Горят костры далёкие
Евгений Романов
г.Богучар, Воронежской области
Днем и ночью из школы доносились крики пытаемых. Как вспоминали очевидцы тех событий, в обморочном состоянии ребят вытаскивали на снег, а когда они приходили в себя, снова волокли в здание, били, ломали пальцы рук, закладывая их в двери.
У Михаила руки почернели, распухли, было разбито все лицо. Так же зверски избили и Никифора.
- Мне навсегда запомнилось, - вспоминала свидетельница тех расправ, а в те годы еще подросток, Ефросинья Никитична Жилякова, – как однажды выволокли на снег Кима Чеченева. Некоторое время он лежал без движения. Затем очнулся, застонал, сел на снег и, увидев нас, с трудом раздвигая разбитые губы, крикнул: «Прощайте, родные! И не унывайте. Скоро загремит из-за Дона, и наши придут! Отомстите за нас!» Его схватили и снова потащили в здание школы.
16 декабря немцы неожиданно оцепили все дома, у нескольких жителей нашли спрятанных солдат. Всех их согнали к школе, начали допрашивать. К вечеру кто-то «раскололся» и сказал то, о чем до сих пор молчали ребята: где спрятано оружие. Вечером того же дня арестовали Никиту Жилякова. В его доме при обыске обнаружили автоматы, только без дисков и затворов.
- Как я ни уверял, - вспоминал Петр Федорович Жиляков, - что все натаскал я, меня по малолетству не тронули, а брата взяли.
Ночью на двух автомашинах под конвоем двух взводов итальянских фашистов четырех комсомольцев и пленных солдат увезли в Чертково. Там арестованных разместили в двух помещениях. В том, где был Никита Жиляков, находилось несколько незнакомых ему солдат, а также директор совхоза «Первомайский» М.М. Орловская с дочками Верой и Таисией. Кима Чеченева, Мишу Курдукова и Никифора Кривобородова поместили в одну камеру, Олега Дробного и Владимира Сыроваткина – в другую.
О допросах в Чертковской тюрьме так вспоминал Владимир Сыроваткин: «После этого начались допросы с пристрастием. Били шомполами, нашими русскими - они длиннее немецких - до потери сознания, а затем прочитали приговор: «Повесить…» Дальнейшие события развивались стремительно. Как рассказывал Никита Жиляков, «17 декабря еще продолжались допросы. Требовали сообщить, кто руководил партизанами. 18 декабря об узниках забыли. До этого камеры охраняли немцы. Затем поставили полицейских. Но те вели себя беспокойно, всё посматривая в сторону Дона».
Фашисты так и не узнали, кто руководил отрядом, они думали уже о другом – как быстрее спасти свою шкуру. Уже через сутки стали слышны канонады. Но радость от того, что наступают наши, омрачалась близостью смерти.
В камере их находилось трое. Её окна располагались на север. То и дело полыхали зарницы, а через какое-то время раздавались канонады.
- Ох, и больно же бьют! - сказал Ким. - Жаль, что мы не грохнули Гвозденко…
- Наши наступают, наверное, уже на хуторе, - ответил Никифор, - может, еще нас успеют освободить, тогда посчитаемся с полицаями.
- Видел, видел, как полыхнуло! - встрепенулся Михаил. - Наши уже близко.
Было страшно холодно, кровь запеклась на руках и прилипшей одежде.
- Давайте споем напоследок, – предложил Ким, - нашу любимую, «На опушке леса».
И они тихо запели:
На опушке лесаЭто как про нас, - прервал песню Никифор.
Старый дуб стоит.
А под тем под дубом
Партизан лежит.
Он лежит, не дышит
И как будто спит.
Только ветер тихо
Кудри шевелит… -
До рассвета оставалось уже чуть-чуть. Михаил бредил. Все чаще всполохи света проскакивали сквозь тюремную решетку, высвечивая ее крестообразную тень на стене.
Днем во дворе усилилась суета. Немцы грузили имущество. Потом во двор, это было видно из камеры, где находился Никита, вывели скованных за руки Кима, Мишу и Никифора. Посадили в душегубку, и машина выехала со двора.
