Тюремная история Петра Ильича Чайковского

«Лошадиная доза». Часть 2. Чайковский Хмурый, насквозь пропахший лошадиным потом мужик при знакомстве руки не подавал. «Пётр», - бурчал он, упуская отчество даже перед малолетками. При попытке обратиться к нему уважительно, по-батюшке, он супился, а трёхразовые проверки люто ненавидел. На выкрик инспектора: «Казаков!», он был обязан громко ответить: «Пётр Ильич!» Нет-нет, а из строя в спину раздавались смешки… Чайковский! На воле, когда он работал конюхом в совхозе с издевательским названием «Путь Ильича», на подобное прозвище он реагировал бурно. Выхватывал из-за пояса выцветший кнут, тряс им, а по-пьяни мог и перехватить обидчика с хриплой предъявой: «Ты кого пи@#расом назвал, падла?!» Здесь же, в лагере да ещё и в «козлятнике» ему только и оставалось, что зыркать из-под бровей острым взглядом провалившихся глаз да кусать полусгнившими зубами обветренные губы. Любая работа на администрацию, кроме «промки», среди блатных и мужиков считалась «западло» - верный путь в «козлятник». Но когда Петру Ильичу предложили работу конюха в «расконвойке», тот не колебался ни секунды и «повязался» в миг. Лошадей он любил с детства, даже в тюрьму его привело редкое нынче преступление - конокрадство. И дали бы ему года два-три, но хмельное буйство при задержании аукнулось в шесть лет общего режима. «Расконвойка» же давала Петру Ильичу ещё и относительную свободу передвижения с возможностью неплохого заработка. Временами его лошадка привозила из-за зоны то пару спортивных костюмов, то лёгкую удобную обувь, то десяток литров водки. Пётр Ильич без утайки сдавал «запреты» своему бригадиру, получал денежное вознаграждение за «ноги» и всю сумму переводил на счёт жены, не оставляя себе ни копейки. Разве что спирт, иногда выдаваемый «бугром» в виде премии конюх немедленно пропивал со счастливыми от халявы собутыльниками. Как-то в конце лета, когда палево жарких дней улеглось, и работяги с промки, отпахав смену, кто варил чифир, кто выходил из цехов перекурить, Пётр Ильич собрал компанию человек в десять. В узком длинном сарайчике с замызганной лампочкой зеки сдвинули скамейки и разложили скромную даже по лагерным меркам снедь. Вокруг них на полках стояли пустые клетки. В паре из них блестели глаза пока ещё не оприходованных кроликов. Из кучи прошлогодней соломы Пётр Ильич достал пластиковую канистру со светло-коричневой жидкостью. Сильные руки сорвали крышку. В плотном, тягуче-прелом воздухе бывшего зверинца поплыл резкий запах спирта. - О, чё за праздник, Петруха? - удивился сухонький, словно скрученный опёнок зек. - Неужто Люська наконец дала? - пошутил другой, чернозубый и тут же втянул в плечи воробьиную голову, прячась от замаха конюха. Высокий зек, ссутулившись под потолком, потянул носом и уточнил: - Это коньяк, Ильич? - Хреньяк, - глухо отозвался конюх. - Жену мою провожаем. - На войну? - На хер! Пётр Ильич сузил глаза и сплюнул под ноги: - На развод подала, падла! Сегодня в спецчасть тянули расписаться. Там узнал, что она ещё и полдома продала. Когда успела? Чего ей не хватало? Зеки загудели: - Может всё туфта, Ильич? - Мусорам веры нет! - Сел в тюрьму - меняй жену! -Не ты первый, Ильич, не ты последний. Жить-то есть где? Зеки проявляли сочувствие, устраиваясь за столом поудобнее. -Ну, лады, это надо обмыть! - раздалось из глубины сарая. - Да-да, - в разнобой заголосили зеки, хлопая конюха по спине и передвигаясь поближе к закуске. - Ильич, это же счастье, ты теперь по-настоящему свободен! - Угу, - буркнул конюх и разлил пойло в алюминиевые кружки. - Ну, за скорейший откидон! - подняли тост в глубине сарая. - Вздрогнули! - дал кто-то команду и острые кадыки синхронно задвигались. А Пётр Ильич, перед тем как рвануть в пьяную ночь, с чёткостью вчерашнего дня выудил из памяти картинку двадцатилетней давности. Совхозная конюшня. Ряды пустых станков - табун на выпасе. Рыжая Светка с плотной ядрёной грудью лежит в телеге на старом бушлате. Загнул-то он её силой, брыкалась, как необъезженная, а неделя прошла - и уже сама приходит. Как обращаться с бабами ему объяснять не надо - врождённое. Все годы так: плеть и ласка, и ничего, вон двое каких вымахали, один в армейке, другая замуж выскочила. Как дети из дома, так и она, падла, рванула! И чего ей не хватало? - Вздрогнули! За короткую ночь чужого коньячного спирта ушло тысяч на сорок. А утром, сразу после проверки, ШИЗО пополнилось страдающими от жестокого похмелья зеками. Через две недели Пётр Ильич, жмурясь от яркого дня, уже слегка прохладного, но несравнимо приятного после карцерного климата, покинул изолятор и направился к «бугру». Долг на шее повис немалый, уйти от расплаты не представлялось возможным. Но Пётр Ильич и не побежал бы. Уж лучше прийти с повинной и отхватить своё, чем прослыть фуфлыжником. Известно, фуфлыжник хуже пид*раса. Последних Пётр Ильич недолюбливал.