И чего ты Василию голову крутишь? Сама еще сегодня смеялась — и такой он и сякой, и уши-то у него разные...

Полинка выскочила на крыльцо с подоткнутым подолом, неся в руке ведро с грязной водой. Разгоряченное лицо охватил свежий морозный воздух.

Деревня утопала в синем вечере. Мерцали далекие звезды. Свободно, по-хозяйски расталкивая легкие облака, плыла круглая луна. От забора падали во двор черные короткие тени. Искрился снег.

Полинка сбежала со ступенек. И остановилась. Скрипнула калитка. Кто бы это мог идти? На дорожке показался человек. Кто это? Никак Василий! И Полинка опрометью кинулась обратно с ведром, позабыв выплеснуть из него воду.

Она влетела в кухню. Из кухни в горницу. Из горницы опять в кухню. И все с ведром, на удивление Ирине и Роману. Наконец догадалась оставить его в кухне и умчалась в свою боковушку.

Раздался стук в дверь.

В избу вошел Василий. Снял шапку.

— Здравствуйте, Роман Гаврилыч,— сказал он.

Роман отбросил газету. Встал.

— Поздравлять? — спросил он.

— Поздравляйте,— широко улыбнулся Василий. По его улыбке видно, какой это простецкий парень.

Роман сжал ему руку:

— Молодец!

— Вот и зоотехником стал,— сказала Ирина, жена Ромы.— А не хотел учиться.

— Дурак был,— весело ответил Василий и посмотрел на дверь боковушки.— Спасибо Роману Гаврилычу не то бы и сейчас в дураках ходил...

— Ирина!— послышалось из боковушки. И когда Ирина вошла: — Иришенька, миленькая, поправь платье сзади...— Полинка подбежала к зеркалу. Увидела серые счастливые глаза. Ресницы... Они еще круче изогнулись. Ах, как «личит» ей этот белый воротничок! А грудь хорошо обтянута. И вообще платье строгое. И вся она строгая.

— Рада? — спросила Ирина.

Полинка часто-часто затрясла головой. И вышла.

— Я в клуб, братушка,— сказала она Роману. Увидела Василия. И как бы удивленно, но совершенно безразлично сказала: — Вася приехал... Здравствуй.— И строго, словно по нитке, прошла к выходу. Притворила за собой дверь.

Полинка тихо идет улицей. Идет не оглядываясь, но по всему видно — прислушивается. То замедлит шаг, то приостановится. Голубым огнем полыхают снега. Каждое дерево в инее. И тишина. И вдруг шаги. Все ближе они, ближе, и вот чьи-то сильные руки взяли за плечи.

— Полинка!

— Вася!

Когда луна освободилась от облака, в приусадебном садике стало светло.

Возле изгороди во дворе стоит Полинка. За изгородью виден Василий. Он обнимает Полинку. Припав к его груди, Полинка смущенно шепчет:

— А вдруг увидят?

— Пусть видят. Мы ж поженимся,— отвечает Василий. Отвечает так, словно весь мир ей дарит.

— Да ты меня и не любишь,— лукавит Полинка.

— Не люблю?— угрожающе говорит Василий.— А это что?

Поцелуй длится так долго, что даже луна стыдливо скрывается за облако.

— Пусти, Вася,— шепчет Полинка.

— Не пущу! Я тебя двадцать лет не целовал. Не пущу. Теперь уж на всю жизнь.

Словно порывом ветра распахнуло дверь. Вбежали Полинка и Василий. Они крепко держатся за руки. В их глазах столько радости, будто новый мир открыли.

— Мы хотим жениться!— выпалил Василий. И посмотрел на Полинку. Она на него. И оба смотрят на Романа, уверенные, что он порадуется их счастью.

Но Роман не радуется. Он глядит на Василия. Все тяжелее его взгляд. Ведь перед ним сын Копнина! Отвернулся. Только этого не хватало ему!

— Братушка, мы любим друг друга,— растерянно говорит Полинка. Роман Гаврилыч, честное комсомольское, будем жить хорошо,— вторит ей Василий.

