«Печень в кишечник — верное решение»: абсурдные стикеры и деревянные вагины Эдварда фон Бенкендорфа
Эдвард фон Бенкендорф — это, конечно, псевдоним. Причём такой, который даже гуглить бессмысленно — среди исторических личностей, которых выдаст поисковик, всё равно не найти художника, скрывающегося за этим именем. Эду, впрочем, это только на руку — несмотря на то, что он создаёт не столько злые и остросоциальные, сколько весёлые и откровенно смешные работы, во многих из них при желании можно усмотреть и оскорбление власти, и ещё бог знает что.
Материал «Печень в кишечник — верное решение»: абсурдные стикеры и деревянные вагины Эдварда фон Бенкендорфа впервые был опубликован на Звезда.
Мы в своё время познакомились с ним в галерее-лаборатории «Дом грузчика», а когда она закрылась, Бенкендорф стал часто появляться в ЦГК, где тусовался с Алексеем Илькаевым, Леной Рэмбо и другими молодыми неформальными художниками, которые какое-то время просуществовали в проекте СХ. Спустя год СХ стал не очень активен, но большинство художников, имевших к нему отношение, до сих пор регулярно появляются в Центре городской культуры — и Бенкендорф как раз из таких. Чему мы все очень рады, несмотря на то, что как таковым искусством он почти и не занимается. Хотя впервые соприкоснулся с ним довольно давно — ещё в 2011 году.
Что с ним происходило до этого — неизвестно. Эд утверждает, что до 2011 года себя вообще не помнит — ну или как минимум не считает нужным рассказывать: «Пришёл из армии, год долбился, ничего не делал». А потом он вписался в первые «Длинные истории Перми» — в тот период он ещё подрабатывал в пивоваренной компании с относительно свободным графиком, поэтому мог заниматься ещё и покраской заборов. Тогда же Бенкендорф совершил первый в жизни акт искусства:
— Мы красили какую-то фигню возле Заксобрания, и я сделал флэш-арт: нарисовал человека с огромным членом. Ну там стену всё равно надо было закрашивать, я его намалевал, тут же стёр, но успел сфотографировать, чтобы он остался в интернете навсегда — круто же, мужик с членом в центре города, прямо под окнами Заксобрания.
А до этого Эд никогда не пробовал себя в уличном искусстве, хотя дружил с художниками Максом Чёрным и Sad Face — они все вместе занимались танцами. Иногда он вместе с Максом ходил рисовать граффити, но сам не рисовал:
— Меня тогда пугал баллончик и вся эта суета вокруг — постоянно было ощущение, что вот щас мужик выйдет из гаража, на котором ты рисуешь, и зарежет тебя.
Собственно, поэтому он и начал с «Длинных историй Перми» — там фактор грозного мужика отсутствовал, волонтёры и художники красили и рисовали легально, всегда имея при себе нужные разрешительные бумажки.
Потом Макс Чёрный познакомился с художником Алексеем Щигалевым и познакомил с ним всю остальную компанию. Вместе они пошли к Юрию Лапшину, возглавлявшему Арт-резиденцию, и договорились о предоставлении мастерской. Чёрный, Щигалев и другие в ней занимались искусством, а Эд, по его словам, искусством не занимался и просто тусил за компанию, продолжая подрабатывать то тут, то там. В результате он накопил денег, бросил работу, съездил в Индию, а затем вернулся в Пермь с твёрдым намерением не работать больше вообще никогда.
Непонятно, то ли Бенкендорфа вдохновила Индия, то ли он сам по себе созрел, но по возвращении он наконец-то начал свой путь в искусстве. Путь начался с деревянных вагин, ими же и продолжился. Как-то раз Эд принёс в мастерскую инструменты, задумав вырезать из дерева разных «фаллических русских богов». Но боги всё как-то не вырезались, а инструменты лежали в мастерской, пока не попались на глаза Чёрному и Илькаеву.
— Ну и они, в общем, вырезали по деревянной вагине, — с восторгом вспоминает Эд, — Мне самому тогда как-то ничего не делалось, а эти вагины я увидел и понял: вот, это оно! Мне показалось, что это очень крутая вещь. И я стал вырезать уже в собственном стиле, который с тех пор не менялся, разве что я начал использовать лак и краску: а то раньше можно было в палец занозу загнать, пока их теребишь.
С тех пор деревянная вагина стала одной из визитных карточек Бенкендорфа — за прошедшие годы он вырезал, раздарил и продал около двухсот экземпляров. Правда, большинство из них было создано уже не в стенах мастерской: в 2014 году в Арт-резиденции появились какие-то страшные грибы (Щигалев, вспоминая об этом, говорит о чёрной плесени — тоже мало приятного), и всей компании пришлось срочно эвакуироваться, чтобы грибы не успели никого сожрать.
Из Арт-резиденции художники переместились в лабораторию «Дом грузчика». Там Эд продолжил вырезать вагины, но никакими другими видами искусства не занимался до тех пор, пока не стал куратором одной из выставок другого легендарного резидента ДГ — Кирилла Креста.
— Я на примере Кирилла увидел и понял, насколько на самом деле легко делать искусство, — вспоминает Бенкендорф, — Я ему тогда подкидывал идеи, а он запросто рисовал. Я же ему показал Кару Делевинь, он потом поехал по ней, особенно когда в «Отряде самоубийц» увидел. Недавно, правда, выяснилось, что Кара Делевинь лесбиянка, и я думал, что Кирилл расстроится, но ему пофигу. Он молодец.
