Федор Черенков, которого вы не знали

Он дарил людям все. Кроме бутс
Такие коллективные беседы хороши и тем, что одна история цепляется за другую, один из собеседников рассказывает – другой слушает, что-то по ассоциации вспоминает и подхватывает. Например, Анастасия говорит:

– Что меня удивляло: у мамы нестандартный размер одежды и обуви, очень маленький. Так папа из-за границы всегда все привозил тютелька в тютельку! Настолько сложно особенно обувь подобрать под ее маленькую ножку – но угадывал всегда.

Тут вспоминается рассказ одноклассника Черенкова Александра Беляева, да и многих других наших собеседников, о том, что Федор никогда ничего не привозил из-за рубежа на перепродажу – в отличие от большинства наших спортсменов, делавших на этом маленький бизнес.

Ольга подтверждает: – Ничего. Он всегда всем все отдавал просто так. Даже то, что ему дарили, – передаривал. Сначала спрашивал: "Вот это тебе надо?" – "А что?" – "Я хотел подарить" – "Ну давай". Всякие магнитофончики, другую технику.

А самое главное для него было, чтобы близкие ни в чем не нуждались. Так как мы после свадьбы сначала жили с моими родителями и братом, Федор думал прежде всего о том, чтобы у них у всех все было. Как и у его мамы, и у Виталика. Все мог с себя снять и подарить!

– Фотограф Федор Кисляков рассказывал, как Черенков возле офиса спартаковского клуба увидел его, слишком легко одетого в дождь, и подарил ему свою куртку. Она у него до сих пор есть. На вопрос: "А ты как пойдешь?" ответил: "У меня еще одна есть".

Анастасия: – Как-то, уже закончив карьеру футболиста, зимой папа ехал в общественном транспорте. Холод. Он увидел парнишку, совсем легко одетого. Так снял с себя верхнюю одежду, отдал ему, благословил: "С Богом!" – и в таком виде поехал на тренировку ветеранов в Сокольники.

Виталий подхватывает: – Еще когда он жил на Вяземской, я тоже заезжал туда, в родные края. Во двор заходишь, здороваешься – там же все выросли. Одного поприветствуешь, смотришь – ботиночки знакомые. Другого – курточка знакомая. Все в его вещах ходили!

Ольга: – Единственное, по-моему, что Федор никогда не раздавал, – бутсы. Это для него было святое. Когда получал новые, мазал их каким-то специальным маслом.

Виталий: – Шипы раскручивал, менял...

Ольга: – Такая была подготовка! Он потом даже купил себе шило. Увидел однажды, как сапожник чинит футболистам бутсы, и решил, что сам так может, а лучше его с собственными бутсами не управится никто. А когда приносил мне всю грязную форму и сваливал, чтобы постирать, к бутсам было совершенно другое отношение. Он их чуть ли не языком вылизывал.

Виталий: – Думаю, брат у отца подсмотрел, как работать с обувью. По детству помню, что он иногда поправлял ее. А потом уже увидел, как работал мастер по обуви в "Спартаке", и пошел посмотреть – ему это было очень интересно. Помню еще, что со шнуровкой заморочился, сказал: "Ее нужно по-другому сделать!" Думаю, зачем? А он: "Это очень важно!"

Я уже уточнять не стал, потому что понимал: Федор живет футболом, и если он что-то на эту тему сказал – значит, так правильно. На меня произвело неизгладимое впечатление, когда у него выскочила из кармана 15-копеечная монета, и он дома начал ее чеканить. Цирк Du Soleil отдыхает! Фантастика!

– Вас-то, Виталий, глядя на него, в футбол не тянуло? И Федор – не тащил?

Виталий: – Нет. Только когда я после армии пришел, он взглянул на меня и обмолвился: "Слушай, ты так окреп. Что ж не начал футболом заниматься?". А еще Николай Петрович Старостин – мудрый, тихий, спокойный человек – мне потом сказал: "Не хочешь себя в футболе попробовать?" – "Нет, что вы, я занят". Он только и кивнул: "Хорошо". Честно говоря, посмотрев, как Федор жил, я подумал, что футбол – это очень тяжело. Не знаю, насколько можно пожелать такого своим детям.

