Каково — деревня под Читой с населением в один человек

Simple Article Татьяна Пояркина, Диана Арнольд КАКОВО Деревня возле Читы, где живёт один человек Сейчас, глядя на рослые сосны и кедры, чувствуя смолистый аромат, слыша разве что щёлканье птиц, не верится, что когда-то на этом месте была деревня. Просторная улица с десятками домов, школа, клуб, магазин, три пилорамы. Жизнь была такой, как в фильме «Девчата»: с песнями про старый клён и весну на Заречной улице. Сейчас в деревне Каково Читинского района постоянно живёт один человек. Счастливо. Деревню Каково уже даже не найти на карте, хотя расположена она рядом с Читой. От города езды — меньше часа, через Сивяково и Амодово. Лес. Река. Бесконечное небо. Звенящая тишина. Вывеска на въезде стала устрашающей. Лес расступается поляной. Нас встречает хозяин. Хозяин тайги, не меньше. Постоянно в Каково живёт он один. Пять собак отчаянно облаивают нас и нашу машину. Николай Владимирович Пастушенко успокаивает: «Не бойтесь. Не тронут». «Это какая природа? Так... Вы бы видели, что здесь было до пожара. Посмотрите вон на ту сопку. Стеной стоял лес. Огонь страшный пришёл, сколько глаз хватает. И как дал! Жуть! Я был здесь. Это случилось 1 мая 2000 года», - не разделяет он наше восхищение природой. «Вот там, где сейчас железки лежат, у нас была школа — четырёхлетка , — показывает он чуть вдаль, — потом детей возили в Домну на учёбу. Там был интернат. Ходил паром через Ингоду. Всего 8 километров напрямую. А если объезжать, то 23 километра. Гораздо дальше. Уже за школой чуть в глубине стояли клуб и магазин». Сейчас обгоревшие сопки заросли молодыми ёлочками, пока невысокими, но насыщенно зелёными — символ новой жизни. В тот пожар в 2000-м сгорела и часть домов в самом Каково. Но уже тогда деревни практически не было. Как и во многих других местах, пик разрухи пришёлся на 90-е. До этого — полноценная жизнь рабочего посёлка с крупным леспромхозом. Люди приезжали сюда на работу: пилили лес. Влюблялись, женились, рожали детей. Николай Пастушенко родился в Каково. Его родители как раз и работали на пилораме. Сам Николай в местной школе не учился. Ещё, когда он был дошкольником, семья пережила трагедию, погибла его старшая сестра, и мать не смогла жить рядом с местом, где всё случилась. Переехали. Переезжали несколько раз. Став взрослым, он сам вернулся в этот посёлок в 1987 году. Но уже тогда леспромхоз почти не работал, люди начали разъезжаться. «Пришёл какой-то новый начальник, посчитал, что леса нет. Люди начали разбредаться. Многие поехали в Кадалу. А здесь сначала золотари допиливали лес. Потом все эти дома сломали, и военные хотели построить пионерский лагерь. Всё поворовали. Это уже после развала Союза. Тогда всё окончательно и захирело», - рассказывает Николай Пастушенко. Но сам он нашёл здесь не только предназначение, но и неуловимый многими смысл. Просто жить. Встречать выползающее из-за сопок солнце. Летом дышать разнотравьем, собирать моховку, голубику, землянику. Шагать по хрустящему нетронутому снегу. Первым переезжать сковавшуюся льдом реку. Засыпать под вьюгу. Знать каждое дерево и тропинку. Николай работает в Институте природных ресурсов. В Каково летом приезжают учёные и проводят свои научные эксперименты: высаживают необычные растения, прививают их, ухаживают, наблюдают. Николай помогает следить и ухаживать за всем этим. Присматривает он и за домиком учёных. Отчасти задатки этой работы были заложены ещё в 80-х. Тогда в Каково начали создавать полноценный дендрарий. «Один учёный здесь на краю леса посадил лиственницы из разных областей — Тамбовской, Красноярской и т. д. Такой квадрат географических культур. Посадил, можно сказать, случайно. Но с этого всё и началось», - рассказывает Николай Владимирович.Подводит к кедрам, которые начинали расти как сосна. Потом их привили. И теперь это роскошные великаны. Рядом — крохотные голубые ели. Здесь же кусты жимолости, лесного ореха типа фундука и даже барбариса. Он увешан красными гроздьями ягод. Успеваем сорвать уже подмороженные ягоды облепихи. Николай показывает деревья груши. Вызревают, правда, плоды небольшие. Left Right Идём к реке. Возле неё один домик — дачника. Он приезжает сюда тоже только летом. Николай шутит, что повесил ему на забор название улицы Набережная (потому что возле реки), а себе — Центральная. Две улицы и два дома. Река Каковка вот-вот покроется коркой льда, но ещё бежит, звенит, дышит. Николай говорит, что многим названия реки, да и самой деревни кажутся неблагозвучными. И даже первоначально посёлок назвали Лесоучастком Амодовским. Рассказывает, что в XIX веке здесь рядом была мельница. У него хранится один из её жёрновов, на котором написано по-французски «Ля Ферта». Это город во Франции, в котором как раз в то время изготавливали жернова для мелкого помола муки. На мельнице работал старик, у которого была фамилия Каков. Бегущую рядом речку стали называть Каковкой. А уже потом от реки назвали и деревню. Река горная, питается от ледников. Встречаются ленки и хариусы. Вода — целебная.«У меня как-то здесь дачники жили. У них сейчас в Чите центр релаксации. Пожаловался им, что коленки захрустели. Они мне говорят — поброди в Каковке, и пройдёт. Не поверил. Потом в резиновых сапогах переходил реку и провалился. Думаю, что всё, конец, вообще ходить не буду. Как рукой всю боль сняло», - рассказывает Николай. Заводит в дом. На фасаде висит старое колесо, как будто от телеги. Его Николай нашёл здесь в Каково. В доме на кровати в обнимку лениво потягиваются два кота. Мурлычут, сворачиваются клубками. Николай Владимирович показывает симпатичные деревянные кадки под ягоду. Сам делает. Достаёт из тумбочки стопку фотографий. Надевает очки. С удовольствием рассказывает, когда были сделаны снимки. Смакует каждый момент. Вспоминает. Радуется нашим отзывам. Достаёт телефон, листает фотографии в галерее — лес жёлтый, зелёный, оранжевый, белоснежный; горы, скалы, туристы. Он водит туристические группы по малоизвестным, но красивейшим местам. «А это сын в Ялту ездил, ничего интересного», - как бы вскользь пролистывает он несколько фотографий с морем и пальмами. Он не из той природы. Песочные пляжи, ласковое солнце, тёплые южные ночи и вечера — не о нём, не трогает. Он про другое. Про жизнь почти в одиночку в деревне, которой как будто и нет. Но без всякого стремления бросить всё и уехать, и без всякого сомнения, что должно быть иначе. И этот вопрос «А не страшно ли вам здесь?» звучит, конечно, нелепо. Он и не отвечает. Улыбается. И, наверное, понимает, что в одиночку хранит память целой деревни. Не предавая её. И любя бесконечно. Made on Tilda