«Нет, все, что угодно, но только не это. Породниться с Копниным! Отдать Полинку в его дом!» — встревоженно подумал Роман. В глазах его появилась злая усмешка:

— И чего ты Василию голову крутишь? Сама еще сегодня смеялась — и такой он и сякой, и уши-то у него разные...

Наивная уловка, и все же Василий выдернул свою руку из руки Полинки.

— Что ты, братушка,— растерянно сказала Полинка,— я никогда и не говорила...

Наступил вечер. Копнину не сидится. Задумал новую дверь повесить на сарай. Покрепче будет. Понадежней. Мало ли ворья шатается. Взял с собой Василия на подмогу.

— Дай-ка молоток,— сказал он сыну.

Но Василий не слышит его. Занят своими думами.

— Оглох?

Василий посмотрел на отца. Протянул отвертку.

Копнин усмехнулся:

— Вот раззява! Чего с тобой?

Василий вздохнул:

— Не знаю, как и сказать. Полинку люблю. Хотели прийти к тебе... А Роман Гаврилыч вдруг переменился ко мне.

Копнин насторожился.

— Кой же черт ты раньше молчал? — сердито сказал он.

— А что?— спросил Василий.

Копнин вбил гвоздь.

—Да так,— неопределенно сказал он и почесал бороду.— Ну и, значит, Роман против? Не хочет с нами родниться?

— Не хочет,— с болью сказал Василий.— Никак не могу понять. Если по работе, так я стараюсь...

Копнин помолчал. Отбросил молоток в сторону.

—А вообще-то по любви зря женишься,— неожиданно сказал он.

—Как это зря? А без любви жизни не будет,— хмуро ответил Василий.

—Когда бабу любишь, тогда уж не хозяин в доме. Она командир. Чуть приластится — и уступишь. А уступать не следовает.

— А ты разве не по любви женился?

Мимо них прошла с ведрами мать Василия, сухонькая женщина. Копнин застучал молотком. И только когда она поднялась на крыльцо, сказал:

—А на кой мне любовь? И без любви вон какого молодца сотворил, — он с улыбкой поглядел на сына,— Зато сам себе голова. И в доме порядок.

— И у нас будет.

—То-то и оно, что у нас. А надо, чтоб у тебя!.. А вообще-то в тупик ты меня поставил... Знал, что с ней крутишься, но не думал, что всерьез, да еще за такое короткое время.

—Какое ж короткое? Я еще в прошлый год, когда приезжал, дружил с ней.

— Да... Загадал ты мне загадку,— покрутил головой Копнин. И стал навешивать дверь, ввинчивать шурупы,— Ладно. Поговорю с ним.

— Так он тебя и послушает,— неуверенно сказал Василий.

— Ничего. Может, и послушает,— ответил Копнин и усмехнулся.

Роман вздернул голову.

— Что нужно?— с ненавистью спросил он Копнина.

— Родниться нам с тобой надо, Роман Гаврилыч, а не серчать,— с теплотой в голосе сказал кладовщик.

— Я с тобой родниться никогда не буду,— отрывисто сказал Роман и двинулся к двери.

— Э, полно,— беря его за руку, сказал Копнин,— не обо мне речь. Василий-то при чем? Убей ты меня, непричастный он...

— Все вы в одной воде мытые.

— А это уж напрасно. Что ты — Василия не знаешь?— сказал Копнин и боком выскользнул за дверь.

И не успела дверь закрыться, как уже появился Копнин.

— Я же понимаю, мучаешься ты,— сказал он Роману,— боишься меня. А ты не бойся. Мы с тобой на одном суку. Я ли подпилю, ты ли — все одно обоим греметь.

Роман надвинулся на него.

— Отдам я справку-то,— успокаивающе сказал Копнин.— Сенька обронил по пьянке, ну а я подобрал... А тебе даю слово — зерна не возьму, и не сумлевайся, на свадьбе первым гостем будешь!

Роман пристально посмотрел на него. И вдруг ему стало ясно, что этот человек не опасен. И словно многопудовая тяжесть свалилась с плеч.

