За решётку - по дури. Почему приличные мальчики попадают в плохие компании
Андрею было 15, когда он впервые попробовал наркотики, сейчас у него четыре судимости по статье «два-два-восемь». Статью 228 УК РФ называют «народной», потому что примерно четверть осужденных России сидят именно за дурман. Если точнее - 138 000 из 467 000. После скандала с обвинением в Москве журналиста Ивана Голунова в распространении наркотиков и последующим снятием с него обвинений на 228 УК РФ обратили внимание председатель Госдумы Вячеслав Володин и уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова. Они заявили, что правоприменение статьи нужно проверять, обсуждается и смягчение наказания. Тридцатилетний подросток - «Дичка» (дикорастущая конопля), когда мне было 15 - 16 лет, была везде, мне стало интересно, я захотел попробовать. Начал покуривать. Я наркотики не покупал - только собирал, - вспоминает 30-летний подросток передо мной. Подросток - потому что он все еще мечтает собрать рок-группу и поехать в музыкальный тур. Потому что смотрит на мир большими глазами и как будто не чувствует, что мы сидим и беседуем в стенах колонии для рецидивистов. Так бывает, говорят, что человек, впервые попавший в колонию в 19 лет, на всю жизнь остается 19-летним. Андрею было 20 лет, когда он получил первую судимость. Через год он уже был в колонии. - А ты вообще думал, когда пробовал «дичку»? - Просто развлекался. Мне было интересно. Думал, это стимулятор, допинг - ведь я музыкант. В конце концов это привело меня сюда. В 18 лет я уехал покорять Санкт-Петербург. У меня была своя группа. Начал пробовать наркотики посерьезнее - «дискотечные». Они есть везде, просто в Ульяновске они более дорогие и менее доступные, а Петербург город столичный, портовый… Я не рассматривал это как преступление. Свободным человеком Андрей в Петербурге оставался сравнительно долго - два года фортуна оберегала его от полицейских нарядов и как будто ждала, что он повзрослеет и забудет все как мутный, наркотический сон. Пока однажды в поезде его не решили досмотреть сотрудники линейного отдела полиции. В вещах обнаружили гашиш. Дали год условно - самое мягкое наказание из возможных. Потому что приличный парень, потому что из хорошей семьи. Потому что нужно дать шанс и не отправлять в тюрьму. - Год моего условного срока не прошел - я попался в другом месте, уже в автобусе. Уже с амфетамином. Мне оформили подготовку к сбыту. - Неужели после «условки» не стало понятно, что надо завязать? Куда тебя тянуло? - Условный срок, конечно, дает ограничения, но я не придавал этому значения. Не думал, что человека на долгие годы могут лишить свободы. Я считал, что от меня не идет никакого вреда обществу. Что я никому не причиняю вред. А почему употреблял… Мне хотелось. - Ты понимал, что ты болен? - Нет, я не чувствовал себя больным. И лечиться мне не предлагали. В первый раз, когда была следующая судимость, я сам просил, чтобы меня отправили лечиться. Понимаете, я был уверен, что не причиняю никому вреда, употребляя легкие наркотики… - Это амфетамин-то легкий наркотик? - Да, амфетамин - это уже не гашиш (пауза). Я много что перепробовал в Петербурге. Сейчас я это перерос. Перерос ли?.. Город-призрак По официальной информации, в местах лишения свободы России находятся около 150 000 осужденных за наркотические статьи. В год выносится около 80 тысяч приговоров, из них почти половина каждый год отправляется в колонию. 42% осужденных по этой статье нет и 30 лет. 150 тысяч человек - это больше, чем все население Димитровграда Ульяновской области. Статья 228 - это город-призрак из молодых людей, которые прямо сейчас могли бы быть учеными, летчиками, инженерами. У них могли быть семьи и дети. Город-призрак из собиравших дикорастущую коноплю и оставлявших «закладки». - О системе закладок я наслышан, но сам не был участником. Слышал очень много историй. Страшное дело! Закладку может поднять ребенок - а делают их практически везде. Их (закладчиков) пытаются наставить - говорят им: «Делайте закладки в лесу», например… - А кто пытается наставить? - Этого я не знаю (пауза). Люди ловят их, объясняют, что так делать нехорошо. Потом их (закладчиков) сажают. Продавцы-закладчики меняются, приходят новые мотыльки. - И много среди