– Федор одобрил, когда вы решили пойти в стоматологию?

Виталий: – Он вообще уважал чужое мнение. Брат увидел, что я этим загорелся, и даже помог финансово. Я, конечно, подрабатывал, тогда начались кооперативы. Что-то ездил строить в Подмосковье. Но в тот период помощь Федора однозначно была очень важна.

Анастасия: – Зато меня папа все время пытался определить в женский футбол! А я, честно говоря, на тот момент и не знала, что такой есть. Думала: как женщины могут играть в футбол? Зато, когда моя дочка Алинка начала на плавание ходить, он прямо категорически запрещал: "Никакого профессионального спорта! Ни за что!". Только как в кружок, для укрепления здоровья.

Ольга: – Профессиональный спорт – это очень тяжело. А Николай Петрович, как мне казалось, нас с Федором так любил, как своих детей. Если Константин Иванович (Бесков. – Прим. "СЭ") не разрешал встречать или провожать, я все равно ездила – просто держалась в сторонке, чтобы меня не заметили. Он иногда меня замечал, тихонечко отводил в сторонку, говорил со мной.

Анастасия: – Тогда еще запрет был, чтобы жены ездили на сборы. Так мама втихаря везде ездила за ним, и как-то их застукали.

Ольга: – Не на все! И не застукали. Я летала в Сочи. "Спартак" жил в "Жемчужине", я – в "Ленинградской". Прилетела туда на день позже команды – и, чтобы это стало возможным, дважды сдала кровь в институте. Чтобы эти дни мне зачли как выходные. За сдачу донорской крови они полагались.

За день до отлета команды я улетаю в Москву и, как обычно, с утра еду в аэропорт Федора встречать. Я встречала его из всех поездок, где бы он ни был. И в тот раз все как-то странненько посматривали на меня.

– Неужто Бесков засек?

Ольга: – Может, и не сам Бесков, но кто-то – да. Обычно-то Федор в номере во время сборов лежит, читает, а тут каждый день – гулять. Сначала, я так поняла, они подумали, что дело не во мне, а в ком-то на стороне (смеется). А потом кто-то проследил и все выяснил. Но наказывать его никто не стал.

Виталий (Ольге): – Помню, у тебя в коридоре висел календарь, на котором ты отмечала дни, когда Федор был дома.

Ольга: – Да, маленькие такие календарики. Они у меня до сих пор хранятся. А еще у меня была карта мира, куда я флажки клеила. Раньше же их не продавали, так я сама делала и втыкала в те места, где он был. Насчет календариков же – помню, в каком-то году он был дома всего 60 дней. Или даже меньше.

18 квадратных метров на пятерых

– На какие черты характера Черенкова больше повлияла его мама, на какие – папа?

Виталий: – От мамы, работавшей на кожевенном заводе, шла просто безграничная любовь. Отец, фрезеровщик на заводе ВИЛС, вообще был мужчиной суровым и немногословным, но с его стороны была постоянная поддержка. Жили мы, сейчас смешно вспомнить, в двухкомнатной коммунальной квартире с подселением. В хрущевке, пятиэтажке. И нас было в одной комнате пять человек – мама с папой, мы с братом и бабушка. На кухне у нас был свой стол, у соседки – свой. Прожил там Федор до свадьбы, после которой его семье дали квартиру в соседнем доме.

Помню, у нас дверь в комнату еще не закрывалась никогда. Отец сделал щеколду, но и это почему-то не помогло. Комната была метров 18. Места было настолько мало, что, когда ложилась бабушка, все должны были спать. Потому что мимо ее раскладушки было просто не пройти. В середине комнаты стоял круглый стол, две кровати – и все.

Ольга: – Папу Федора я не знала, он умер рано, а мама была просто удивительным человеком. Настолько добрая! Эта его доброта – от нее. Она и с завода ушла, чтобы Федю с Виталиком растить. Потом работала в ЖЭКе, а когда Федор начал играть, он несколько раз просил ее: "Переставай работать!" В итоге она бросила работу, когда Настя родилась, чтобы помогать нам. Хотя – нет, все равно еще подрабатывала! По утрам ходила убирать.

Виталий: – Мама работала на двух, а бывали моменты, что и на трех работах.