Как рассказывает документ, докладная первого секретаря Радченского райкома ВКП (б) Якова Ивановича Цыбина, переданная в Воронежский партийный архив, на расстреле Ким Чеченев, Никифор Кривобородов, Михаил Курдюков запели «Интернационал».
Вскоре немцы и итальянцы ушли с отступающими войсками, а охранники разбежались. Мария Орловская с дочерьми Верой и Таисией, Никита Жиляков и другие пленные выломали дверь и пешком направились домой.
Владимир Сыроваткин и Олег Дробный узнав, что Мария Орловская с детьми направились в Маньково, пошли вслед за ними. К селу подошли уже ночью. Олег знал, что в балке Гудой находились три склада с горючим и танковое соединение фашистских войск. А вокруг складов были большие заросли терна и верб. По дороге ребята нашли несколько гранат и решили взорвать склады.
- Пойду я, - сказал Олег, - отомщу им за всех.
Владимир остался лежать в укрытии. Но фашисты заметили Дробного и открыли по нему огонь. Две гранаты взорвались недалеко от склада, но он уцелел. Олег же снова попал в плен. До самого рассвета его пытали. Рано утром комсомольца заставили вырыть под одиноко стоящей яблоней яму и повесили. Потом тело столкнули в вырытую яму и присыпали землей. Всё это видел один из жителей села Маньково Петр Андреевич Лазуренко.
Так и не дошел Олег к своей любимой Вере.
Сразу после войны Мария Орловская вместе с детьми уехала в Москву. Местные жители еще долго выясняли, кто же предал ребят, но и по сей день ответа на этот вопрос нет. Правда, совсем недавно стало известно, что бывший инструктор Воронежского облисполкома Сергей Баранников работал на немцев и был после войны арестован и расстрелян.
Уже после войны в Харькове состоялся суд над начальником Радченского гарнизона Торино. В качестве свидетелей были вызваны командир Радченского партизанского отряда партии Михаил Иванович Гениевский и мать Алексея Филипповича Дегтярева, ей надо было опознать своего мужа. Все в селе знали, что он был повешен немцами. Как потом выяснилось, воспользовался партийными документами А.Ф.Дегтярева Петр Гвозденко.
За могилой Олега Денисовича Дробного более двенадцати лет ухаживала Вера Федоровна Федоренко. К 45-й годовщине Великой Победы на могиле героя установили металлическое ограждение.
Многих фашистских приспешников постигла суровая кара предателей - они были казнены.
Прошло с той поры уже более 70 лет. Эту историю я впервые услышал от своего отца Павла Ильича Романова. Тогда в семидесятых годах XX века, он написал об этом небольшую статью и опубликовал её в местной газете. Работая в 80-е годы в Воронежском партийном архиве, мне удалось найти документы периода оккупации, рассказывающие об этих события. Неоценимую помощь тогда мне оказала сотрудница архива Л.Выставкина, которая разрешила ознакомиться с документами, не подлежащими выносу в читальный зал.
Вместе с краеведом Эдуардом Соларевым мы побывали в селе Лебединка, где записали беседы с очевидцами тех далеких событий на диктофон. Помогали и работники Богучарского краеведческого музея, которые отыскали письма Владимира Сыроваткина, и жители села - выпускница Богучарского педагогического училища учительница Ольга Павловна Ушакова, Николай Ильич Старков, Владимир Николаевич Касаткин, рассказавшие о переживаниях и настроениях жителей села в тот период.
Особые слова благодарности – полковнику запаса Валентину Васильевичу Кухтину, разыскавшему могилу Олега Дробного. Без них не было бы и этого очерка.
Жители села Твердохлебово встречают танкистов 24-го танкового корпуса генерал-лейтенанта В.М.Баданова
Мать Олега Дробного – Ольга Егоровна
Могила Олега Дробного. Фото из архива Евгения Романова
Источник: газета «Воронежская неделя», № 21 (2215), 27 мая – 2 июня 2015 г.