осужденных по 228 «пехоты» - закладчиков? - Их пруд пруди! Обычно это ребята, которые сами употребляют, но чтобы не тратить деньги, начинают заниматься распространением, чтобы был доступ к наркотику, и еще и зарабатывать на этом. А вот организаторов сбыта в колониях мало. Раньше посмеивались над людьми, которые попадали по этой статье. Когда стало «заезжать» очень много людей по 228, стало не до смеха. Часто рассказывают о подставах полиции… - Но 150 000 осужденных - это не подставы… Большинство - бывшие наркоманы? - Почему бывшие? Они начинают употреблять легкие наркотики, потом переходят на тяжелые… - Как и ты? - Травку называют «наркотиком подскока». Покурили, надо пробовать еще. Тогда я этого не понимал. А сейчас бросил даже курить сигареты, употреблять алкоголь, стал вегетерианцем. Мои ценности серьезно изменились. - Неужели тюрьма лечит? - Не лечит она человека, не меняет. Люди только становятся обозленнее. Они сидят, не понимая, за что сидят. Государство не пытается их вылечить. Очень странно изолировать таких людей от общества. Человек находится наедине сам с собой. Он ждет, когда его отпустят, и он будет жить, как привык жить. По статистике, в год на принудительное лечение направляется около 3 тысяч осужденных. В колонии едут около 40 тысяч. Вопрос о том, почему колонии строгого режима превращаются в центры реабилитации наркозависимых, повисает в воздухе. Даже это жизнь - Ты отсидел в колонии и снова попал туда же. Почему? - Через полгода после освобождения я снова попался на марихуане. Почему?.. Мне было скучно. Я не нашел себя. - А чего ты ждал? Праздника? - Мне стало скучновато без соратников, не встретил ребят, с которыми мог бы играть ту музыку, которую хотел играть. - Играть музыку? Серьезно? - Я хотел путешествовать, играть, пересечь границу и ездить нелегально по Латинской Америке, Индии… - Но ведь это нереально… - Почему нереально? Такая кинематографическая мечта. Как в кино. - А дальше-то что? Ты скоро выйдешь из колонии… Опять тур, опять наркотики? - Скажем так: наверное, уже хватит. Появилось вдохновение без наркотиков. Допингов мне больше не надо. В какой-то момент я понял, что здоровому человеку не нужны костыли. - И сколько лет ты потерял, чтобы понять это? - Почему потерял? Даже это жизнь. Время, которое мне дают здесь, я посвящаю саморазвитию. Читаю книги, занимаюсь музыкой. - Все могло быть по-другому. Ты мог быть известен, у тебя могла быть семья… - Какая разница, что могло бы быть! Надо смотреть на то, что есть и что может быть в будущем. Прошлое надо принимать. Жалеть о чем-либо - пустая трата времени. Надо только делать правильные выводы… Моя история, наверное, не подходящая для статьи. - Она обычная. Разве не это главное? Старик и Бог В конце нашей беседы Андрей передал мне листок со стихотворением. «Повстречался мне один старик. Говорил о том, что мир велик. Говорил о том, как мир прекрасен. Говорил, что смысл жизни ясен. Говорил, что смысл жизни прост: Богу важен наш духовный рост… Так сказал старик и улыбнулся. С этого момента я проснулся…». Ты проснулся, Андрей? Он украл у себя молодость и украл счастье у своей семьи. У мамы, которая все еще любит его и часто навещает в колонии. Он совершил ошибку не единожды, и в том, что сейчас он в колонии, виноват только он сам. Не выучил урок и продолжал упорствовать во вседозволенности. Не потому, что он плохой человек, а потому что дурак. Возможно, теперь, в колонии для рецидивистов, он понял что-то. Но это не аргумент в пользу существующей системы реабилитации наркозависимых - скорее, ее приговор. Потому что это не история Андрея, а история 150 000 человек. Это история города-призрака, затерявшегося на карте России и всеми забытого до случайного скандала в московской медийной среде. Это история ребят, которые молоды, наивны, фантастически глупы и которые сидят прямо сейчас. И в этом нет вины УФСИН - структуры, которая исполняет назначенное судом наказание. Нет вины полицейских оперов, которые арестовывают потребителя марихуаны, зная, что завтра он может пересесть на героин и убить человека, потому что ему не хватило денег на «дозу». Нет вины законодателей, для борьбы с наркоманией установивших суровые наказания, и нет вины судей. А кто виноват-то? Кто виноват? Андрей ТВОРОГОВ