Ольга: – И работа тяжелая была. Убирала подъезды, мусоропроводы...

Виталий: – Помню, мы с Федором ходили помогать. Чистили снег на какой-то автобазе.

Ольга: – А насчет ее доброты – когда мы уже учились в институте и начали встречаться, произошла интересная история. Вся моя семья с младшим братом уехала на дачу. И Федя сказал своей маме: "Я сегодня не приду ночевать, останусь у Оли". Это было первое такое заявление с его стороны. Часто родители на такие вещи реагируют нервно, подозрительно. Тем более в те времена, гораздо более строгие, чем сейчас. Женаты-то мы еще не были.

А Александра Максимовна (урожденная Венедиктова – Прим. "СЭ") сразу начала хлопотать, собирать нам что-то на завтрак! Сырки плавленые, яйца... "Это вам покушать с утра!" Всю жизнь ее вспоминаю. Она настолько мне помогала, когда родилась Настя! Мы же напротив жили. Она с утра приходила: "Ты поспи, а я пойду с ней погуляю". Она гуляет, я дремлю, потом возвращается: "Теперь иди погуляй, а я все постираю". Тогда ведь не было никаких памперсов, все вручную.

Еще она – Настя не даст соврать – картошку как-то удивительно готовила. Хоть ты тресни, не знаю, как так сделать! Резала в алюминиевую миску отварную картошку, заливала ее, кажется, молоком, и как-то это прожаривала. Вкуснятина получалась невообразимая. А как она капусту квасила! Когда они переехали в трехкомнатную квартиру, она была на первом этаже, и под балконом был вырыт погреб. И там в бочке стояла капуста. Такой капусты я не ела никогда.

Анастасия: – Гречневый суп еще обалденный у бабушки был!

Виталий: – Мама всегда делала капусту, отец помогал. Помню, у нее было два больших ножа, сделанных из рессоры. Злых, острых. Аж звенели! Приходишь из школы, заходишь в ванную, смотришь на все это и думаешь – ну все, теперь не помоешься пару дней. Все завалено капустой. Запахи эти никогда не забудешь.

– Сколько Александра Максимовна прожила?

Виталий: – Почти 80. Детство у нее было тяжелое. Она же в оккупации была. И голод пережила. Лебеду, говорила, ели. Ее брат Коля вспоминал, как было страшно. Мы, рассказывал, ползли по полю, где только что были сражения. Ползли между погибшими солдатами, потому что на поле оставалась замерзшая картошка. Говорили друг другу: "Шевелится" – "Нет, не шевелится". И все равно ползли. Потому что есть хотелось...

Еще мама рассказывала, что они боялись подходить к стогам сена, потому что иногда немцы выставляли патрули – и те, чтобы согреться, залезали в эти стога. Потом, когда наши войска уже начали гнать фашистов, тоже был страшный момент. Мама была второй по старшинству, и им пришлось спасаться, потому что немцы, уходя, расстреливали всех. Они забились под берег реки, и угол был такой, что фашисты не могли попасть. Хотя пытались – при том, что там были одни дети... Вот такое у нее было детство. Но она стала добрейшим человеком.

– Где это было?

Виталий: – Под Ефремовом Тульской области, наверное. Там и потом одна из маминых сестер, тетя Оля, жила, и Федор туда летом ездил. Позже в Ефремове стали проводить турнир Черенкова, и он на него с удовольствием приезжал. И друзья у него там были, играл с ними в футбол, хоккей, настольный и большой теннис, на бильярде... Да вообще во все!

– Это миф, что Александра Максимовна ни на одном матче сына не была? И смотрела ли она вообще его матчи?

Виталий: – Не помню, чтобы она ездила на матчи. Но, конечно, по телевизору смотрела. Как мать. Для нее это был стресс. Чем чаще он брал мяч, тем хуже для нее было. Потому что кто-то ударит его по ноге, и она вскрикивает: "Ой, мазь надо!" Она, кстати, специальную мазь умела делать. И при каких-то травмах, часто бывало, только она и помогала. Быстро выводила все ушибы.

