Что движет популизмом?

Москва, 11 июля - "Вести.Экономика" Культура или экономика? Этот вопрос формулирует большинство споров о современном популизме. Являются ли президентство Дональда Трампа, Брексит и рост праворадикальных нативистских политических партий в континентальной Европе следствием углубляющегося разрыва в ценностях между социальными консерваторами и социальными либералами, которые первыми поддержали ксенофобных, этнонационалистических и авторитарных политиков? Или они отражают экономическое беспокойство и нестабильность многих избирателей, вызванные финансовыми кризисами, жесткой экономией и глобализацией? Многое зависит от ответа. Если авторитарный популизм коренится в экономике, то подходящим решением является популизм другого рода – нацеленный на экономическую несправедливость и интеграцию, но плюралистический в своей политике и не обязательно разрушительный для демократии, пишет в своей статье на Project Syndicate профессор социальных наук Института перспективных исследований Принстонского университета Дэни Родрик. Однако, если это основано на культуре и ценностях, тогда вариантов меньше. Либеральная демократия может быть обречена на собственную внутреннюю динамику и противоречия. Некоторые версии культурного аргумента могут быть отвергнуты сразу. Например, многие комментаторы в Соединенных Штатах сосредоточились на призывах Трампа к расизму. Но расизм в той или иной форме был неотъемлемой частью американского общества и сам по себе не может нам ответить, почему манипулирование им со стороны Трампа оказалось столь популярно. Константа не может объяснить перемены. Другие мнения еще более сложные. Наиболее основательная и амбициозная версия аргумента культурной реакции была выдвинута моими коллегами из Гарвардской школы Кеннеди Пиппой Норрис и Рональдом Инглхартом из Мичиганского университета. В недавно вышедшей книге они утверждают, что авторитарный популизм является следствием длительного изменения ценностей поколений. По мере того как молодые поколения становятся богаче, образованнее и более защищенными, они принимают “пост-материальные” ценности, которые подчеркивают секуляризм, личную автономию и разнообразие за счет религиозности, традиционных семейных структур и соответствия. Старшие поколения отчуждаются – фактически становясь “чужими на своей земле”. Несмотря на то, что сегодня традиционалисты численно являются меньшей группой, они голосуют большим числом и политически более активны. Уилл Уилкинсон из Центра Нисканена недавно выступил с аналогичным аргументом, сосредоточив в частности внимание на роли урбанизации. Уилкинсон утверждает, что урбанизация – это процесс пространственной классификации, которая разделяет общество с точки зрения не только экономической конъюнктуры, но и культурных ценностей. Это создает процветающие, многокультурные, высокоплотные районы, где преобладают социально-либеральные ценности. И это оставляет позади сельские районы и небольшие городские центры, которые становятся все более однородными с точки зрения социального консерватизма и неприязни к разнообразию. Более того, этот процесс самоусиливается: экономический успех в крупных городах подтверждает городские ценности, в то время как самоотбор в миграции из отстающих регионов еще больше усиливает дальнейшую поляризацию. Как в Европе, так и в США однородные, социально консервативные районы составляют основу поддержки нативистских популистов. Другая сторона этого спора – экономисты подготовили ряд исследований, которые связывают политическую поддержку популистов с экономическими потрясениями. И то что, пожалуй, является самым известным среди этого, Дэвид Аутор, Дэвид Дорн, Гордон Хансон и Каве Маджлеси – из Массачусетского технологического института, Университета Цюриха, Калифорнийского университета в Сан-Диего и Университета Лунда, соответственно – показали, что голоса, отданные Трампу на президентских выборах 2016 года в общинах США, были тесно взаимосвязаны с масштабами неблагоприятных торговых потрясений Китая. При прочих равных условиях, чем больше потеря рабочих мест из-за растущего импорта из Китая, тем выше поддержка Трампа. Действительно, согласно Аутору, Дорну, Хансону и Маджлеси, торговые потрясения в Китае, возможно, являются непосредственной причиной победы Трампа на выборах в 2016 году. Их оценки предполагают, что, если бы проникновение импорта было на 50% ниже, чем фактический показатель за период с 2002-14 годы, кандидат в президенты от Демократической партии одержал бы победу в важнейших штатах Мичиган, Висконсин и Пенсильвания, что сделало бы Хиллари Клинтон победителем выборов. Другие эмпирические исследования дали аналогичные результаты для Западной Европы. Было выявлено, что более широкое проникновение китайского импорта связано с поддержкой Брексит в Великобритании и ростом крайне правых националистических партий в континентальной Европе. Жесткая экономия и более широкие меры экономической нестабильности также сыграли статистически значимую роль. А в Швеции рост нестабильности на рынке труда эмпирически связан с ростом крайне правых шведских демократов. Может показаться, что культурные и экономические аргументы находятся в натянутых отношениях, если не противоречат друг другу. Но, читая между строк, можно различить тип конвергенции. Поскольку культурные тенденции – такие как ценности, продвигаемые постматериализмом и урбанизацией – носят долгосрочный характер, они не учитывают полностью время возникновения популистской ответной реакции. (Норрис и Инглхарт в основу доводов ставят переломный момент, при котором социально консервативные группы стали меньшинством, но все еще обладают непропорциональной политической властью.) И те, кто выступает за первенство культурных объяснений, на самом деле не отвергают роль экономических потрясений. Эти потрясения, утверждают они, усугубляют и обостряют культурные противоречия, давая авторитарным популистам дополнительный толчок, который им необходим. Например, Норрис и Инглхарт, утверждают, что “среднесрочные экономические условия и рост социального разнообразия” ускорили негативную культурную реакцию, и в своей эмпирической работе показывают, что экономические факторы сыграли свою роль в поддержке популистских партий. Точно так же Уилкинсон подчеркивает, что “расовый страх” и “экономический страх” не являются альтернативными гипотезами, так как экономические потрясения значительно усилили культурное разделение под влиянием урбанизации. Со своей стороны, экономические детерминисты должны признать, что такие факторы, как торговые потрясения в Китае, происходят не в вакууме, а в контексте уже существующих социальных расхождений по социально-культурным признакам. В конечном счете, точный анализ причин, стоящих за ростом авторитарного популизма, может быть менее важным, чем извлеченные из него политические уроки. Тут практически нет разногласий. Экономические средства правовой защиты от неравенства и отсутствия безопасности имеют первостепенное значение.