Примерно тогда же, когда у Бенкендорфа состоялся первый кураторский опыт, он сделал и первые стикеры, положив начало своему самому долговременному творческому проекту. Правда, тогда он ещё не воспринимал их как объекты искусства и всё ещё считал, что не занимается творчеством — разве что создавал разные маленькие инсталляции для выставок, проводимых в Доме Грузчика. Например, однажды он принёс иконы и бутылку водки, Sad Face (ну кто же ещё) добавил виселицу, и в итоге в экспозиции появился «уголок среднестатистического алкаша» вроде тех, которые, по словам Эда, всё время тёрлись по соседству от лаборатории и курсировали от «Лиона» до «Красного и белого». В другой раз Бенкендорф собрал в окрестностях «Дома Грузчика» бутылки из-под боярышника и набил ими нечто вроде самодельной куклы: вскрываешь человека, а там внутри бутылки звенят.
В общем, в «Доме грузчика» Бенкендорф действительно стал ближе к искусству — настолько, что в какой-то момент отвлёкся от вагин и изготовил деревянный член:
— «Черенок Каддафи» стал моим первым политическим высказыванием, — вспоминает он, — Это черенок от лопаты, а конец в форме члена. Каддафи, как известно, перед смертью насиловали черенком от лопаты. И я решил, что если в какой-нибудь стране начнётся революция и диктатора (любого, хоть Ким Чен Ына) будут свергать, я отправлю этот черенок туда. Чтобы там не было грубого насилия — потому что, ну, лопата же грязная, а тут лакированный гладкий черенок.
Правда, этим планам не суждено было сбыться, потому что во время ярмарки в Стокгольме, куда чуть больше года назад отправились все художники проекта СХ, Илькаев случайно подарил черенок Бенкендорфа одной из ярмарочных кураторок.
— Странный подарок вышел, — вздыхает Эд.
По возвращении из Стокгольма он, вдохновлённый примером Кирилла Креста, полученным в Европе опытом, а также посещённой в Питере галереей «Свиное рыло», наконец-то начал рисовать на холстах. Его первая работа называлась «Время идёт, вождь гниёт» — она была успешно продана на арт-акционе «Кости». Этот случай внушил Эду определённый финансовый оптимизм:
— Я тогда ещё боялся, что, если займусь искусством, то у меня быстро деньги кончатся, стану нищим, и придётся идти на работу. Я, конечно, и сейчас очень экономный. Просто я не хочу платить налоги государству, и пенсии у меня тоже не будет — это принципиально, такая форма протеста. А неофициально, например, можно работать, я очень работоспособный и ответственный.
После первой проданной работы Бенкендорф решил покупать новые холсты и краски с денег, вырученных за уже проданные холсты — так он вознаграждал сам себя и стимулировал собственное творчество и продажи. Так после проданной на «Костях» работы появилось ещё несколько картин, среди которых «Котопоп не сношает детских поп», «Грибники сожрали мента», «Наши люди идут к успеху» и другие. Названия некоторых работ Эд сперва видит во сне, и только потом визуализирует. Иногда к работам требуются пояснения, как, например, к «Нашим людям»:
— Тут только беременная женщина пытается ползти, — говорит художник, — потому что, когда женщина узнаёт, что она беременна, то ей надо как-то выкручиваться. Другой чувак никуда не движется, у него нет ног по пояс — это алкаш, который уволился с работы, потому что пил много.
Бенкендорф вслед за Илькаевым убеждён, что «мемы — это высшая точка искусства», поэтому большинство его работ простые, конкретные и запоминающиеся. В том же ключе он стал развивать и серию стикеров, которая сегодня стала, пожалуй, основным вектором его творческих устремлений. Стикеры — это просто газетные вырезки, скомбинированные в настолько абсурдном и дурацком порядке, что получаются фразы вроде «Печень в кишечник — верное решение», «Простой и комфортный алкоголизм в семье», «Лучше рак, чем в школу» и так далее. Эта абсурдность, впрочем, не мешает им иметь социальный или политический подтекст.
— Изначально это был такой ответ на бумажный спам, — говорит Эд, — Меня очень бесили эти газеты геморройные, которые в почтовые ящики суют. Телек можно выключить и не смотреть, а эти газеты всё равно появляются в ящиках — они делаются для бабушек, и там в основном всё про геморройные мази, печень, кишечник... Ну и я решил, что надо переработать это в искусство.
Бенкендорф использует те газеты, которые подворачиваются ему под руку — поэтому там и правда чаще всего всё про половую систему, геморрой и кишечник. Он был просто счастлив, когда Кирилл Крест однажды принёс ему газету, которую читал его отец — там всё было на военную и политическую тематику, поэтому кишечно-геморройные стикеры удалось разбавить стикерами с участием Путина и Шойгу. Чтобы как-то систематизировать эту работу, Эд придумал создать на основе своих «аналоговых» стикеров цифровой стикерпак в Телеграме, и тот возымел успех. Сегодня в нём больше полутора сотен картинок, а общее число установок приближается к десяти тысячам. Вы, кстати, тоже можете его скачать и установить. В конце концов, это редкий случай превращения стикерпака в постоянно пополняющуюся художественную коллекцию, автор которой, к нашему общему счастью, явно не намерен останавливаться на достигнутом.