Ольга: – Вот моя мама очень за футбол болела. У нас была маленькая собачка, болонка. Если смотрела дома – мама хватала его и начинала уши крутить, хвост... А если на стадионе, то мужики на нее оборачивались. Как сейчас помню – перед нами сидели грузины, видимо, мы с тбилисским "Динамо" играли. И их впечатлило то, как она кричала. И мои родители, и Александра Максимовна в конце года всегда ходили на чествования "Спартака". В каком-нибудь концертном зале собирали всех.

Виталий: – Помню фразу мамы: "Федя, зачем же ты головой по мячу бьешь?!"

Анастасия: – А я помню, как его на носилках принесли домой, и у него был отпечаток мяча прямо на лице. Ой как я рыдала! Фактически лицо превратилось в мяч.

Ударные и гитара, Beatles и "плот"

– Ольга, вы же с Федором в одном классе учились?

Ольга: – Да. У нас была общая компания, с которой мы все время общались, гуляли. Ребята сделали свой музыкальный ансамбль, Федор в нем был ударником, играл на коробках.

Виталий: – Естественно, самым распространенным ударным инструментом для школьных ансамблей был пионерский барабан. Но их на всех не хватало.

Ольга: – Еще тарелки какие-то. С Федей играли Сережка Алексеев, Пашка Мизунов (оба на гитарах), маракасы купили – на них Сашка Батухтин. А у парня по прозвищу Чика, Сережки Воробьева, был магнитофон, на который все записывали. Это была редкость. У него родители ездили по заграницам, отсюда и техника. В каком стиле играл ансамбль, уже не помню, но они все любили Beatles, это абсолютно точно. И их играли, и свои песни сочиняли.

Виталий: – А еще любили Queen и Led Zeppelin. Меня, маленького, во время записей выгоняли, чтобы я не мешался. Потому что я всегда все спрашивал. Репетиции часто происходили у нас дома, когда родители были на работе. А я сидел на кухне и подслушивал.

Ольга: – Они нам, девчонкам, готовили какие-то концерты, не пускали нас на репетиции. На Новый год, на 8 марта.

– Стихов Федор не писал? Картин не рисовал?

Ольга: – Были стихи. В молодости. Только для дома.

Виталий: – Да, пробовал. Потом оставил.

Анастасия: – А рисует у нас хорошо Виталик.

– Однажды Черенков на день рождения подарил своему лучшему другу Сергею Родионову бильярдный кий. А тот Федору – гитару.

Анастасия: – Папе гитары дарили постоянно, а он их передаривал. Я одно время работала в "Уралсибе", и Федор тренировал наших ребят. Они спрашивали: "Настя, что отцу подарить?" Говорю: "Слушайте, ребят, он давно гитару не брал в руки. Может, подарить ее, и у него ностальгия пойдет? Попросите его сыграть". Они скинулись, подарили ему хорошую гитару. Он сыграл им после матча или тренировки, все было отлично. А потом гитары не стало. Передарил.

– А во время футбольной карьеры играл часто?

Анастасия: – Когда после матчей приезжал домой на выходные – обязательно! Его любимая песня – "Плот" Юрия Лозы. А когда Грейка появился, он сочинил песню про него. Это собака наша.

Ольга: – У меня текст остался в его чемоданчике.

Анастасия: – Я давно ныла, что хочу собаку. И вот как-то в будний день папа вдруг говорит: "Поехали на Птичий рынок, посмотрим". Помню, как на трамвае ехали! А там выяснилось, что он работает только в выходные. Пустой рынок, коробка, в ней – рыжий щенок. И календарик висит – чау-чау. Какие-то алкоголики продают. А мама у нас хотела чау-чау. "Ну что, берем?" – "Берем". – "Только мама сейчас нас домой не пустит".

Ольга: – Ага, берете вы этого щенка. Вы звоните мне и говорите: "Мы тут взяли щенка, но у нас нет денег. Ты должна привезти". Должна – значит должна. Привезла.

Анастасия: – Еще помню такую историю. Тогда только появились приставки к телевизору "Денди". А мы с папой гуляли по Кутузовскому проспекту и наткнулись на валютный магазин "Березка" – после папиной игры во Франции за "Ред Стар" мы туда иногда заезжали.

