еще и просят взять немножечко сверху.

Не уроните, донесите домой, пожалуйста.

Правдой и правотой завалены полки, забиты телеканалы.

Возможно, Геббельс, не переодевайся он в простого солдата и не трави себя мышьяком, хлопал бы ресницами и взлетал.

От ощущения собственной значимости. 

Похоже, те люди, которые сейчас занимаются агитацией и пропагандой, агитпропом, вконец обезумели.

Да, согласен, ничего нового: миром, как писал Толстой, управляют сумасшедшие, здоровые воздерживаются или не могут в этом участвовать.

Но эта глупость давно перестала быть контролируемой.

Безумие стало нормой масс.

А безумие — это всегда крайность, всегда однозначность.

Маршируй, пой песни, скандируй лозунги — так стаду свиней будет веселее двигаться к пропасти.

От того обязательно просят выбрать стул.

«Нельзя быть между, на двух стульях не усидишь. Пора определиться, с кем ты», — подобное неизбежно, как одышка сердечника, преследует думающего, порядочного человека, старающегося разобраться в происходящем.

Массовая радикализация как следствие гуманитарной катастрофы накрыла постсоветское пространство.

По одну сторону — патриоты, по другую — оппозиционеры, но и те и другие по большей части говорят похожую ересь, разными в ней являются лишь ярлыки; замени пару слов, предложений — не отличить. 

Это еще одно чудовищное оружие по трансформации российского и украинского общества.

Всё началось с «не братья мы», а кончилось войной и разделением на десятилетия вперёд.

Тут скорбеть, печалиться надо, а слышны лишь бравурные крики: «Мы победим, еще немного, ура-ура!».

Кого победим, ради чего?

Наконец, где победим?

В братской войне?

Собственно, когда говорят о двух стульях, именно войной данный выбор чаще всего и аргументируют, при этом, как правило, на реальной войне не побывав.

Мол, ты что, не видишь — творится ад?

Похоже, у тех, кто так говорит, в душах действительно воцарился ад, а он, по известному закону, разрастаться должен: оттого, клокоча, ищет выхода.

Впечатление такое, будто, как в кино «От заката до рассвета», пробил час и все посетители стрип-бара превратились в вампиров, жаждущих крови.

Ненависти здесь, где судьба тяжела и слепа, всегда хватало — от неустроенности, хандры, серости, но сейчас ее стало особенно много; критическое давление в 666 атмосфер.

Мы получили больное, сумасшедшее общество.

Евромайдан пробудил древних бесов, и они вырвались наружу, дабы терзать Украину, а заодно призвать своих сородичей разрушения, сидящих в России.

Чернокнижники и колдуны во власти думали, что смогут управлять ими, но просчитались.

Теперь, похоже, нет того экзорциста, кто смог бы изгнать их. 

Можно подписать не два, а два десятка Минских соглашений, можно даже отвести войска на положенное расстояние, но пока в обществе существует запрос на войну, она будет продолжаться.

Даже когда не грохочет в Донбассе, война идет в мозгах, душах.

Апокалипсис навсегда.

Эта та самая медиакартина наоборот, описанная еще в 1990-х Пелевиным: когда не новости отражают реальные события, а реальные события подгоняются под новости.

В обществе вызрел запрос на злодеев, на «козлов отпущения», которые должны быть хуже, чем мы.

Оказались нужны те, кто страшнее, кощунственнее.

Кто убивает детей и сжигает людей.

Им вся ненависть, а мы… еще ничего.

Мосты между Россией и Украиной не строили всё это время.

Наоборот — минировали, жгли те, что были.

Русским и украинцам по обе стороны линии крови транслировали картинки ненависти друг о друге.

И разделили их.

Многих, но не всех.

Что делать тем, кто считает себя русскими украинцами?

Или украинскими русскими?

Что делать им, любящим две страны, два народа?

Заставят примкнуть, заставят быть на одном из стульев. Силой или убеждением. Но русские украинцы не смогут убить, заморить часть себя. Естественные в своей преданности и любви.

Когда я читаю очередного господина, вещающего, что Украина — это окраина, куда ссылали убогих, что украинского народа нет и не было, что кланяться в ножки эти несуществующие люди должны русскому барину, я хватаюсь за пистолет.

И то же самое, когда слышу вещания о кровавой Рашке, где в центре — Левиафан, одурманивший русских, главная цель которых — издевательства над украинцами.

Эти две радикальных позиции мне не близки, от них судороги начинаются.

Тут из кровавой мглы появляется «третий стул».

На нем начертано — здравый смысл, потому что он не имеет национальных или государственных маркировок.

И борьба под его знаменами ведется не против держав или людей, но против явления.

Фашизм чудовищен и одинаков, независимо от того, «свой» он или «чужой».

Для признания этого необходимо быть твердым, решительным. Знать, что ты будешь поруган, отвержен.

Ведь переть против течения — страшно, рискованно, себе во вред.

Как дурака в замечательном кино Юрия Быкова, тебя забьет толпа, которую ты хотел спасти.

Русские украинцы — в положении именно таких дураков.

Их режут напополам, закапывая в новостном ворохе.

Но, теряя таких людей, с такими взглядами, мы утрачиваем не только контакт между двумя народами, странами, но и сами народы, страны, превращая их в изуродованные безумием секты, существующие на обособленных островках ненависти (наподобие той, что устроили в Джонстауне).

И осталось совсем немного до массового самоубийства.

Тик-так.