Россия остается с нацизмом один на один

RuBaltic.ru  об итогах слушаний в Совете Федерации РФ на тему «Политико-правовые аспекты противодействия реабилитации нацизма, героизации нацистских преступников и их пособников: сравнительный анализ и уроки на будущее». Эстонский правозащитник СЕРЕДЕНКО - толкование и происхождение понятия «национализм», как в Эстонии относятся к итогам Второй мировой войны:

- Г-н Середенко, как вы оцениваете прошедшие слушания?

- Отдельное выступление на слушаниях было посвящено наполнению книжных полок магазинов в центре Москвы. Спикер рассказывал, что они забиты продукцией НТС (Национально-трудовой союз). Это легендарное издательство «Посев», которое и в советские времена не жаловали. Почему продукция наших врагов должна продаваться в центре Москвы? С другой стороны, и свободы слова никто не отменял.

Другой пример: не так давно запретили нацистскую символику. Сразу выяснилось, что запрет нуждается в серьезной доработке, прежде всего – практической. Требуется, как говорится, инъекция здравого смысла. Недавно дело дошло до того, что в перепечатке плаката Кукрыниксов затушевали свастику. Почему? Потому что это демонстрация символов нацизма. Святой Георгий побеждает дракона, но дракона нет — он заштрихован. Наша победа, но не скажем, над кем.

 

- На какие размышления Вас натолкнули слушания?

- Выступая на слушаниях, я назвал себя антифашистом на действительной службе.

Мои отношения с нацизмом таковы: я или в обороне, или в нападении. В этом смысле я разделяю в себе правозащитника и антифашиста, хотя во многом эти роли пересекаются. Однако отношение к нацизму требует определенности: мы или ограничиваем его, допуская его существование в принципе, как в случае с преступностью или дискриминацией, или изводим под корень. Я — сторонник последнего варианта.

Знаете, у меня создается ощущение, что Россия вновь остается с нацизмом один на один. И это происходит не в первый раз. Почему? Возможно, в русском правосознании есть нечто, не позволяющее нам понять и принять нацизм. Мы же не создаем нацизм вместе со всеми, а наоборот — четко его диагностируем, сопротивляемся. Однако рядом с Россией я никого не вижу.

- Для того, чтобы бороться с нацизмом, надо четко понимать, что это такое.

- Я пользуюсь определением Роджера Гриффина, которое уже доказало свою практическую ценность и пригодность для диагностики.

 

На слушаниях предлагалось поставить задачу Государственной Думе утвердить точные понятия «фашизм», «нацизм» на законодательном уровне. Потребность в этом уже перезрела, можно сказать. Только попробуй в аудитории заговорить о фашизме или нацизме, тут же спросят: «А что вы имеете в виду?».

 

Но сейчас не самое подходящее для этого время, на мой взгляд. Ведь на данный момент Россия находится в определенной политической изоляции. И тут вдруг принимает определение «нацизма», «фашизма». Кто это поддержит? Сейчас, исключительно из-за политической ситуации, определение, которое примет Россия, может оказаться в изоляции, его просто проигнорируют.

Поэтому я предложил дать точное определение этому явлению на уровне ООН. У организации есть подобной опыт: Генеральная Ассамблея уже принимала резолюцию под названием «Определение агрессии». Если ООН даст точное толкование понятиям «фашизм», «нацизм» и иным, то эти определения станут универсальными и уже тогда могут быть приняты российским законодательством.

- Почему же до сих пор не были даны законные определения таким понятиям, как «нацизм», «фашизм», «реабилитация нацизма»?

- Решительно не знаю. Для этого необходимо знакомиться с историей права, узнавать — предлагалось или нет их принять.

По сути, у «нацизма» множество определений. Однако нет ни одного, утвержденного законом. На слушаниях Константин Долгов предложил вообще криминализовать нацизм. Но ведь нацизм — явление композитное, т.е. состоящее из нескольких элементов, сплавленных воедино. Можно криминализовать «агрессивный национализм», но он уже криминализован через «разжигание вражды». Так же как и последствия нацизма — геноцид.

С другой стороны, не понимая сути явления, с ним очень сложно бороться. Многие ставят, например, нацизм в один ряд с концлагерями. Но лагеря — не исключительное изобретение нацизма. Также принято ставить рядом нацизм и неонацизм. А что имеется в виду под «неонацизмом»? Что тут нового?

В скором времени в Кембридже выйдет книга, написанная мною и Натальей Ереминой. Работа посвящена крайне правым партиям, где мы как раз затрагиваем данную проблематику и диагностируем, например, украинскую «Свободу» именно как нацистскую партию.

- Не так давно доктор политических наук, доцент кафедры европейских исследований факультета международных отношений СПбГУ Наталья Еремина, которую Вы упомянули, опубликовала текст о понятии «национализм» и его проблемах. Она оперирует понятием «этнонационализм» — это крайняя форма национализма, идея величия так называемой нации ядра, идея этнонационального государства, в котором есть место только одной этнической группе. Насколько актуальна данная проблема для Эстонии? Будет ли она решена?

- Наталья умница и молодец, мне остается лишь дополнить ее. Есть такое явление, которое я называю языковым эскапизмом — побег в свой язык. Это крайне характерно для эстонцев: когда их не устраивает какая-то международная история, они придумывают свою. Наделяют ее совершенно уникальными терминами. Так произошло и с понятием «национализм». В основе споров о применения термина лежит вопрос, что же является корнем — нация или национальность?

Эстонцы словом «нация» вообще не пользуются, у них нет такого термина. «Хороший» национализм, происходящий от политической нации —  история невозможная в Эстонии, таких терминов просто нет. У них в ходу термин «рахвуз», означающий исключительно национальность. Поэтому, они с гордостью говорят: «Я не националист, а рахвузлане».

С ними невозможно разговаривать. Они будто бы находятся в зазеркалье, где не признаются мировые термины. Нет, например, и понятия «национальное меньшинство». Вместо него «малая национальность».

 

- Однако из-за переименования явления суть не меняется. Национализм присутствует в Эстонии?

- Категорически не согласен с этим. Ведь как корабль назовешь, так он и поплывет.

- После завершения слушаний Первый замглавы международного комитета Совфеда Владимир Джабаров сказал, что 70 лет после окончания Второй мировой войны не прекращается отрицание исторических событий и приговора Нюрнбергского трибунала — даже в странах, народы которых пережили фашизм и не имели бы права на само существование в случае победы гитлеризма. А что касается Эстонии — отрицает ли страна итоги войны?

- Нет документа под названием «Итоги Второй мировой войны», и нет обязанности ратифицировать его. Поэтому вопрос об отрицании итогов — немного поэтическая история.

Однако если рассматривать суть явления — да, конечно.

- А что можно сказать об отношении к празднованию 9 Мая?

- Эстония, как и Россия, оказалась страной с непредсказуемым прошлым. Поэтому это очень творческий процесс для эстонских теоретиков. Я думаю, что они вложили весь свой талант в это дело.

Нельзя утверждать, что у эстонцев сложилось какое-то устойчивое отношение.

 

Скоро 9 мая и, грубо говоря, все будет зависеть от поведения правоохранительных органов, точнее, команды, которую они получат. Если эстонские полицейские и военные устроят какую-то колоссальную провокацию с побоями, это никого не удивит — так надо.

 

Если все пройдет совершенно мирно и цивилизованно, полиция будет улыбаться, то это тоже будет воспринято как норма. В Эстонии установочное общество: как скажут, так и будет.

- Можно ли предугадать, как все пройдет в этом году?

- Если бы я мог это делать, мне было бы неинтересно здесь жить.