И вот я увидела там этот "Денди". Я не была капризным, требовательным ребенком, для меня всегда было неудобно просить папу о чем-то дорогом, "нереальном". О "Денди" – попросила, но не то чтобы настойчиво. "Так хочется в приставку поиграть!" Он никогда не ругался, всегда все разрешал. Но тут что-то включил папу: "Ты что, он столько стоит!" Думаю – нет так нет. Если и огорчилась, то совсем чуть-чуть.

А через день или два он приходит вечером расстроенный. "Пап, что случилось?" – "Прихожу я в этот магазин. Говорю: "Дочь так захотела эту приставку!" Они: "У нас нет. Один-единственный экземпляр на витрине стоит, но это выставочный вариант". – "Нет, мне надо сейчас, дочке, понимаете?" – "Мы сейчас милицию вызовем!" И действительно вызвали милицию. Но, несмотря на все это, папа оказался настойчивым и все равно привез мне эту приставку.

Другой случай. Была я еще маленькой, лет девять, как сейчас моей дочке Сашке. Я только пошла заниматься танцами. И мне захотелось туфли на каблуках – помнишь, мам? Говорю папе, что на танцах нас об этом попросили. "Ну, поехали". Выбрала туфли вот на таком каблучище! Пришла на урок и как надела – так и упала в них. Но папа купил мне эти туфли.

– Вообще, Федор был добрым папой?

Анастасия: – Очень, очень добрым!

Ольга: – Он ко всем был очень добрым, а к дочке, которая его из-за постоянных сборов мало видела, – в особенности. Когда Настя родилась, он тоже был на сборах. Накануне родов поговорили с ним по телефону, а на следующее утро он звонит, и моя мама ему сообщает: "Поздравляю, у тебя дочка!" Он поразился: "Как дочка, мы же вчера только разговаривали, и никакого намека?!"

Мы заранее выбрали имя Настя, потому что смотрели фильм-сказку "Морозко". Одной из главных героинь там была красивая, добрая, ласковая Настенька. Вот и решили, что у нас тоже будет девочка с этим именем. Но все равно еще долго он звонил и спрашивал: "Как там наша девочка?"

Анастасия: – А он меня всю жизнь называл только доченькой. И эсэмэски писал все время с этим словом. Я сейчас прямо слышу, как он его произносит. "Здравствуй, доченька, как твои дела?" Или – Настенька.

Смерть отца в выпускной вечер

– Федор Егорович Черенков был яростным спартаковским болельщиком. Когда мы беседовали с Федором, он рассказал, что первый раз попал на футбол, где красно-белые проиграли 0:2 киевскому "Динамо", в шестилетнем возрасте именно с отцом.

Виталий: – В семье, кроме "Спартака", другие команды вообще не назывались! Разве что хоккейные "Крылья Советов", потому что там, недалеко от дома, он занимался. Но в футболе – только "Спартак"!

Отец всегда поддерживал Федора в спортивных начинаниях. Переживал, гордился. Как любой папа, видел в нем свое продолжение и очень радовался каждому маленькому успеху. Помню, как отец водил Федю на кунцевский стадион. Я-то еще совсем маленький был, то прибегал, то убегал. А папа всегда очень внимательно смотрел на его игру, болел, переживал.

Одно из первых моих воспоминаний о футболе – кунцевский стадион, куда мы с отцом пришли посмотреть, как брат играл. По-моему, за команду ЖЭКа. Помню, как громко отец кричал: "Федор!" Мое первое открытие того, что люди болеют персонально за него, произошло именно там. Меня поразило, что это скандирует не папа, а чужие дяди. Видел, как Федор обвел кого-то, и люди опять начали кричать: "Федя! Федя!" Отец был гордый и взволнованный. Вот это, видите, мне на всю жизнь запомнилось.

Отцу всегда надо было рано вставать на работу – а допустим, поздно вечером идет чемпионат мира или Олимпиада. Так, чтобы не заснуть, он специально смотрел соревнования стоя! А то как сядет и на поле наступит какое-то затишье – раз, и заснул.

– Кумиры какие-то были у Федора в детстве? Постеры на стенах висели?

Виталий: – Постеров точно не было.