Повеселевший пришел домой Копнин. Сел за стол. Стал прикидывать: кого в гости позвать. Жаль, Василия нет — порадовал бы его. Да и жене надо сказать. И только собрался было пойти на ферму, к сыну, как залаяла собака и кто-то вошел в сени.

— Наше вам с кисточкой! — сказал продавец в приоткрытую дверь.

Копнин нахмурился:

— Ты что прискакал? Завтра я сам в район собирался, по пути и заехал бы.

Продавец достал из сумки пачку денег.

— Ровно тысяча пять рублей. Пшеничка реализована полностью.— Он передал деньги Копнину. Тот поспешно сунул их в карман.— Кроме того, имеется заманчивый перспективный план. — Продавец беззвучно засмеялся. — Поскольку у нас имеется небезызвестная справочка председателя с его собственноручным автографом, то...

— Нет, брат, с председателем все кончено. Сын мой женится на его сестре,— твердо сказал Копнин.

Свадьба. Теперь уже редко увидишь свадебный поезд. Не промчатся по улице тройки, увитые лентами, увешанные колокольцами. Не увидишь и невесту в подвенечной фате. Новые времена — новые порядки. Но от этого счастье молодых не меньше.

Привезли из загса Полинку и Василия на «Победе».

На крыльце их встретил Копнин. Широко распахнул перед ними двери. Взял Василия обеими руками за голову. Пригнул к груди. Поцеловал. Поцеловал и Полинку.

— Живите со счастьем!— сказал он.— И уступил место жене. Та мелко перекрестила молодых и тоже поцеловала.

Посреди горницы накрытый стол. На нем всякая еда. Графины с вином. Поодаль от стола гости.

Снова хлопнула дверь. Вошла Ирина с ребенком на руках. За ней медленно, как больной, переступил порог Роман.

Кто-то завел патефон, грянул марш. Полинка подбежала к брату.

— Желаю тебе счастья, сестренка,— и с грустью и светло сказал Роман. Обнял ее, заглянул в самую глубину Полинкиных глаз. Хотел что-то сказать Василию, но только кивнул и отошел.

С веселым шумом начали гости усаживаться за стол. Копнин стоит с поднятой стопкой. Он доволен. Свадьба получается неплохая.

— Горько! — кричат гости.

Молчит Роман. Слабая улыбка еле теплится на его губах.

Василий встает. Полинка сидит, опустив голову.

— Полина!— зовет ее Василий.

Полинка еще ниже склонила голову.

— Горька-а!

— Ну, Полина...— наклоняется, упрашивает Василий Полинку.

— Стыдно при всех,— еле слышно отвечает Полинка.

— Так ведь обычай такой...

— Глупый обычай!— Но все ж встала. Обняла Василия за шею.

Поцелуй длится долго.

Гости смеются. Наконец Полинка оторвалась от Василия. Оглядела всех:

— Теперь пейте.

Еще больше веселья прибавилось. Гости пьют. Только Роман чуть пригубил свою стопку.

— Обижаешь, Роман Гаврилыч,— тихо сказал ему Копнин.

— Не могу,— ответил Роман.

— А ты через не могу! Свадьба. А то гости бог знает что могут подумать. Давай-ка! — И, налив себе, Копнин чокнулся со стопкой Романа.— Да и ребят не обижай.

Роман выпил.

Девчата, подруги Полинки, запели веселую свадебную песню.

Роман посмотрел на Полинку, на Василия, на гостей и сказал то, что мучило его все эти дни:

— Будьте честны! Когда человек честен, он счастлив,— сказал он и, не выпив, опустился на стул.

За столом недоумение. Непонятно, зачем такой тост сказал Роман. Ирина смятенно смотрит на мужа. С укором глядит Полинка. С прищуром — Копнин.

— Сразу видно руководителя! — И хотя, конечно, все мы люди честные, но поскольку слово сказано, то следует выпить. Шумят гости.

Роману невмоготу среди веселья. Выбрал удобную минуту, когда все занялись разговорами, вышел в сени.