Ольга: – У нас, когда Федор стал играть и выигрывать, даже медали на стенке не висели. Лежали в коробке. В другой – вырезки из газет и журналов про него, которые я собирала.


– Федор Егорович умер в 41 год и не успел увидеть сына в основном составе "Спартака". Как это случилось?

Ольга: – Его не стало в тот самый вечер, когда у нас был выпускной в школе. В те годы, в отличие от нынешних, выпускники не ездили кататься на теплоходах по Москве-реке. Сначала отмечали в школе, потом шли нулять по округе. Благо, в Кунцеве есть куда пойти.

Мы ходили гулять через МКАД, за которым была березовая роща. Гуляли долго. А когда под утро пришли домой – узнали. Сердце. Отец Федора пришел с работы, плохо себя почувствовал, сел на скамейку около дома и...

Виталий: – Причем отец сам эти скамейки делал, сажал там вишни, березы. Удивительное время было. Когда теплый день, он мог ночевать прямо на улице в саду. Ставил раскладушку рядом с окном дедушки, который жил на первом этаже – отец с ним дружил.

Анастасия: – У них там была как будто маленькая деревня. Огородики между деревьями, веревка, на которую те, у кого не было балконов, вешали белье сушиться...

Виталий: – И пруд рядом. А в нем – карась, щука. Благородная рыба! Федор меня, кстати, приучил к рыбалке. После появилась рыба бычок, и сразу карась со щукой стали пропадать.

А зимой на том пруду заливали каток и играли в хоккей. Чуть наверху, около школы – хорошая футбольная площадка, которую сделала Елена Борисовна Маркина, Федина учительница физкультуры. Она есть и по сей день, и 25 июля, в день 60-летия брата, на нем сыграют школьная команда против команды академии "Спартака". Помню, как Федор, уже игравший в основе "Спартака" и живший в Сокольниках, в отпуске приезжал домой в Кунцево, не выдерживал и выходил с ребятами на эту площадку играть. Я спрашивал: "Федор, неужели ты во время сезона не устал?" – "Мне хочется с ребятами пообщаться!"

Там было столько команд, что они по очереди менялись. Это было удивительно, как люди общались независимо от того, кто чем занимается и кто чего достиг. Помню, какой восторг вызывало у Федора это общение на школьной площадке, возможность узнать, кто как живет. Во время таких матчей он ни над кем не издевался, каких-то изощренных финтов не показывал, а всегда пас отдавал – позволяя получить удовольствие от игры другим. Все над ним подтрунивали – где же, Федор, твое мастерство? Но его не изменишь – он давал поиграть другим.

Ольга: – Обычно отпуск мы проводили в Кисловодске. Оттуда возвращались, приезжали к родителям – тогда он и шел на площадку. Зимой там и в хоккей играли, и в футбол на льду.

– Федор ведь в детстве и в хоккее был неплох?

Ольга: – В школе он изначально занимался и футболом, и хоккеем. Но был совсем невысокого росточка, худеньким, щупленьким. И хоккей одновременно потянуть не смог.

Виталий: – Все начали подозревать, что из-за больших физических нагрузок, занятий штангой в хоккейной секции, у него прекратился рост. Тем не менее в обоих видах спорта брат прогрессировал, но в футболе – больше. И пришлось выбирать. Помню его хоккейную сумку с ножками, его из-под нее и видно-то не было. Мама ее постоянно подшивала, она все время трескалась. Помню и футбольную сумку, с которой он в Сокольники ездил...

У нас из пятиэтажки была два выхода внутрь двора. Дорога, а в конце ее – пятачок. Как только выпадал первый снег, все от мала до велика там собирались, из ящиков и сетки делали ворота. И всю зиму играли на этой площадке в хоккей – и сами, и с соседним двором.

Федя и Ко клюшки в бидоне кипятили, потом на горячей батарее загибали, обматывали стеклотканью и эпоксидкой. Смотрели, как загнуть. Это была целая история! Ходили всей тусовкой, из квартиры в квартиру. Родители спрашивали: "Чем занимаешься?", услышав ответ, отец мог пойти им помогать.

Ольга: – Как же это было классно! Все были родные вокруг. Сейчас такого нет. Другая Москва. Люди другие.




"СЭ"